Прощание с осенью - Станислав Игнаций Виткевич

— Шпионить ходишь от контрреволюционных люптаков? А? Шпионить? — (С сильным русским акцентом в последнем слове). — К стенке его вместе с Мачеем! Поняли? Иначе не сносить нам головы.

Ясно было, что это первый такой случай на этом участке.

— Товарищ, у меня есть очень важное сообщение для комиссара внутренних дел. Я его друг детства.

Теперь, вслушиваясь в собственный голос, Атаназий почувствовал, что дело плохо, что все свои козыри он уже сдал, но не боялся, он был вне этих категорий, а где, и сам не знал. Он смотрел на все со стороны, словно это был не он, а кто-то чужой, безучастный и страшный в этом своем равнодушии. Он чувствовал, что его сила скована, точно вулкан, который готов взорваться, но не может. У него перехватило дыхание, но он поклялся себе, что это были его последние слова, обращенные к живым существам, что впредь он будет только молчать — и не дрогнет, что бы там ни было. Он был уже в другом мире, в том, о котором мечтал с детства, вне жизни и теперь даже вне кокаина. Но он понимал, что только с помощью проклятого порошка смог взлететь до этих высот. «Такой ценой прекрасен может быть только конец жизни», — подумал он. И уже с того света здесь, на земле, он услышал голос, но уже не голос русифицированного нивелистического типа, а голос самого предопределения, который значил совсем не то, что произносил.

— Matczat’! К стенке! — говорил голос с того света, но говорил н а о б о р о т. — Отделение, становись!

Заскрежетали материальные части единичных существ. Атаназий полез за последней дозой. Всё, что оставалось от той гадости, лежало в кармане жилетки.. Даже если бы этого у него не было (этой последней дозы), он остался бы точно таким же. «Да, это прекрасно, лучше вида с амфитеатром вершин в Долине Обломков. Я в любом случае наверняка был бы над всем этим». Он сам не слишком понимал, о чем, собственно, думал. Истина последнего момента — кто в состоянии оценить ее, измерить? Наркотики или не наркотики — это из тех крайних вещей, которые проверить нельзя. Абсолют в таблетке — да, — но кто ж это поймет? Кто? Человек, поставленный к «метафизической стенке», может быть, именно в этот момент врет больше всего? К сожалению, Атаназию не перед кем было притворяться. Другие гибли по-другому, но воистину никто из живущих не знает как. Я — это «я», а не другое, тождественное себе раз и навсегда, и погибнуть оно может только так, а не иначе. Дух Зоси обнял Атаназия горячим земным объятием. Наконец-то! Еще мгновенье, и она могла опоздать. Никого не было с ним рядом, кроме нее. Поставили. Он четко видел перед собой только режущий глаза свет электрического фонарика и темную кучу верзил с направленными на него винтовками. Над ними виднелась черная масса гор, в глубине которой поток бормотал что-то невразумительное, и его голос нес холодное дуновение. В чистом небе почти спокойно горели звезды. Они были безучастны, словно застыли. Напрасно пытался Атаназий установить взаимопонимание со звездами. Не получилось. Клацанье затворов. «Ну — давайте. Я готов». Рядом стоял тот, чужак, из-за которого погибал Атаназий. Было видно, как он дрожит.

— Огонь! Пли!!! (Только бы не в то же место, куда попал Препудрех...) Грохот и страшная боль в желудке, боль, от которой у него был психический иммунитет уже давно (уже пару минут), первая в жизни сильная физическая боль — первая и последняя. «Наверняка печень». И одновременно чувство наслаждения, что сердца нет и оно никогда больше не забьется — никогда. Одна из пуль, самая умная, попала прямо в сердце. С ощущением неземного блаженства, утопая в черном небытии, напоенном жизненной сутью, чем-то таким, что не является всего лишь иллюзией непримиримых противоречий, а к а к р а з т е м с а м ы м, единственным и все же несбыточным даже в самый момент смерти, а только в бесконечно малую частицу времени после него... Что это значит? Ведь это уже не он (но на этот раз серьезно, без шуток) слышал передергивание затвора, команду и крик стоявшего рядом: Мачей кричал, видимо, так же больно задетый пулей, выл все тише и тише. Не знал того Атаназий, что это было его последнее впечатление. Он скончался под вой другого — угас в этом вое, становившемся все тише в его ушах... Мачей выл все ужасней — те вынуждены были выстрелить в него еще раз. Возвращаясь к предыдущему: разве инфузория в стакане воды не то же самое чувствует? То же, только не умеет выразить. А мы умеем? Тоже нет. Наконец Атаназий перестал жить.

Информация

Иногда о нем думала Геля (Гиня умерла вскоре после этого), иногда Препудрех, но по-другому — скорее в бессмысленных звуках, чем в словах. Он теперь был в дружеских отношениях с Гелей (которая стала любовницей Темпе и работала в следственной комиссии по особо важным делам), о разводе не было и речи. «Этот меня как-то странно убедил», — порой восхищенно думала она о князе. Через год Геля надоела Темпе своей жестокостью и нимфоманией — Темпе был человеком чистой идеи и чистым человеком. В это время Препудреха отправили в качестве посла ППСН в его родную Персию. Перед самым отъездом супруги Белиал окончательно помирились и поехали вместе. Кажется, в Гелю был влюблен персидский шах, и она стала звездой тегеранских балов. Потом устроила дворцовый переворот и посадила на трон своего Азика. Но правила в сущности она сама, всевластно и безраздельно. И кровь Берцев и Шопенфельдеров (и даже Ротшильдов) играла в ней уже до конца жизни. Метафизическим трансформациям не было конца. (Конечно, для Атаназия было благом, что его убили в тот вечер. Можно себе представить, какой «katzenjammer» пережил бы он на следующее утро, если бы убедился на трезвую голову, что его идея — это полная чушь, а кроме того — ужасный результат злоупотребления «коко», «белой колдуньей». Брр!)

— Ну вот, одним лишним человеком на свете меньше, и даже двумя... хотя... — сказал, заходя в будку, один (видимо, самый умный) из расстрельной команды.

Вскоре храпели все, за исключением нового караульного, который наверняка более бдительно, чем его предшественник, охранял государство Темпе: иногда пример — хорошая штука. Где-то вдали мрачнели горы и помигивали тихие звезды; в тиши иногда прохладный ветерок доносил бормотание потока. Но кто это видел и слышал? Некому было печально сказать: «Как прежде».

Информация

Сбылось и второе пророчество Гели Белиал. В Свентокшиских Горах имели место антинивелистские выступления. Сумасшедших повыпускали из психлечебницы. Они разбежались во все стороны, кому куда хотелось. Зезя Сморский вступил в перебранку с каким-то патрулем. Ему вспороли брюхо, предварительно привязав его к стволу дерева. Из ближайшей лавки принесли керосин, облили и подожгли. Да — оно даже и лучше, что иные погибли, в особенности — Атаназий. Жить, не будучи способным ни к жизни, ни к смерти; в осознании мелочности и скудости своих идей; не любя никого и не любимым никем; быть абсолютно одиноким в бесконечном, бессмысленном (смысл — вещь субъективная) мирозданье — просто ужасно.

Все знают, как потом стала развиваться страна под правлением Саетана Темпе, который всегда был прав, так что об этом даже не стоит говорить.

«Возьмитесь за какую-нибудь полезную работу», — говаривала старая тетка Атаназия (хватит уже этого имени). Ну и взялись из прежних отбросов те, кто выдержал всё, — но их было не так уж и много. Возникали новые, другие люди... Но к а к и е, этого никто себе даже приблизительно вообразить не мог.