Харбин - Алексей Воронков

– Нет!

– Хорошо… Так я и передам в Центр, – заявил связной.

– Что ж, это ваше право… Только не забудьте сказать, что предавать я никого не собираюсь, а буду, как и раньше, верой и правдой служить своей партии и народу. Запомнили? Ну, тогда до свидания…

Связной ушел, оставив Болохова наедине с его тяжелыми мыслями. Как бы то ни было, а он прекрасно сознавал, что играет с огнем и что если не одумается, то уже завтра его могут объявить предателем. Но что он мог с собой поделать? Лиза – вот что было для него сейчас важнее всего на свете. Но ему требовалось какое-то время, чтобы уговорить ее отправиться с ним в Москву. В противном случае он потеряет ее навсегда.

Но разве в Центре его поймут? Для них любовь – пустой звук. Революция – вот то главное, ради чего, по словам ее вождей, стоит жить. А он хочет любить. Разве это преступление?

А тут и без того нервы ни к черту. И все из-за этих участившихся чисток в их системе. Новый вождь не доверяет силовикам, боится удара в спину. Чуть оступился – тут же попадешь в мясорубку. Ну а этот подлец Карсавин выставил его в таком черном свете – не отмоешься. Тогда разве имеет значение, когда он вернется в Москву?

Но тогда что же – чужбина? Но ведь это страшно – остаться без родины. Уж лучше сразу, как говорится, головой в прорубь.

А может, все-таки рискнуть? Может, вернуться? – думал Болохов. – Глядишь, и пронесет… Только вот как быть с Лизой?.. Может, наконец открыться ей, может, рассказать, кто он есть на самом деле, – и будь что будет?.. Вот ведь какое дело: он и родину терять не хочет и любимую. Но надо делать выбор. А что, если Лизу насильно увезти? – внезапно пришла ему на ум эта сумасшедшая мысль. Но тогда она его возненавидит, а какая уж после этого совместная жизнь? Одни только душевные муки…

А время бежит… Вот сейчас этот Иван Иванович зашифрует сообщение и по своим каналам передаст его в Москву, – усевшись на кровать и обхватив голову руками, думал он. Что-то там предпримут? Может, все-таки пронесет? Люди-то, кажется, там серьезные, думающие. Хотя – всякое может быть. Возьмут, да и впрямь приклеют ему ярлык предателя. Но это же несправедливо! Он ведь действительно хочет довести дело до конца. Надо полагать, это было не последнее совещание при генерале Хорвате – будут и другие. Значит, у него есть шанс. Главное – сохранить добрые отношения с ротмистром, иначе он лишится возможности бывать в управлении.

Так, вероятно, он сидел бы еще долго, если б не услышал за окном знакомый звук клаксона. Выглянул на улицу и увидел рядом с гостиницей сверкавший на солнце черный «Ви-Эйт», за рулем которого сидел ротмистр. На нем был цивильный твидовый пиджак и модная фуражка-шестиклинка с поднятыми на лоб мотоциклетными очками. Тот, заметив его, сделал знак, чтобы он вышел.

– Я не понял, друг мой, почему ты не на службе? – стягивая лайковую перчатку и протягивая Болохову руку, вполне серьезно спросил Шатуров. – Его превосходительство приказал мне срочно доставить тебя в управление.

– Генерал? – изумился Александр. – Что это он вдруг обо мне вспомнил?

– Да вот вспомнил, – произнес ротмистр. – Давай-ка садись – поедем.

Болохов в растерянности.

– Тогда мне надо хотя бы переодеться, – начал было он, но Шатуров махнул рукой.

– Не в ресторан едем – и так сойдет, – окинув взглядом товарища, заключил он. – Пиджак, брюки на месте – что еще надо?

Болохову ничего не оставалось, как сесть в машину.

– Скажи, тебе приходилось иметь дело с картами? – поддав газу, спросил его ротмистр.

– Ты это про игральные, что ли?

– Про топографические…

Болохов пожал плечами.

– Увы!.. Если бы ты спросил меня про покер или же там про вист…

– Нет, я серьезно. Генералу потребовался человек, который смог бы искусно чертить схемы. Я предложил ему тебя… Ты когда-нибудь видел фронтовые карты?

– Да вроде нет, – соврал Болохов. – Я же по штабам-то не сидел.

– Ну ничего, – успокоил его ротмистр. – Тебе покажут, как это делается. Главное, что у тебя рука верная – ты же художник. Я где-то слышал: картография выросла из искусства. – Он улыбнулся.

Александру с трудом удавалось скрывать свое волнение, когда он слушал ротмистра. Ведь он прекрасно понял, о чем идет речь. Коль заговорили о фронтовых картах, значит, скоро война. Тогда у него есть шанс быть в курсе всего, что происходит в логове врага. Бедный ротмистр! Он даже не представляет, какую страшную ошибку совершил, предложив генералу в качестве помощника Болохова. Ведь теперь советское командование будет знать о своем противнике все, включая численность его войск, схему диспозиций, и самое важное – направление его главных ударов.

– Ну коль вы принимаете мое предложение, то вам придется теперь подчиняться воинской дисциплине, – сказал Александру Хорват, который, как оказалось, общим решением лидеров эмигрантских организаций и движений был назначен Верховным главнокомандующим русской армии в Маньчжурии. – Не стану от вас скрывать: не сегодня-завтра мы объявим Советам войну. Вашей задачей будет заниматься штабными картами. Сможете?.. Ну вот и хорошо… Да, Сергей Федорович, – обратился он к ротмистру, – найдите господину Болохову подходящее обмундирование. С этой минуты он становится бойцом славной белой армии. Вопросы есть? Ну, коль нет, вы пока свободны. Идите, переодевайтесь, а завтра с утра на службу… Да, вот что… С сегодняшнего дня помещение нашей организации временно переходит в распоряжение штаба армии, так что жить вам придется здесь. Отлучаться можно будет только с моего личного согласия. Сами понимаете, работа секретная. Шульженко! Где ты там? – позвал он временно исполняющего обязанности начальника контрразведки харбинского отделения РОВСа, и тот тут же появился в дверях. – Сведи поручика с начальником секретного отдела – пусть выдаст ему карты.

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – ответил тот. – Пошли за мной! – нахмурив косматые брови, бросил он Болохову, которого, и об этом знали многие в управлении, он сильно недолюбливал. А в конечном счете – просто не верил ему.

В тот же вечер Болохов решил связаться с Иваном Ивановичем. Однако взявший трубку портье сообщил ему, что господин из сорок седьмого номера еще утром срочно покинул отель. Он тут же все понял: так обычно поступают в случае провала явки. Значит, Центр ему не доверяет? Но ведь новость, которую он хотел сообщить, их бы обрадовала.

Болохов не знал, что ему делать. Ехать в гостиницу он не хотел. Решил позвонить Лизе, которой в связи с чрезвычайными обстоятельствами вплоть до особого распоряжения запретили являться на работу.

– Приезжайте, – сказала она. – Я очень хочу вас увидеть.

Купив по пути у уличной торговки букетик ландышей, Болохов отправился в Модягоу.

– Какая прелесть! – взяв из его рук цветы, воскликнула Лиза. Вдохнув их аромат, закрыла от удовольствия глаза. – Ах!