Сфера - Дейв Эггерс

– Да уж, – сказала Мэй. Она и сама проводила такие подсчеты. Достаточно ли того, что некая доля человечества видит ее? Чего-то же это стоит.

– Так что мы должны удовольствоваться теми, кого знаем и можем узнать, – сказал Бейли, снова шумно вздохнув. – Удовольствоваться знанием о том, сколько же на свете людей. Их невероятно много, нам есть из чего выбирать. В лице твоего злополучного Мерсера мы потеряли одного из огромного множества людей, что напоминает нам о великой ценности жизни и ее изобилии. Я ведь прав?

– Ты прав.

Мэй рассуждала похоже. После смерти Мерсера, после срыва Энни, когда Мэй было так одиноко, в ней вновь разверзся провал, еще безбрежнее, еще чернее. Но зрители со всего мира протянули ей руку помощи, поддерживали ее, слали смайлики – миллионы, десятки миллионов, – и Мэй поняла, что это за провал такой и как его залатать. Провал – это незнание. Не знаешь, кто полюбит тебя и надолго ли. Провал – безумие незнания: не знаешь, кто такой Кальден, что в голове у Мерсера, что в голове у Энни, что она задумала. Мерсера можно было спасти – Мерсера спасли бы, – сообщи он, что у него в голове, впусти он к себе Мэй и весь мир. Незнание – корень безумия, одиночества, подозрений, страха. Но все это решаемо. С приходом прозрачности мир познал Мэй, прозрачность сделала Мэй лучше, приблизила, хочется верить, к совершенству. Теперь за Мэй последует весь мир. Полная ясность даст полный доступ, не останется больше незнания. Мэй улыбнулась: как все просто, как чисто. Бейли улыбнулся вместе с ней.

– Итак, – сказал он, – к вопросу о дорогих нам людях, которых мы не хотим терять. Я знаю, что вчера ты навещала Энни. Как она? Без изменений?

– Все то же самое. Ты ведь знаешь Энни. Она сильная.

– Еще какая сильная. И она так для нас драгоценна. И ты тоже. Мы всегда будем с тобой и с ней. Я понимаю, что вы обе это знаете и так, но хочу повторить. «Сфера» никогда вас не оставит. Ага?

Мэй еле сдерживала слезы.

– Ага.

– Ну и ага, – снова улыбнулся Бейли. – Пора идти. Нас призывает Стентон, и я думаю, всем нам, – тут он кивнул на зрителей Мэй, – не помешает отвлечься. Ну как, вы готовы?

* * *

Темным коридором шагая к новому аквариуму, что переливался живой синевой, Мэй заметила, как на стремянку взбирается новый смотритель. У Стентона случились философские разногласия с Джорджией, и он нанял другого морского биолога. Джорджия возражала против экспериментальных кормежек и отказалась делать то, к чему сейчас готовился ее преемник, высокий человек с бритым черепом, а именно заселить всех животных из Марианской впадины в один аквариум, создать экосистему ближе к подлинной. Идея абсолютно логичная, и Мэй радовалась, что Джорджию уволили и заменили. Кто станет возражать против создания почти природной среды обитания? Джорджия была робка и недальновидна; едва ли такому человеку место подле этих аквариумов, подле Стентона и вообще в «Сфере».

– Вот и он, – сказал Бейли, подойдя. Стентон шагнул в кадр, обменялся с Бейли рукопожатием, затем обернулся к Мэй.

– Мэй, я так рад снова тебя видеть, – сказал он, взяв ее за руки. Он сегодня был кипуч, но сейчас кратко дернул губами – отозвался на ее недавнюю утрату. Мэй застенчиво улыбнулась, подняла на него глаза. Хотела показать, что с ней все нормально, она готова. Он кивнул, отступил, развернулся к аквариуму. Для сегодняшнего эксперимента Стентон заказал аквариум гораздо больше прежних, населил его шикарным букетом живых кораллов и водорослей, и под яркой подсветкой все это симфонически переливалось. Сиреневые актинии, пузырчатые кораллы, зеленые и желтые, диковинные белые шары морских губок. Вода спокойная, но легчайшее течение раскачивало фиолетовую флору, что укрывалась в коралловых сотах.

– Красота. Какая красота, – сказал Бейли.

Они втроем постояли перед аквариумом – Мэй целила туда объективом, чтобы зрители заглянули в прекрасные глубины подводной живой картины.

– И скоро она будет полна, – произнес Стентон.

В этот миг Мэй ощутила рядом еще кого-то – горячее дыхание обдало шею сзади, слева направо.

– А, вот и он, – сказал Бейли. – Мэй, ты ведь, кажется, еще не встречалась с Тау?

Мэй обернулась и увидела Кальдена – стоит подле двоих Волхвов, улыбается, протягивает ей руку. В вязаной шапке, в мешковатой кенгурухе. Но безусловно Кальден. Не успев овладеть собой, Мэй ахнула.

Он улыбнулся, а она сообразила, что и зрители, и Волхвы сочтут это естественным – еще бы она не ахала, это же Тау. Мэй опустила глаза – оказывается, она жмет ему руку. Дышать не удавалось.

Она подняла голову – Бейли и Стентон ухмылялись. Думают, она околдована великим творцом, таинственным юношей, что стоит за «Сферой». Она снова поглядела на Кальдена, ожидая разъяснений, но улыбка его не изменилась. Глаза совершенно непроницаемы.

– Я так рад знакомству, Мэй, – произнес он. Говорил застенчиво, почти бубнил, но манера явно расчетливая. Он знает, чего ждут зрители от Тау.

– Мне тоже очень приятно, – сказала Мэй.

Мозги пошли трещинами. Это что за херотень такая? Мэй снова вгляделась в его лицо – из-под вязаной шапки выбивались седые волоски. Только Мэй знала, что они седые. А Стентон и Бейли-то в курсе, что Тау так резко постарел? Что он прикидывается кем-то другим, нулем без палочки, каким-то Кальденом? Наверняка в курсе, догадалась она. Ну еще бы. Вот почему он появляется только на экранах – вероятно, снимали давным-давно. Они крутят это все до бесконечности, помогают ему исчезнуть.

Они так и не разняли рук. Мэй отдернула ладонь.

– Надо было познакомиться раньше, – сказал он. – Я прошу прощения. – И заговорил в объектив, абсолютно естественно играя для зрителей: – Я работал, у меня кое-какие новые проекты, очень крутые, но общительность моя оставляла желать лучшего.

Число зрителей мгновенно подскочило – тридцать с хвостиком миллионов превратились в тридцать два и полезли выше.

– Давненько мы не собирались втроем! – сказал Бейли.

Сердце у Мэй колотилось как ненормальное. Она спала с Тау. Это что значит? И Тау, а не Кальден, предостерегал ее от Полноты? Как это возможно? Это-то что значит?

– Что мы сейчас увидим? – спросил Кальден, кивая на аквариум. – Я, кажется, догадываюсь, но не терпится посмотреть.

– Так, – сказал Бейли, хлопнул в ладоши и в волнении заломил руки. Повернулся к Мэй, и та наставила на него объектив. – Мой друг Стентон предоставил пояснения мне – а то он углубится в технические детали. Как известно, из непознанных глубин Марианской впадины он привез удивительных существ. Некоторых вы уже видели – осьминога, морского конька с потомством, а также акулу, нашу примадонну.

Слух о том, что перед камерой собрались все Волхвы, разлетелся пожаром, и аудитория подскочила до сорока миллионов. Мэй повернулась к этим троим и на браслете увидела яркий кадр – три профиля обращены к стеклу, лица омыты синевой, в глазах отражается непостижимая аквариумная жизнь. Между тем зрителей набралось уже пятьдесят один миллион. Мэй посмотрела на Стентона, и тот, почти неуловимо склонив голову, показал, что надо снимать аквариум. Мэй сдвинула объектив, глазами сверля Кальдена, ловя хоть какой-то намек на узнавание. Тщетно – Кальден созерцал воду. Бейли продолжал: