Меч, Палач, Дракон - Александр Рау

Он выполнит данную Ангеле клятву — сделает ее королевой. А после уедет. Куда? — мир огромен. Может, домой — за Море. Старые обиды уже забылись, раны затянусь. Заживет и эта. Не в первый раз.

Кармен Феррейра несколько дней наблюдала за письмом, лежащим на столике Ангелы. Неровные буквы, старались держаться в строчках, но иногда выпрыгивали за их рамки, несмотря на все усилия автора. Фрейлине был знаком этот подчерк. Она живо представляла себе узкую ладонь, тщательно водящую строфы гусиным пером, и комкающую листки, когда мысль терялась, или уходила в сторону. С тобой, Что станет с тобой? Когда останешься без меня, что за свет унесет тебя, что за мрак — меня? Боль в висках, в глазах, боль в сердце в костях, в крови, в душе… С тобой, что станет с тобой?

Ангела не прятала листок, не выбрасывала, но и не отвечала. Кармен ждала вместе с автором. Тщетно.

Невысокий крепыш в полный латах с вызовом смотрел в лицо Агриппе д'Обинье, уперев руки в боки. Полковник ландскнехтов из империи Хальцед — Верен фон Урслин, избравший себе девиз: «враг Бога, сострадания и милосердия», — не собирался менять принятого решения.

— Мои люди не хотят драться, Маршал! — нагло заявил он Агриппе, явившемуся выяснить причину бездействия кондотьеров.

Командиры вели переговоры между двумя линиями своих воинов.

Полторы тысячи «копий» фон Урслина остались в своем лагере. Вооруженные и готовые к бою, они, тем не менее, не собирались сражаться на стороне нанимателя — герцога Гальбы.

— Подлец, — Агриппа схватился за меч.

Гвардейцы за его спиной обнажили оружие. Латники Верена ощетинились копьями и подняли арбалеты.

— Да, я таков, — рассмеялся кондотьер, — Оцените ситуацию, маршал. Вас оставляют собственные вассалы, а вы требуете верности от наемника. Войско Ангелы в полтора раза превышает ваше. Мы не самоубийцы. Оставьте нас в покое, иначе мы силой пробьемся.

— Я не отпущу предателя! Вы окружены. Не уедете.

— Под моей командой двенадцать рот — пять тысяч конных, из них четверть — тяжеловооруженные латники. Ты истечешь кровью маршал. Мачадо съест тебя, не поперхнувшись. Мы не хотим воевать ни с ним, ни с тобой. Пропусти, и мы останемся нейтральными.

Лицо Вернера фон Урслина было правильным аристократичным, изнеженным, но чести у хальцедского дворянина не было ни капли, потому-то его империя и разваливалась на части.

Д`Обинье шумно дышал, с ожесточением выпуская воздух. Все его естество требовало покарать изменника, опыт полководца поддерживал — опасно оставлять за спиной пять тысяч конных. Но войско Ангелы совсем близко, начни он сражение с Вереном, Мачадо и Торе ударять в спину. Драться на два фронта, уступая в числе — верная погибель.

Маршал отпустил рукоять меча, на треть покинувшего ножны, и молча развернул коня. Предоставляя фон Урслину свободу действий. Отдавая на разграбление уходящим наемникам — хищным зверям — камоэнские города.

Непривычная тяжесть сдавила левую половину груди, в глазах потемнело, Агриппа покачнулся, с трудом удержавшись в седле. Скрипя зубами от боли и злости, маршал одолел непривычную слабость; впереди у него была битва, в которой он должен победить. Самое страшное из сражений. Против своих.

Деревне Гадливой вскоре предстояло стать знаменитой на весь Камоэнс. Но тупые, недалекие крестьяне, не осознававшие надвигающейся на них славы, спешно угоняли скотину близлежащий лес, в тщетной надежде спрятать ее от вездесущих ландскнехтов. Две армии собирались топтать посевы Гадливой и пяти соседних деревень. Урожай после опасных забав благородных не собрать — а так, может, хоть коров да лошадей спасти удастся.

Нелегко найти подходящее место для битвы, способное разместить почти пятьдесят тысяч человек с обеих сторон. Граф Торе разместил войско в одну линию, нарушаемую рощами и ручьями. В центре — широкая полоса пехотинцев — пикейщики-скайцы, защищавшие лучников-паасинов. С флангов по десять тысяч рыцарей — сводные графские и баронские дружины; месенады[14]отдельных областей и владений, составленные из мелких нобилей-кабальеро; сбродные отряды наемников. Беспорядочное и децентрализованное воинство.

— Луис, не рвитесь в атаку. Агриппа уступает нам в числе, но превосходит в умении. Будьте в резерве, — советовал поэту Гийом.

Чародей отрешился от участия в воинском совете, его замечания и рекомендации никто не слушал. Двадцатилетний опыт боевого мага оказался никому не нужен. Вельможи, уже примерявшие на себя придворные одеяния, давно заочно разбили маршала д'Обинье.

Войско перед битвой проснулось затемно. Построение заняло все утро. Маг отклонил предложение Ангелы остаться вместе с ее свитой, и зашагал к своим скайцам. Честный бой — единственное, что ему оставалось.

— Хэ, Гыйом! — радостно оскалился Ханрик Оланс, — А я уж думать, ты накласть в штаны.

Появление мага вызвало оживление среди наемников. Командиры скайцев с громкой руганью отдавали последние команды. Паасины Лойала серьезные и сосредоточенные проверяли тетивы и колчаны. Между их порядками оставалось достаточно места для подносчиков стрел, которые бегали за ними к специальным возам в тылу строя.

Выйдя вперед, маг внимательно наблюдал за развертыванием порядков вражеского войска. Хвастовство Рамона Мачадо в очередной раз оправдалось. Латников фон Урслина с отрубленной головой на знаменах видно не было.

Гальба и д'Обинье совершили тактическую ошибку, переоценив верность своей армии, ее стойкость к посулам Ангелы и Мачадо. Войска, оставленные ими на границах, уже не успевали помочь столице. Рыцарской конницы с учетом гвардии и дворянского ополчения набиралось тысяч восемь — десять, против двадцати у графа Торе. В пехоте силы были равны — по одиннадцать тысяч. У Агриппы даже был перевес — ордонансные роты, обученные по приемам Риккардо де Вега, имели на вооружении новомодные бомбарды, стреляющие камнями и гвоздями и «огнеплювы», изрыгающие горящую нафту.

За построением ордонансов Гийом следил особо тщательно. Где-то там, среди пушек крутился его хороший знакомый Барт Вискайно — бывший купец с хитрыми глазами. Маг очень наделся на него.

Герцог Гальба наблюдал за врагом с пригорка за линией войска. Регент подносил к глазу хитрую панирскую трубу с увеличивающими стеклами.

— Сколько их, ублюдков, собралось. И все о смерти моей мечтают, безмозглые алчные козлы!

Свита, привычная к его ругани хранила спокойствие.

— Двинулись. Ну же, Агриппа, не подведи меня! Господи, покарай грешников, защити верных слуг твоих! — мольба герцога больше напоминала приказ.

Агриппа разделил конницу в противоположность Торе и Мачадо. Большая часть его рыцарей сосредоточилась на правом фланге.