Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия - Сергей Михайлович Сергеев

Н. Врангель передает такие слова «Белого генерала», сказанные незадолго до смерти: «А все-таки в конце концов вся их лавочка [режим Александра III] полетит тормашками вверх… Полетит, – смакуя каждый слог, повторил он, – и скатертью дорога. Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду… династии меняются или исчезают, а нации бессмертны». П. А. Кропоткин пишет в своих «Воспоминаниях революционера»: «Из сообщений Лорис-Меликова, часть которых была обнародована в Лондоне приятелем покойного (…), видно, что, когда Александр III вступил на престол и не решался созвать земских выборных, Скобелев предлагал даже [М.Т.] Лорис-Меликову и графу Игнатьеву (…) арестовать Александра III и заставить его подписать манифест о конституции. Как говорят, Игнатьев донес об этом царю и таким образом добился назначения себя министром внутренних дел».

Во второй половине 1880-х – 1890-х гг. славянофильство влачило жалкое существование. После кончины И. Аксакова у него не осталось (и не появилось позже) ни одного по-настоящему авторитетного лидера, после прекращения «Руси» – ни одного влиятельного печатного органа.

Интересно проследить взаимоотношения славянофилов и власти в этот период по дневникам генерала А. А. Киреева, который состоял при дворе великого князя Константина Николаевича и его семьи, был вхож в самые высшие правительственные и придворные сферы. В августе 1887 г. Главноуправляющий по делам печати, креатура Каткова Е. М. Феоктистов лично вычеркнул из киреевской статьи «Катков и Аксаков» абзац, где просто упоминалось о том, что в отличие от Каткова Аксаков был сторонником возвращения «к тем совещаниям между верховной властью и землею, которые были в употреблении во второй половине московского периода Русской истории, и к которым зачастую прибегали Цари, не утрачивая при этом ни своей власти, ни своего обаяния». В декабре 1890 г. Киреев снова возмущенно говорит «о нашей глупой цензуре»: «…Государю напели, что славянофильские теории крайне вредны, в особенности опасно говорить о земском соборе. Государь действительно теперь верит, что славянофильство опасно! Недавно еще он это подтвердил в очень резкой форме. Книгу Конст[антина] Аксакова запретили!» При новом монархе – Николае II цензурные запреты на пропаганду славянофильского учения сохранились. Д. А. Хомякову (сыну Алексея Степановича) было отказано в издании журнала на том основании, что «и так много журналов и в новых – нужды не ощущается?!. Да как же это нелепое правительство не видит, что общественное мнение у него уходит из рук!.. Оно старается подобрать себе слуг, но все одевает их в ливрею, а от ливреи порядочные люди отказываются. Запрещая говорить не лакеям, желающим поддержать православ[ие], самодерж[авие] и народность, вот как Хомякову – зажимают рот».

Неоднократно страдал от цензуры и другой видный деятель позднего славянофильства – С. Ф. Шарапов. Его газета «Русское дело», получившая два предупреждения и временно приостановленная, была вынуждена из-за убытков издателя прекратить свой выход. В письме Н. П. Игнатьеву от 23 октября 1888 г. Сергей Федорович рисует весьма мрачную картину окружающей действительности: «Каким образом может происходить то ужасное явление, что при Государе, по общему всенародному убеждению, быть может, наиболее близком к идеалу Монарха и Самодержца… проявляется такое ужасное разложение всей общественной и государственной жизни России, такое падение престижа власти, такое несоответствие издаваемых законов с потребностями жизни, такое отсутствие прочности и нравственности в общественном строе, такая зияющая нищета в области творческой мысли, такое страшное отсутствие людей дела, государственных сил, дающее полный простор только посредственностям? …Откуда этот мертвый сон всего общества, эта дряблость, измельчалость, трусость, подлость, эта всеобщая апатия, фальшь и лицемерие, это поникновение духа, делающие наше время едва ли не самым тяжелым, самым гнетущим. …Все горькое и жесткое, высказанное выше, представляется чуть не ангельски-незлобным сравнительно с тем, что говорится… повсюду, и не враждебными государству элементами, а истинными патриотами, теми людьми, которые за Царя и родину положат не только свое достояние, но и свои головы. …Теперь именно царство бюрократии, которая в слепом самомнении готова совсем упразднить живую Россию».

Если и восторжествовал при Александре III какой-нибудь национализм, то лишь «бюрократический национализм» позднего Каткова и союзного с ним Победоносцева. Программа этого тандема подразумевала тотальное замораживание любых политических реформ и всякой общественной деятельности, активное государственное вмешательство в экономику, укрепление общинного землевладения в деревне, усиление роли дворянства на местах (но не как самостоятельной общественной силы, а в качестве дополнительного орудия правительственного контроля над низами) и запретительные меры против ряда национальных меньшинств. После смерти Каткова (1887) и падения влияния Победоносцева (конец 1880-х) внутренняя политика, в общем, продолжала развиваться по их рецептам. Как видим, лишь отдельные элементы славянофильства были взяты александровским режимом на вооружение – ксенофобия и «общинобесие». Либеральная же его компонента, после недолгого с ней заигрывания в начале 1880-х, была решительно отброшена.

1880–1890-е гг. обозначили очевидный кризис националистической мысли. Наиболее живым и интересным русским национальным изданием того времени, безусловно, являлось суворинское «Новое время», но оно в отличие от аксаковской «Руси» в первую очередь было бойкой ежедневной газетой, ориентированной на широкого читателя и откликающейся на любую злобу дня, а не идеологической трибуной. Поэтому затруднительно говорить о какой-либо четкой доктрине, проповедовавшейся с ее страниц.

Но при всех политических пируэтах НВ одна константа сохранялась там всегда – отстаивание интересов великорусского Центра. Сам хозяин газеты писал в 1894 г., раскрывая свое понимание лозунга «Россия для русских»: «Русское ядро населения должно быть крепко, ибо только с его помощью можно владычествовать над народами, входящими в состав Российской империи, и вносить культуру в те новые страны, которые открываются нам в Азии… Коренному населению необходимо дать больше свободы и самоуправления, чем инородцам, чтоб оно явилось могучим культурным центром и направляло окраины и стягивало их в единство государственное, надо раз навсегда, вследствие этого, поставить пределы тем влияниям немецким, польским, финляндским, еврейским, которые открыто или окольными путями пробивались на самую поверхность в ущерб коренному населению… Англичанин покорил себе полмира, потому что он прежде всего и больше всего заботится о себе, о своей англосаксонской расе. Он всячески рос и укреплялся, он развивал свою свободу, свое просвещение, свою торговлю, свою промышленность. Он стремился стать достойным руководителем своих народов и колоний, не завертываясь в сентиментализм. Он сделал еврея полноправным гражданином только тогда, когда сам вырос и окреп так, что чуждые влияния были ему не страшны… „Россия для русских“ именно в том и заключается, чтоб русские люди явились везде как крепкая политическая сила, властная и интеллигентная».

Один из авторов НВ С. Н. Сыромятников в 1903 г. сформулировал ту же сумму идей в виде краткого, прагматического афоризма: «Русский национализм… есть признание права русского народа получить возмещение расходов, понесенных им в постройке империи». Но положительная национал-демократическая программа Суворина («больше свободы и самоуправления») проводилась в газете – отчасти из-за цензурных условий, отчасти из-за его связей с правительственными верхами – крайне осторожно, зато отрицательная («поставить пределы… влияния») более чем энергично, что создавало НВ в интеллигентской среде репутацию органа, специализирующегося на систематической «травле инородцев», прежде всего евреев (но, что интересно, не поляков, к которым Алексей Сергеевич относился весьма благожелательно).