Подсолнухи - Василий Егорович Афонин

хозяином был кузнец Трофим Лукич Чугаев, хозяйкой Дарья Яковлевна Чугаева, доярка, а она, Аленка, была их дочерью, единственным в семье ребенком.

Во-он там была баня, огород, здесь — просторная ограда, заросшая всегда низкой мягкой травкой — так хорошо было играть на траве с ровесницей своей Зоей Шапошниковой. По ограде бегали цыплята, сначала все одинаковые, маленькие, желтые, пушистые, а позже разные — белые, пестрые, огненно-красные — куры и петухи. В углу дальнем ограды — колодец с воротом, цепью, ведром, прикрепленным к концу цепи. Цепь наматывалась на ворот, ведро всегда висело на гвозде, вбитом в стояк ворота, сруб колодезный подымался над землей как раз в рост Алены, колодец был закрыт дощатой крышкой с ручкой, а если встать на цыпочки, сдвинуть немного крышку, и, вцепившись в края сруба обеими руками, заглянуть в таинственную глубину колодца, то можно увидеть замшелые стены сруба, а на самой глубине — слабое мерцание отстоявшейся воды, откуда поднимался и бил в лицо чистейший запах родника, смешанный с запахами мокрого дерева, мха и древесного грибка, росшего на стенках сруба. Но мать ругалась, когда Алена подходила к колодцу, мать заставила отца закрепить колодезную крышку так, чтобы девчонки не смогли самостоятельно открыть ее.

За оградой — скотный двор, из ограды в огород и к скотному двору — калитка. За огородом дальше на восход через поляну жили Бойковы, неподалеку от них — конюшня, а конюшили тогда Ефим Малянов и Савелий Шапошников, отец Зои. За конюшней, ближе к согре, на поляне кузница, в кузнице работал отец Алены, Трофим Лукич, мастеровой человек, умеющий все, что необходимо уметь мужику.

Улица, идущая с правого берега Шегарки на левый, от конторы к мосту и от моста к лесу, заканчивалась усадьбой Чугаевых, место здесь было высокое, и вся деревня лежала перед глазами — хоть считай дворы. Трофим Лукич любил свою усадьбу и не хотел переходить на берег, если вдруг появлялась возможность купить избу. А изба у них была крепкая, и баня крепкая, и двор крепкий, и городьба вокруг огорода крепкая, и все было протесано, подогнано, продумано, потому что сама семья была крепкой.

Второго порядка дворов в этом конце по улице не было, и если стать возле своей избы спиной к лесу, лицом к мосту и Шегарке, то по левую руку будут усадьбы, а по правую — ручей, пересыхающий почти летом, через ручей были перекинуты два спаренных бревнышка — мосток, по которому, раскинув руки, со страхом, мелкими шажками переходила Алена; за ручьем — поле хлебное, иногда это был овес, иногда — пшеница, а чаще всего — рожь, и можно было заблудиться во ржи, если идти напрямки — так высоки и густы были стебли с колосьями; за хлебным полем из согр к Шегарке тек еще один ручей, а на берегу того ручья жили Шапошниковы, и были у них дочери Шура и Зоя, с Зоей Алена дружила, и они бегали по тропе во ржи друг к другу, во ржи они играли в прятки, не забираясь далеко, во ржи по вечерам кричали перепела, во ржи цвели синие цветы васильки, из них сестра Зои Шура учила девочек собирать букеты, вить венки. Потом Савелий Шапошников умер, мать с дочерьми уехала на Алтай, и Алена долго жалела о Зое, скучала по ней — это была первая ее привязанность, первая дружба. Их вместе с Зоей записали в школу, но перед самыми занятиями Зоя уехала, а в сентябре сжали рожь, где они играли в прятки, рвали цветы…

Мать уходила на ферму доить коров, отец в кузницу, а Алена забавлялась в ограде, помня наказы матери — на улицу не выходить; когда ей надоедали игры, она взбиралась по лестнице на плоскую соломенную крышу сенника, откуда видно было Жирновку — улицы, переулки, берега Шегарки, конюшню и кузницу, дорогу к мосту, ферму, — и сидела на крыше с игрушками, поглядывая, не идет ли мать, не идет ли отец. Приходил отец, большой, задымленный, вислоусый, пахнущий каленым железом. Алена по ограде бежала ему навстречу, отец подхватывал ее на руки, подкидывал, ловил, прижимал к себе, целуя, щекоча усами, и Аленка смеялась, пряча от отца лицо, кладя голову свою ему на одно плечо, на второе.

Иногда мать наливала в бидончик холодного квасу, просила отнести отцу, и Аленка, гордая поручением, шла за огород по тропинке, протоптанной отцом к кузнице, по тропинке мимо конюшни, мимо амбаров, немного побаиваясь бегущей поодаль собаки, пасущихся на поляне телят.

К стенам кузницы прислонены были бороны, требующие ремонта, стояли неподалеку сеялки, плуги, под навесом пахло свежим древесным углем и жженым — из открытых настежь дверей, в кузне шумно дышали мехи, накачивая воздух в горнило, где горел уголь, нагревая железо; середину кузницы занимал здоровенный березовый чурбак, осевший под ударами в землю, с тяжелой наковальней сверху; на верстаке лежали рядком разной длины клещи, тяжелые и легкие молотки; отец, с засученными рукавами рубахи, в долгополом клеенчатом фартуке, захватанной кепке, левой рукой качал мехи, а правой, зажав конец длинными клещами, поворачивал в огне уже раскаленную добела плоскую неровную железяку, найденную за кузницей.

Вот он оставлял мех, проворно перехватывал левой рукой клещи, вынимал железяку из огня, клал ее на наковальню, правой хватал молот и начинал бить железяку, рассыпавшую искры, поворачивая ее, бил еще, уже молотком полегче, и она послушно превращалась в кольцо, зуб бороны, в скобу, или штырь — вытягиваясь, меняя форму, а отец все бил, пристукивая в лад молоточком по наковальне, он уже не охаживал заготовку — доводил изделие, а доведя, бросал штырь, зуб, скобу в жестяное корыто с водой, скоба с шипением тонула, а над водой поднимался белый легкий парок.

Тогда отец снимал прожженные брезентовые рукавицы, клал их на верстак, брал у Алены из рук бидончик, пил стоя, ухал, пил еще, оставляя на донышке квасу дочери, делясь с нею по уговору, Алена допивала квас, закрывала крышкой бидончик, а сама ждала, когда отец, будто нечаянно, мазнет ее по кончику носа мизинцем, пачкая. Потом они, взявшись за руки, шли домой обедать, или отец нес ее — одной ручонкой Алена обхватывала отца за шею, в другой, опущенной, держала пустой бидончик. И долго они жили так втроем, складно, пока не вышла Алена замуж. Тут и распалась их семья.

Семи лет отдана была Алена в школу, четырехклассную жирновскую школу, школа располагалась в бывшем доме Жирнова, основателя деревни, в двухэтажном рубленом особняке на левом крутом берегу Шегарки у речного изгиба рядом с усадьбой тети Даши Леоновой, потерявшей мужа на войне.

В первом классе подружилась Алена с