Немного ненависти - Джо Аберкромби

Пайк приподнял одну бровь – точнее, так бы это выглядело, если бы она у него была. Потом он едва заметно кивнул, возможно, даже с одобрением, и вновь отодвинулся, чтобы погрузиться в беседу с Сульфуром.

Орсо остался посреди пшеничного поля наедине с Танни, державшим зачехленное Стойкое Знамя, положив его на сгиб руки.

– Вы хотите что-то сказать, капрал?

– По моим наблюдениям, больше всего вреда бывает от героев, которым не терпится начать боевые действия.

Орсо расстегнул верхнюю пуговицу мундира. В районе живота мундир очень помогал, но воротничок порой невыносимо натирал шею.

– Ну, ничего не делать – это одна из вещей, в которых я действительно преуспел.

– Знаете что, ваше высочество? Мне начинает казаться, что из вас может выйти очень даже неплохой король.

– Ты мне все время это говоришь.

– Ну да. – Танни с понимающей усмешкой перевел взгляд на Дивизию кронпринца, неторопливо окружавшую город. – Но я впервые действительно так думаю.

– Как твоя нога? – спросила Рикке.

– Болит. – Изерн, наморщив нос, поковыряла ногтем швы. – И все еще немного жесткая.

Она со вздохом выпрямилась.

– Но это очень даже неплохо, когда речь идет о стреляной ране.

Засунув два пальца в свой кошель, она принялась намазывать что-то на розовую, сморщенную кожу вокруг раны. Теперь настал черед Рикке морщить нос: запах у мази был совершенно неописуемый.

– Клянусь мертвыми, – выговорила она, пытаясь не дышать, – что это?

– Лучше тебе не знать, – отозвалась Изерн, принимаясь заново перебинтовывать свое бедро. – Когда-нибудь, если в тебя попадет стрела, мне может понадобиться намазать и тебя тоже, и мне бы хотелось обойтись без возражений.

Она застегнула повязку булавкой и встала. Морщась, потерла бедро большим пальцем, согнула и разогнула колено, попробовала перенести на него вес.

– Знание – не всегда подарок, видишь ли. Порой лучше оставаться окутанным уютной темнотой неведения.

Изерн затолкала катышек чагги за губу, потом скатала двумя пальцами еще один и протянула Рикке. Та надкусила его, наслаждаясь кислым, земляным вкусом, который казался ей таким отвратительным, когда она только начинала жевать, но от которого теперь не могла отказаться ни за какие деньги, и тоже сунула за губу.

Было холодно. Огня они не разжигали, чтобы Стуровы разведчики не увидели их и не разгадали ловушку. Рикке почти не спала, все тело у нее болело, она чувствовала голод и одновременно тошноту – и черт побери, как же она нервничала! Постоянно вертела пальцами, мусолила языком катышек чагги, теребила руны на шее, трогала кольцо у себя в носу…

– Кончай ерзать, – сказала Изерн. – Никто из нас не будет драться.

– Я могу беспокоиться за тех, кто будет, верно?

– В смысле за твоего Молодого Льва? – Изерн ухмыльнулась, показав кончик языка через дырку в зубах. – Нельзя же всю жизнь только и делать, что трахаться!

– Это так. – Рикке выдохнула клуб морозного пара. – Но можно к этому стремиться.

– Мне случалось слышать и о менее благородных целях, тут ничего не скажешь.

Молчание затягивалось. Молчание, нервозность, и к тому же кто-то еще затянул песню глубоким басом. Ту, старую, о Битве в Высокогорье, где ее отец одолел Бетода. Старые битвы… Старые победы… Может быть, когда-нибудь в будущем люди будут слагать песни о Битве при Красном холме? Но если так, кого в них будут славить, а кого оплакивать?

– Когда они наконец явятся? – в сотый раз спросила Рикке.

Изерн оперлась на копье и нахмурилась, глядя на восток. Там, над холмами, сияющим полумесяцем поднималось солнце, поджигая краешки облаков. Долина внизу все еще лежала в тени, то здесь, то там взблескивал поток, туман цеплялся за лесные массивы, уходящие к северу.

– Может быть, скоро, – задумчиво произнесла Изерн. – А может быть, попозже. Может, они передумали и вообще не придут.

– Другими словами, ты не знаешь.

Изерн искоса взглянула на нее.

– Вот если бы кто-нибудь заглянул в будущее и сказал нам, как все обернется. То-то было бы удачно.

– Верно. – Рикке положила подбородок на руки и расслабилась. – Было бы.

* * *

– Храбрость, – проговорил Гловард, мрачно глядя в огонь. – Дерзость, преданность – да. Но мне даже в голову не приходило, что самым важным достоинством солдата может быть терпение.

Барнива потер кончиком пальца свой шрам.

– Быть солдатом и сражаться в битвах – далеко не одно и то же.

Лео начинало казаться, что это прямо противоположные вещи. Сдвинув брови, он поглядел на солнце – а точнее, на едва заметный розовый мазок над восточным горизонтом, где оно собиралось появиться. Лео мог поклясться, что треклятое светило выкатывалось вдесятеро медленнее, чем обычно. Без сомнения, каким-то образом сговорившись с его матерью.

– «Терпение – прародитель успеха», – тихо проговорил Юранд, так легко коснувшись плеча Лео, что тот почти ничего не почувствовал. – Столикус.

– Ха!

Обычно на восходе Лео тренировался. Он слышал, что Бремер дан Горст, которому было уже далеко за пятьдесят, до сих пор упражнялся по три часа каждый день, так что он решил поступать таким же образом. Но какой смысл тренироваться, если в конечном счете ты сидишь на собственном заду в какой-то занюханной деревушке в нескольких милях от места битвы? Он набрал полную грудь воздуха и выдохнул облако морозного пара. Уже тысячное за это утро.

– Нам ничего не остается, только ждать. – Белая Вода Йин осторожно потыкал на сковородке свои сосиски, так, что они зашипели. Вилка казалась крошечной в его здоровенной лапище. – Ждать и есть.

От запаха у Лео заурчало в желудке, но он сейчас не мог думать о еде. Он слишком нервничал. Был слишком охвачен нетерпением. Слишком раздосадован.

– Клянусь мертвыми! – Он выбросил руку в сторону рассыпанных вокруг деревушки людей, уже в доспехах: инглийская кавалерия, лучшие из лучших, сидят без дела. – Она должна была позволить нам драться! О чем она только думала?

– Я видел в Стирии, что значит плохое управление армией, – заметил Барнива. – Оно выглядит совсем не так.

– Если хочешь знать мое мнение, леди-губернаторша чертовски хороший военачальник, – подтвердил Юранд.

– Никто не спрашивал твоего мнения! – отрезал Лео, хотя сам только что спросил.

Юранд испустил тяжелый вздох, Барнива потуже обмотал плечи одеялом, и они вновь уставились на скворчащие сосиски.

Лео нахмурился, заслышав стук копыт. Одинокий всадник ехал рысью по изборожденной колеями дороге, которая вела к мосту. Антауп, как всегда небрежно сидящий в седле.