Кетура начала понимать: выстроив проход внутри Академии в виде многоуровневой спирали, ее архитекторы создали единый длинный коридор, каждый этаж которого был отмечен различными сортами дерева, своими каменными барельефами и числами, помогавшими отличать его от других. Это была компактная модель реки времени, и, чтобы историки не забывали о расположении того периода, за который отвечали, им всякий раз приходилось подниматься по этой огромной спирали вверх. Каждая дверь означала отдельный отрезок времени. Войдя в одну из них, посетитель мог бы услышать песнь, в которой подробно описывались события какой-нибудь одной эпохи. Кроме того, это объясняло и загадку таинственного гудения: одновременно во множестве келий исполнялись песни о сотнях исторических эпизодов. Само же здание играло роль огромного хранилища памяти.
На четвертом этаже (с дверями из дерева грецкого ореха) они наконец остановились перед дверью с вырезанным на ней числом «III». Из-за двери доносилось гудение. Помощница подняла узловатый кулак и сильно постучала им по доскам. Гудение тут же прервалось, и после небольшой паузы дверь отворилась. За ней стояла служительница в кремовой мантии.
– Миледи? – произнесла служительница слегка удивленным тоном и немедленно отступила в сторону.
Главная Хранительница вошла внутрь, Кетура последовала за ней. Стены комнаты были выложены из голого серого камня. Единственным украшением кельи являлся тонкий запах ароматического масла, которое Кетура не смогла опознать. Еще одна служительница сидела в углу, а в центре комнаты, на толстых камышовых матах, стояли на коленях три женщины-историка. В отличие от мантий, которые носили служительницы, их мантии были черными – с затейливым узором из кремовых полос, обозначавших период, в котором специализировалась келья.
– Сестры, это Кетура Текоасдоттир, – объявила Главная Хранительница. – Возможно, вы сможете ей помочь. Она захотела услышать песнь о том, как возник Криптей.
Две служительницы быстро переглянулись, девушки-историки посмотрели на свою старшую коллегу. Той было лет сто восемьдесят. Черные волосы пожилой келейщицы были уже изрядно тронуты сединой, а лицо покрыто такой густой сетью морщин, словно она всю жизнь жила на свежем воздухе.
– Конечно, мы споем. Присаживайтесь, мисс Кетура, – сказала она и указала на каменный пол рядом с собой.
Кетура грациозно поклонилась и встала на колени.
– Хорошо, – кратко ответила Главная Хранительница.
Она еще раз пристально посмотрела на Кетуру и ушла, не сказав больше ни слова. К удивлению Кетуры, вслед за ней торопливо и молча засеменили служительницы.
Она осталась наедине с коленопреклоненными историками.
Младшие развернулись лицом к старшей, стоявшей посередине перед Кетурой, но смотревшей не на нее, а в пол. Старшая прочистила горло, выпрямилась и издала мягкую низкую вступительную ноту. Затем раздался звук, который Кетура сначала приняла за удивленный вздох одной из младших, но вторая ответила тем же. Звук был похож на непроизвольный выдох – такой получается, если хлопнуть ладонью по спине говорящего человека. Две женщины обменивались вздохами снова и снова, создавая подобие быстрого диалога, пока звуки, издаваемые ими, не изменились. Теперь можно было подумать, что они задыхаются – как люди, испытавшие шок. Женщины вздыхали все быстрее и быстрее, звуки становились все более ритмичными, пока не заполнили собой всю комнату. Кетуре показалось, что и ей перестало хватать дыхания. Сердце ее заколотилось быстрее. Звук окружал со всех сторон и, когда слушать его стало почти невыносимо, он вдруг снова изменился, сделавшись более мягким. Теперь женщины издавали вздохи удовольствия и удивления – словно две случайно встретившиеся подруги, обменивавшиеся восторженными приветствиями.
Звуки сплетались друг с другом, образовав пульсирующий неземной аккомпанемент. Старшая начала петь. Слова звучали как глухое рычание, производимое задней частью горла:
Сорок восемь тысяч лет почти минуло
От момента зарожденья Бездны,
И на Каменный Трон по праву
Сел новый Лорд – Лелекс Могучий.
Темны были волосы Лорда,
Подобно крови загустевшей,
Мудры его были сужденья —
Приятно их было послушать.
Проще сталь расцарапать ногтем,
Говорили, чем вызвать смятенье
В его серых глазах цвета ливня.
Верно Черному Лорду служили
Волк, река, ветры, а также —
Севера хмурое небо.
Взошедший на трон Лелекс
Знал, что обязан был сделать
Для Северного народа.
Люди устали от стали.
Воины жаждали сбросить
Доспехи с себя и седла
С коней своих. И чтобы стрелы
Делали лишь для охоты.
Люди мечтали, чтоб в мир,
Залитый морем крови
И войной бесконечной,
Новую жизнь вдохнул Лелекс.
Полных три года Лелекс
Правил своим народом,
Исполняя чаянья граждан.
Ведь всегда мечтали анакимы
О порядке – простом и спокойном,
Словно железное море.
Но мир, драгоценный и хрупкий,
Как новорожденный мальчик,
Разрушен был в одночасье
Одновременно с вторженьем
Несметной орды сатрианцев.
Наточили мечи легионы
И на поле, носящем названье
«Газенардж», схлестнулись с врагами.
В той битве, довольно скорой,
Сатрианцы были разбиты,
Но в самом начале сраженья
Сын могучего Лелекса-лорда,
Храбрый Амунди, был разорван
Безумной ордой сатрианской.
Бедный Лелекс видел смерть сына.
Черный Лорд смотрел, неподвижный,
На то, как погиб его мальчик
От ударов чудовищ с юга.
Сердце могучего Лорда,
Твердое все эти годы,
Треснуло, словно камень,
В жаркий огонь упавший.
Когда-то могучий Лелекс
Превратился в осколки,
Рассыпавшиеся на поле
Рядом с его мертвым сыном.
Те, кто вернулся с той битвы,
Узнать не могли человека,
Которого знали когда-то.
Глаза Лорда потухли,
Голос его стал тихим.
Советники говорили
Что-то, а он их не слушал.
И даже жена Клеохария
Не узнавала мужа.
Великолепный Лорд Лелекс,
Черной Страны надежда,
Стал превращаться отныне
В кровожадного монстра.
Первым Черный Лорд Лелекс
Убил друга детства Агнарра.
Прямо во время охоты
Помутилось его сознанье.
Многие спутники лорда
(Глаз Всемогущий – свидетель)
Застыли среди деревьев,
Когда бросил копье он в Агнарра.
Молча смотрели пэры
На лучшего друга Лорда,
На то, как пал тот на землю.
Затем двух советников Лорда
Повесили на воротах
За то, что они посмели
Не одобрить его поступок.
Тихо стало в Хиндранне,
Песни больше не пелись
Из-за Лелекса-Лорда,
Утратившего рассудок.
Даже Священная Гвардия,
Когда-то благочестивая,
При Лелексе-Лорде стала
На газ ядовитый похожа.
Услышав шаги их на улицах
В домах закрывались все жители.
Один лишь эфор осмелился
Пресечь его злодеяния
И вызвал на суд Лорда Лелекса,
Чтобы отмерить возмездие.
Наутро к дому эфора
Прибыли пять гвардейцев,
Выбили двери и сбросили
Хозяина с крыши на улицу.
Хозяин страны по праву,
Отец по любви и герой войны
Превратился в тирана,
Когда его сердце разбилось.
Могучего Черного Лорда
Война, наконец, победила.
Яд, его разрушавший,
На семью его обратился.
Судьба его оказалась
Намного страшнее смерти
И гораздо печальней, чем песня,
Которой провожают умерших.
Все бывшее в нем человеческое
Ушло навсегда из Лелекса,
И вскоре он нож свой охотничий
Поднес к рыдающей дочери.
Жену его Клеохарию
Постигла судьба, похожая
На ту, что лишила разума
Мужа ее окаянного.
Стояла она без движения
И смотрела на то, как дочь ее
Умирала. И сердце матери
Холодело от детских криков.
Но она не лишилась разума
В отличие от Лелекса-Лорда.
Страшное это событие
Сделало ее сильнее.
Теперь она точно знала,
Что должна сделать, и в жизни
Цель ее появилась:
Месть одержимому мужу.
Однажды темною ночью
Без звезд и луны на небе,
Когда пламя в камине погасло
И дунул северный ветер,
Клеохария тайно собрала
Отряд, и покинул он город,
Не дожидаясь рассвета.
«Так или иначе, —
сказала им Клеохария, —
Муж умереть мой должен,
Поскольку он в зло обратился.
Но, несмотря на то что
Разума Лелекс лишился
И Черный Лорд совершает
Одни лишь злые деянья,
Жизнь ему Всемогущий
Все еще сохраняет
По неизвестной причине.
И чтобы месть совершилась,
Надо спросить дозволенье —
Прежде чем сердце тирана
Мы навсегда остановим».
Договорив, Клеохария
Серебряную монету
Вынула из подсумка,
Словно Луну из озера.
«Нашего Лорда лишило
Серебро сатрианское разума.
Еще раз судьбу решит его
Серебряная монета.
Отныне и всякий раз, когда
Убивать он будет невинных,
Падение этой монеты
Волю Богов укажет.
Одна сторона – и будет
Он жить, вопреки справедливости.
Другая сторона – с кукушкой —
Укажет, что время вышло.
И трон тогда перейдет
Ко второму моему сыну».
На орлиные перья из бронзы
Упала монета яркая,
И Всемогущего воля
Указала, что ныне – не время.
Клеохарии верные люди
Разошлись по домам и стали
Тайно ночами учиться
Искусству высокому смерти.
Надежными их инструментами
Стали яды, кинжал и веревка,
Что не ищут чести столкнуться
С лицом или грудью жертвы,
Вместо этого рыская в поисках
Спины или вены пульсирующей.
Всякий раз, когда Лелекс Могучий
Или Гвардия его Священная
Убивали без всякой причины
Очередного невинного,
Клеохария бросала монету,
И семь раз монета взмывала
И падала, определяя
Судьбу Лелекса-Лорда Могучего.
И семь раз она говорила,
Что Лорду пока еще рано
Пройти по Зимней Дороге.
Однажды Лелекс Могучий
Своими руками эфора
Живого прибил прямо к дереву.
И даже сам Всемогущий
Почувствовал эти гвозди.
Снова бросила Клеохария
Серебряную монету.
И та наконец упала
Кукушкой – стороной мести.
«Дождались! – воскликнула женщина, —
Всемогущий принял решение,
Которого долго так ждали мы.
Но зато обучились солдаты
Совершенному ремеслу смерти
И не станут терпеть неудачу!»
Слова передали солдатам:
О том, что сегодня ночью
Черный Лорд погибнет в постели.
И трое проникли в дом его,
И шаги их были неслышны…
Черный Лорд не проснулся с рассветом —
Он был найден в постели мертвым.
На челе его беспокойном
Горел знак кукушки Криптея.
«Усыпили его навечно
Мои люди, – сказала женщина, —
И так будет с каждым тираном
Отныне и до конца мира —
До самого Переворота».
И села сама Клеохария
На трон своего мужа.
И целых четыре года
Страна жила в благоденствии,
Пока ее сын – юный Рюрик
Проходил обучение в хасколи.
Эфоры увидели мудрость
В деяниях Клеохарии,
И то, что она поступила
В соответствии с волей Всевышнего.
Эфоры благословили
Тех, кто станет нести свою миссию
Под священным знаком кукушки:
Если Черный Лорд к тирании
склонность в себе вдруг почувствует,
То тогда о нем позаботится
Всемогущий с верными слугами.
Так был создан Криптей много лет назад —
Для спасенья страны в том случае,
Если с этим эфоры не справятся.
И о мрачном труде тайных воинов
Одна лишь кукушка все ведает…
На двух последних стихах младшие историки умолкли, и только старшая келейщица продолжала петь. Наконец песня закончилась. Вслед за ней затихло и эхо, которое отражалось от холодных камней. Кетура благодарно улыбнулась.
