Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года - Сергей Чупринин

Едва ли не единственный член Союза писателей, продолжающий жить как бы в башне из слоновой кости, – это Б. Пастернак. Он предпочитает четыре стены своей комнаты общению с людьми. Жалко крупного художника, автора «Лейтенанта Шмидта», обрекшего себя на одиночество, ушедшего в своеобразную «внутреннюю эмиграцию» (с. 1).

Публицист Тарсис написал объемистое исследование (100 п. л.), в котором продолжает опровергать марксизм. Не так давно писатель Пастернак написал контрреволюционный роман „Доктор Живаго“. Ошибочные взгляды писателя Константина Симонова становятся почти знаменем советской литературы (Кинематограф оттепели. 1998. С. 71).

Больше года, – 29 июня пишет Б. Пастернак А. Синявскому, – шла подготовка и составление моих избранных стихотворений. Над книгой живо и плодотворно поработал составитель Н. В. Банников, а я написал для нее биографическое вступление Долго верили, что книга будет издана. Я редко, периодами, и очень слабо разделял эту веру. Но нынешняя обстановка ничего от этих вероятий не оставила. Книги не напечатают, так же как и «Доктора Живаго», романа в прозе, об издании которого тоже была речь (Б. Пастернак. Т. 10. С. 235).

к сожалению, не сумел, как мне кажется, раскрыть образы их непримиримых противников, воплощающих ведущие принципы нашей жизни, – академика Флоринского, Галицкого и других – с той художественной полнотой и силой, как они того, конечно, заслуживают (с. 257).

это положительно скажется на творческом процессе в республике, явится большим политическим фактом, поможет устранить ненормальное положение литераторов РСФСР в Союзе писателей СССР» (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 617).

идею выставки подали Яков Флиер (пианист), Б. Филиппов (директор ЦДРИ) и члены правления ЦДРИ Б. Ефимов и О. Лепешинская. Выставка не согласована с МОСХом и Главным управлением ИЗО Министерства культуры и другими организациями, в т. ч. с Б. В. Иогансоном – учителем Глазунова, в то время как известно, что персональные выставки студентов, как правило, не проводятся.

Дирекция института им. Репина и тов. Б. В. Иогансон, когда узнали, что открылась выставка Глазунова, возмутились этим вопросом (И. Глазунов. С. 684).

Никогда, – говорит годы спустя Глазунов, – не забуду море людей, пришедших на открытие выставки никому не известного ленинградского студента-дипломника. Волны зрителей, как прибой, нарастали с каждым днем. А в день обсуждения выставленных мною работ накатил просто «девятый вал», для укрощения которого была вызвана конная милиция. Я пребывал словно в полусне – все происходящее казалось мне миражом.

К сожалению, эта моя первая атака на великую ложь официального искусства сегодня старательно замалчивается нашими искусствоведами. Очевидно, потому, что мне были чужды в одинаковой степени как догматы соцреализма, так и великая ложь и террор авангарда «передового коммунистического искусства». Мое инакомыслие и моя неожиданная выставка сделали меня, как отмечали тогда многие западные газеты, «первым диссидентом» (И. Глазунов. С. 678, 679).