Ничего невозможного - Людмила Астахова

— Длани Всемогущие! Куда же они все так стремятся?! — изумился Морран длине очереди на паром.

Джевидж ничего не ответил, он не мог говорить, задохнувшись от гордости и восторга.

Возможно, дело было в коринеевских хитрых эликсирах, куда отрекшийся маг совал и колдовство, и разные сильнодействующие ингредиенты, но Росса еще в поезде начала распирать неуемная жажда деятельности, густо замешанная на ранее не свойственном ему мистицизме. Джевидж не хотел признаваться, но, испытав заклинание Ночного Пса, не единожды ловил себя на мысли, что должен… нет, просто обязан следовать Знакам, которые посылает ему судьба. Вдруг это его личный дар, приходящий на помощь в самом отчаянном положении? Он уже дважды нашел Фэйм благодаря ему, так какие еще нужны доказательства?

Разве авария на железной дороге — не ярчайший из Знаков? Джевидж решил, что отвергать такой ясный намек непростительно и глупо. На кону все-таки стоит жизнь Диана.

«Знаки помогут, Знаки укажут путь, иначе быть не может, — твердил он мысленно. — Надо только пошире раскрыть глаза и держать ушки на макушке, чтобы не пропустить очередной из них».

И получилось. Убедил себя до такой степени, что шагал и шагал вперед без устали, не чувствуя вообще никакой боли. Нога гнулась, желудок утихомирился, голова не кружилась, в глазах не двоилось — чудеса, да и только. Ниал Кориней назвал бы сей эффект — самовнушением, но Россу было все равно, как объясняется прилив сил и бодрости, лишь бы хватило как можно дольше.

Но скорее всего, так радикально действовала на бывшего маршала близость Восточных Территорий, становящихся все ближе и ближе с каждым шагом.

Четырнадцать лет назад он, здоровый и сильный, как бык, ехал по этой же дороге, преисполненный головокружительных планов. Тогда была весна, и ветер пах пылью, железом, лошадиным и человеческим потом, оружейной смазкой, дегтем и порохом — волей он пах, одним словом. Самый молодой маршал Эльлора вдыхал его, зажмурившись от удовольствия. Это была его собственная война, а там за рекой — его земля.

Его армия единым махом смела кехтанцев с эльлорского берега Сэллим, не дав закрепиться на противоположном. Потом инженеры навели переправу, и маршал Джевидж решил сделать нечто запоминающееся — он первым ступил на спорные земли, как это было принято в старину, когда завоеватель шел впереди своего войска. Росс не зря перечитал столько биографий и мемуаров великих полководцев прошлого — он знал, на кого равняться.

Потом этот символичный жест будет стократно обмусолен в газетах, осмеян и воспет в равной мере. Кому как больше нравилось, так и обозвали — и неуместным пафосом, и проявлением настоящего патриотизма.

В другое время года все выглядело бы иначе, но именно тогда в долине цвели белые ветреники, не похожие ни на что степные растения, — высокий бурый стебель, увенчанный пучком тончайших снежно-белых нитей, стелющихся по ветру, словно дивные волосы фей. Джевидж до сих пор в мельчайших подробностях помнил огромное, колышущееся мягкими переливчатыми волнами всех оттенков белого поле, уходящее вдаль, до самого подножия гор. Поле, взрезанное пополам буро-черной широкой полосой, которую протоптала бежавшая кехтанская армия, точно указующей, куда нужно идти дальше. И синее-синее небо над снежными вершинами горного хребта. Ах, что это был за день!

— Эта земля будет нашей! — сказал Росс Джевидж так громко, чтобы услышали не только прикомандированные к штабу военные корреспонденты, но и простые солдаты. — Нашей!

Его армия единодушно подхватила клич. «Нашей! Она будет нашей!» — орали эльлорцы что есть мочи и свято верили — так тому и быть. Раз Джевидж сказал, раз посулил победу, значит, так угодно императору и ВсеТворцу. На них лежит миссия, им предназначено завоевать богатые земли для своих детей, внуков и правнуков.

И вот Росс опять стоял на берегу Сэллима. Только теперь левый берег и вся долина до самых гор и все, что еще дальше, за горами принадлежали Эльлору.

И раз тогда у него получилось, то и сейчас получится. Всегда и все выходит по его желанию, надо только очень сильно захотеть. К тому же за прошедшие годы он стал умнее, хитрее и беспощаднее, и теперь у него есть ради кого рвать жилы. У него есть сын, он там — за рекой.

— Пожалуй, стоит найти себе пристанище на ночь, пообедать и расспросить местных о житье-бытье, — сказал Росс и не преминул напомнить: — Не забывайте, что мы здесь инкогнито.

— Так точно, мистрил Джайдэв! — шутливо отсалютовал телохранитель. — Мы вас не подведем.

Развивать тему не стали, рискуя снова вызвать гнев Фэйм. Она и так сердилась на Джевиджа. Проявлялось это в отрывистых фразах и резких жестах, адресованных спутникам. Моррану тоже досталось — за мужскую солидарность и полную поддержку начинаний патрона. В домашних условиях лорд канцлер быстро нашел бы лазейку к сердцу жены и растопил лед, но сейчас его вполне устраивала недовольная суровая Фэймрил. Пусть позлится вволю, меньше будет говорить и быстрее идти.

Морран всегда поражался актерским способностям своего подопечного. Воистину театральные подмостки утратили в лице лорда Джевиджа великого комедианта. Сколько раз мэтр Кил наблюдал за мгновенным преображением патрона, когда тот виртуозно менял свои маски. На заседаниях Совета Лордов — одна, с политическими противниками — другая, с магами — третья. Наверное, только единожды телохранителю удалось рассмотреть истинный облик канцлера — властного, устремленного к одному ему понятной цели человека, для которого нет ничего невозможного. Милорд как раз готовился к очередному раунду переговоров с малирским премьер-министром, собственноручно записывая тезисы и перепроверяя фактический материал. И вдруг о чем-то задумался, вскинул голову и уставился в пространство, будто вступив в мысленную схватку с невидимым оппонентом. Черные тени под глазами, нитка упрямо сжатых губ, тяжелый подбородок выпячен вперед — непримиримый боец в предвкушении сражения. Именно таким Моррану Килу навеки запомнится Росс Кайлин Джевидж — непокорным и не покоренным судьбой.

Но сейчас с каждым шагом в сторону Шадры благородный лорд превращался в отставного капитана рейнджеров мистрила Джайдева — в простецкого, но дружелюбного, немного тронутого на военной службе дядьку. Строгого, но справедливого вояку, по- мальчишески влюбленного в неказистую свою женушку. Даже глаза потеплели, подобрели чуточку.

Откуда столько лицедейства в одиннадцатом графе Джевидже, если актерство во все времена высшим сословием презиралось? Где в кадровом офицере, выпускнике Военной академии, поборнике дисциплины и уставов, прячутся запасы разнообразного житейского опыта? И когда, в какой момент он сам понял, что, спрятавшись за чужими личинами, можно добиться гораздо большего, чем идя напролом? Спросить бы, да не ответит.

— Дорогой двоюродный шурин, как вы находите название «Золото и свинец»? — полюбопытствовал Росс, указывая на гостиничную вывеску.

Морран окинул равнодушным взглядом обшитый деревом фасад гостиницы:

— Название как название. Ничего особенного. — И пожал плечами.