Петербургские женщины XIX века - Елена Первушина

Он так же скупо пишет об устройстве мастерской, которую унаследовал: «Наш Дом моделей был довольно крупным, в нем работало около двухсот служащих и рабочих, и весь персонал питался в Доме. Большинство рабочих и служащих трудились в Доме в течение многих лет, с тех пор, когда я родился». Уезжая из России после революции, Бризаки, по словам Рене: «Оставляли нашему персоналу: недвижимость, которой мы обладали уже более сорока лет, все товары, находившиеся в Доме моделей, включая склад с прекраснейшими мехами — шиншиллы, соболи, горностаи, не говоря уже об остальных, очень ценный комплект настоящих кружев, большое количество тканей, среди которых были многочисленные отрезы великолепных лионских броше, которые сегодня стоили сотню франков за метр и которые заказывались для придворных выездов и для пошива стильных платьев».

Великая княжна Ольга Александровна вспоминает о мадам Бризак: «Это была высокая смуглая женщина. Всякий раз, как она появлялась, чтобы проследить за примеркой, я указывала ей на дороговизну ее услуг. Бриссак сначала смотрела на меня с обиженным выражением лица, затем с заговорщицким видом шептала: „Прошу Ваше Императорское Высочество никому не говорить об этом в Царском Селе, но для вас я сделаю скидку“. Позднее Алики рассказывала мне о том, как она посетовала на чересчур высокие цены, на что мадам Бриссак ответила: „Прошу Вас, Ваше Императорское Величество, никому об этом не сообщать, но я всегда делаю скидку для Вашего Величества“. Мы с Алики от души расхохотались! Вот старая пройдоха! Она так хорошо на нас заработала, что могла жить на широкую ногу в собственном особняке в Петербурге».

По высочайшему повелению императрицы Дом Бризак мог обслуживать также Анну Павлову и Анастасию Вяльцеву.

Придворные платья с золотым шитьем изготавливались в мастерской «г-жи Ольги», Ольги Николаевны Бульбенковой, которой позже руководила ее племянница — Ариадна Константиновна Виллим. Непосредственно вышивками занимались монахини Новодевичьего монастыря.

Еще одним императорским модельером была москвичка Надежда Федоровна Ламанова. После Октябрьской революции она стала основоположницей советской школы моделирования.

О женской прислуге подробно рассказано в 8-й главе. Работа горничной и кухарки — также традиционное женское занятие, обеспечивающие маломальский доход. Однако некоторые женщины решались начать собственный бизнес, в частности, содержали трактиры, постоялые дворы или питейные заведения.

Одной из самых интересных личностей такого рода была Луиза Кессених, хозяйка «Красного кабачка», расположенного на Петергофской дороге. Она родилась в 1786 году в городе Ханау, в Пруссии. Еврейка по происхождению, она в 19-летнем возрасте перешла в христианство, получила имя Луиза и вышла замуж за лютеранина Графемуса, служившего подмастерьем у ювелира. Луиза вносила лепту в семейный бюджет, вышивая бисером. У супругов родились сын и дочь.

В 1809 году муж Луизы уехал в Россию; там он поступил добровольцем в русский уланский полк и затерялся в водовороте войны. Через четыре года молодая жена решила его отыскать. Оставив детей на попечение родственников, она скрыла свой пол и вступила добровольцем во 2-й Кенигсбергский уланский ополченский полк генерала Блюхера. Воевала она храбро, несколько раз была ранена и к концу войны получила звание вахмистра, была награждена Железным крестом (за захват пленных), а затем и медалью.

Л. Кессених

Мужа Луиза действительно отыскала, но вскоре он был убит. После войны Луиза переехала в Россию, вышла замуж за известного рижского переплетчика Иоганна Кессениха и родила ему двух сыновей и дочь. И снова, не пожелав сидеть дома, активно взялась за заработок, выкупив «Красный кабачок» и открыв в доме Тарасова у Измайловского моста танцкласс, который быстро стал популярным. Здесь играл оркестр под управлением венского дирижера Й. Германа, здесь бывали Н. А. Некрасов, М. Е. Салтыков-Щедрин, Ф. М. Достоевский. «Красный кабачок», в свою очередь, прославился вафлями, прохладительными напитками и танцевальными вечерами для гвардейцев, приезжавших на ежегодные маневры в Красное Село. Здесь бывали А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, императоры Александр I и император Николай I. В Кабачке поддерживалась традиционная немецкая кухня, впервые в Петербурге здесь стали петь цыганские хоры.

Луиза Кессених умерла в Петербурге 30 октября 1852 года, в возрасте 66 лет и похоронена на Волковском лютеранском кладбище.

Еще одна женщина-предпринимательница, вошедшая в историю — «прекрасная голландка» Софья Гебгардт, жена Юлиуса Гебгарда, готовившая и продававшая вафли. Известный юрист А. Ф. Кони вспоминает, как она «заседала за прилавком в своем национальном наряде и в кружевном чепце над металлическими бляхами на висках».

С. Гебгарт у конторы зоосада. 1880-е гг.

В 1865 году супруги Гебгардт основали в Петербурге частный зверинец, коллекции которого стали основой Ленинградского зоопарка. В 1871 году, когда во время поездки в Берлин за очередной партией животных заболел холерой и умер Юлиус, 60-летняя София возглавила дело.

Через два года она вышла замуж за 30-летнего Эрнеста Антоновича Роста, ставшего управляющим зоосада, и вместе они добились, что предприятие стало приносить стабильный доход. На территории зоосада были открыты ресторан и театр. С 1879 года устраивались этнографические выставки.

Именно благодаря трудам Юлиуса и Софьи Гебгардтов и Эрнеста Роста в современной коллекции Зоологического музея хранятся редчайшие экспонаты животных и птиц, ныне исчезнувших с лица земли.

Проституция стала легальной профессией в России в 1843 году. Проститутки делились на «билетных» и «бланковых». «Билетные» жили в публичных домах и проходили регулярные медицинские осмотры, результаты которых отмечались в специальной книжке, называемой «желтым билетом». В билете указывались также имя, фамилия и место проживания женщины, он выдавался в обмен на паспорт.

Романтическое описание петербургского борделя оставил Н. В. Гоголь в повести «Невский проспект»: «Лестница вилась, и вместе с нею вились его быстрые мечты. „Идите осторожнее!“ — зазвучал, как арфа, голос и наполнил все жилы его новым трепетом. В темной вышине четвертого этажа незнакомка постучала в дверь, — она отворилась, и они вошли вместе. Женщина довольно недурной наружности встретила их со свечою в руке, но так странно и нагло посмотрела на Пискарева, что он опустил невольно свои глаза. Они вошли в комнату. Три женские фигуры в разных углах представились его глазам. Одна раскладывала карты; другая сидела за фортепианом и играла двумя пальцами какое-то жалкое подобие старинного полонеза; третья сидела перед зеркалом, расчесывая гребнем свои длинные волосы, и вовсе не думала оставить туалета своего при входе незнакомого лица. Какой-то неприятный беспорядок, который можно встретить только в беспечной комнате холостяка, царствовал во всем. Мебели довольно хорошие были покрыты пылью; паук застилал своею паутиною лепной карниз; сквозь непритворенную дверь другой комнаты блестел сапог со шпорой и краснела выпушка мундира; громкий мужской голос и женский смех раздавались без всякого принуждения.