Потомок Одина - Сири Петтерсен

А как поступил бы он сам? Почему он принял решение стать Колкаггой? Чтобы служить Всевидящему? Бороться с превосходящими силами? Правда? Или же он принял самое простое решение из всех? Ример ощутил беспокойство в груди. Предупреждение. Такие мысли – тропинка, по которой он предпочёл бы не ходить.

Хирка излагала историю с театральностью и живостью. Дни в шахте, допрос Совета, падение с крыши в Равнхове и ношение хвоста мертвеца. За столом стоял смех. Если бы Ример не замечал болезненных подёргиваний её глаз, он бы подумал, что всё случившееся никак на неё не повлияло. Но ему было известно всё. Он держал её в объятиях, когда у неё едва не кончились силы. А сейчас она говорила так, будто никогда не сможет насытиться приключениями.

Ример вспомнил выражение её глаз, когда девушка поняла, что он – Колкагга. Они потухли. С тех пор она с ним почти не разговаривала, а если и разговаривала, то неохотно и бесстрастно. Как будто он был чудовищем, а она смирилась с тем, что должна идти рядом с ним.

Ример опустошил миску и собрал остатки бульона куском хлеба. Он пытался делать вид, что не замечает, как его разглядывают. Собравшиеся за столом бросали на него плохо скрываемые взгляды. Нервные. Оценивающие. Так же они смотрели на Хирку, хотя и с бо́льшим любопытством. Они откидывались назад якобы для разговора с соседом – жалкий предлог, чтобы взглянуть на её спину. Бесхвостая. Ример считал, что она к этому привыкла. Но его порадовало, что никто не испугался сесть рядом с ней, рядом с гнилью.

Ветле поставил свой стул вплотную к Хирке. Рядом с его миской красовалась каменная фигурка с отломанным хвостом.

– Не знаю, как, – ответила Хирка на вопрос Юара, самого молодого из мужчин. – Понятия не имею. Знаю только, что Урд привёл сле… – Она взглянула на Ветле и решила подобрать другие слова. – Он привёл их сюда. Первых. Я клянусь!

У слепых много имён. Набирны. Трупорождённые. Безымянные. Первые. Беспесенные, такое он тоже слышал.

– Он не одинок, – ответил Кнут. – Совет в курсе! Они делают это все вместе, чтобы у них появился предлог напасть на Равнхов.

Ример понял, что у наставников воронов не было иллюзий относительно власти в Эйсвальдре, но Кнут ошибался. И всё же Ример промолчал.

– Им вообще ничего неизвестно, – сказала Хирка. – У меня на спине раны, потому что они хотели узнать, как я привела их сюда. Вот как мало им известно! А Урд пришёл и забрал меня из шахт. Он больной! И не только на голову. Мне кажется, с ним что-то очень серьёзно не в порядке.

Рамойя встала из-за стола.

– Мы отправили подмогу домой, так что ночью мы защищаем себя сами. Сегодня вечером из города доставят письма. Примешь их, Кнут?

Тот кивнул. Письма должны приходить и уходить, как обычно, особенно сейчас, когда в них говорилось совсем не о воронах и их наставниках. Ример понимал, насколько серьёзным было это маленькое собрание. Имлинги за столом не принадлежали ни к недовольным купцам, которых душат налогами, ни к семьям, детей которых не возьмут в школы Совета после Ритуала и которым придётся вернуться из Маннфаллы домой. Наставники воронов так открыто обсуждают проблемы, что наверняка делают это давно. Они понимают, кто из них чего стоит, и знают друг друга настолько хорошо, что могут разговаривать без слов.

Хирка права. Рамойя предала Совет. И не только она. Здесь собрались те, кто хотел свергнуть его.

Ример ощутил пробуждение злости, на которую у него не было никакого права. Он уставился в узкое окошко в стене. Далеко внизу под ними раскинулась Маннфалла. Через пелену облаков просачивались солнечные лучи, которые падали на Стену и заставляли её сверкать. Стена всегда первой встречала солнце по утрам и последней провожала его по вечерам. Остальной город был благодарен Стене за тот свет, что она соглашалась отбросить на него. Имлинги входили в Эйсвальдр по высоким сводчатым галереям, словно шли от тьмы к свету. Красный купол казался бледным, как будто спал. От иронии происходящего Ример криво ухмыльнулся. Никогда ещё внутри купола не было такой бурной деятельности, как сейчас. Там заседали двенадцать семей, которые правили миром, причём правили им всегда. Но делали они это ради собственной выгоды. Через несколько лет он должен был стать одним из них. Он должен был занять кресло Илюме и, по её словам, стать самым молодым членом Совета. Ример был тем из Ан-Эльдеринов, кто отказался от своего места из чистого презрения, но сейчас, думая о предательстве Рамойи, он испытывал злость. Он чувствовал, как кровь бурлит в нём от того, что кто-то хочет устранить двенадцать членов Совета. Но разве сам он не хотел того же?

Однако, в отличие от собравшихся, Ример всегда уважал тот факт, что внутренний круг был создан по желанию Всевидящего. Совет совершил множество ошибок, но сам он был основан Его решением. И альтернативы ему не существует.

– Ветле, мы поднимемся в нашу комнату, и ты сможешь немного поиграть.

Ветле громко выразил своё неудовольствие, но позволил Хирке уговорить себя, потому что поверил её обещанию поиграть с ним в слова позже вечером. Рамойя попросила всех остальных собраться в помещении, куда оставляли сообщения. Сама она пообещала немедленно вернуться. Все выполнили её просьбу и позвали с собой Хирку. Ример последовал за ними.

В ожидании Рамойи никто ничего не говорил. Все собрались в комнате, которая находилась в самом центре дома. Она имела форму креста, из неё выходили двери на все четыре стороны света. Мощные балки перекрещивались под потолком, как на погребальном костре. В комнате имелось одно окно. Оно было больше других окон в доме, через него просматривался большой район Маннфаллы, но стояло оно как-то криво – стены словно наклонились вперёд, но забыли прихватить стекло. Всё помещение было заставлено полками и ящиками, полными писем и костяных и металлических чехлов. Здесь лежали перчатки, кожаные ремешки, масла и ножницы. Здесь письма принимали, помечали, сортировали и рассылали. Или же получали и раздавали жителям города – тем, у кого были средства заплатить за такую услугу. Бедняки редко пользовалась воронами.

В этой комнате должны были работать имлинги, но этим вечером Рамойя всех отправила по домам. Никто не должен видеть двух её гостей. Малейшие слухи о неизвестных или бесхвостых девушках навредят всем.

Хирка увидела балки и стала карабкаться вверх. Она уселась под потолком и принялась болтать ногами. Двое имлингов устроились за складным столом, крепившимся к стене, остальные стояли со сложенными на груди руками, прислонившись к балкам и стенам. Ример тоже остался стоять. Как только сядешь, твоё положение становится уязвимым. Если что-нибудь случится, то ты потеряешь драгоценное время на то, чтобы подняться на ноги.

Вороны успокоились за закрытой дверью, рядом с которой он стоял. Когда они услышали приближение имлингов, то раскричались. Сейчас, наверное, они учуяли его – хоть их и разделяла дверь, такое не представлялось невозможным. Поток креп в нём с каждым днём. Ример догадывался, что Рамойя выбрала эту комнату из-за воронов, несмотря на то, что в ней имелось всего два сидячих места. Пока в соседнем помещении находятся сотни птиц, никто не сможет услышать, что здесь будет сказано.