Мечта империи - Марианна Алферова

И тут прямо в глаза ударило белое пламя и раздался оглушающий грохот. В первое мгновение Вер не понял, что произошло. Потом догадался — в дом попала молния. Пламя плясало повсюду. Вер дотащил Фабию до двери и вернулся назад. Из огня вырвался человек, размахивая руками. Он рвался в. спальню, охваченную огнем. Вер толкнул его назад, в комнату, вышиб ногой окно и выкинул бедолагу наружу. Только потом Юний Вер понял, что это был Кассий Лентул. Пламя, получив свежий глоток воздуха, взвыло еще яростнее. Но оно почему-то не касалось Вера. Будто он был заговорен. Он вернулся в атрий и в клубах дыма и огня безошибочно отыскал дверь спальни. Огонь радостно облизывал занавески кровати и пожирал простыни. Человек, лежащий на кровати, был еще жив. И то, что исходило от этого человека, было гораздо опаснее бушующего вокруг огня. Веру почудилось, что невидимые смертельные копья протыкают его тело насквозь.

— Уходи! — прохрипел Гай и зашелся кашлем. — Прочь…

Юний Вер метнулся к окну. Когда он уже вылетел наружу, из окна следом, как разъяренный пес, вырвалось пламя. Вер вскочил на ноги. Оранжевый столб уходил в небо. И вместе с этим столбом ввысь рвалось пятно совершенно иного, красного убийственного света. Будто полный ненависти глаз смотрел на гладиатора и хотел испепелить. Потом налетевший ветер подхватил красное облако и понес вместе с дымом над цветущими полями.

И только тогда Юний Вер перевел дыхание. И тут же огляделся с тревогою. Он не видел Элия. Неужели? Не может быть! Неужто Элий остался в доме? Вер кинулся назад. Но рвущийся из окон и дверей жар отогнал его. В горящий дом уже никто не мог войти. Вер попятился, закрываясь ладонями от жара.

Летти сидела на траве, прислонившись спиной к дереву, и плакала. Фабия стояла тут же рядом с Марком Габинием и смотрела на горящий дом.

— Это погребальный костер Гая, — сказал актер. Таким тоном Траян Деций мог воскликнуть, глядя на убитого сына: «Гибель одного солдата еще не решает исход битвы!»

— Элий! — закричал Вер, будто надеялся, что друг может откликнуться на этот крик.

Он ощущал невыносимую боль, ярость и отчаяние… Все чувства разом на него нахлынули.

— Элий в саду… — сказала Летиция. Элий жив?! Вер схватил девчонку за локти, поднял как пушинку и расцеловал в щеки. Она испуганно взвизгнула. Вер опустил ее на траву, быть может не особенно почтительно, и бросился в сад.

Элий сидел на скамье и смотрел на рвущееся в небо пламя. Лицо его было неподвижно. И сам он будто окаменел. Вер кинулся к нему и сгреб друга в охапку, едва не задушив в объятиях.

— Мы выиграли! Мы победили! Петиция стерла надпись в книге! Ты хоть понимаешь, что произошло?! Мы одолели гениев!

— Ну и что в этом хорошего? Мы вынули камень из свода небес, и теперь этот свод рухнет нам на головы. — Элий так устал, что ему трудно было даже говорить, не то что двигаться.

— Да что с тобой?! — Вер опешил. — Элий, я заклеймил для тебя самое лучшее желание на свете! Какое — не скажу. Но тебе оно бы понравилось. Я его заклеймил, ты слышишь?! — Элий не ответил. Он смотрел на пожар. Веки его то и дело смеживались, будто Элий собирался заснуть. Вер вытащил из кармана золотое яблоко и вложил его в пальцы Элия. — Это дар богов. А я дарю его тебе.

Элий посмотрел на яблоко. Кажется, он даже не понимал, что происходит.

— Дар богов? — переспросил он.

— И на нем надпись «Достойнешему!». И я решил, что это яблоко должно принадлежать тебе.

— Я должен был сегодня умереть. А ты привязал меня намертво к этой жизни, Вер. Зачем?

По дороге из Пренесты к дому уже мчались три машины — две красные пожарные машины вигилов, и одна — «скорая». Дом внизу был объят пламенем — жар рвался в небо и был так нестерпим, что Гюн вынужден был отлететь в сторону. Гений мог бы полюбоваться красотой устроенного им фейерверка, мог бы восхититься пляской оранжевых языков и полетом раскаленных осколков в бирюзовом небе, если бы не странное красное облако, что поднялось над домом и, влекомое слабым ветерком, медленно поплыло над полями. Облако вызвало у Гюна ужас — хотелось немедленно мчаться неведомо куда и забиться в щель…

Гений не сразу понял, что уничтожение дома ничего не изменило. Мир остался прежним в своем ослепительном блеске. Гюн опоздал. Девчонка уничтожила надпись.

Возможно, она погибла. Но ее смерть не имела уже никакого значения — обычная смерть обычной девчонки. Гюн в ярости вскинул руку с перуном, готовый спалить все, что подвернется под руку — дерево, или дом, или человека — лишь бы сжечь! —

но неожиданная сила вырвала перун из рук обезумевшего гения, а его самого швырнула на землю. Он упал с высоты так, как будто никогда и не умел летать, и от удара потерял сознание.

Очнувшись, Гюн увидел, что лежит на земле меж огуречных грядок. Тело его нестерпимо болело, а из носа шла кровь. Он с трудом поднялся и хотел уже оттолкнуться от земли и лететь, но не получилось — он лишь неуклюже подпрыгнул и шлепнулся на землю. Гений разучился летать! Гюн в ужасе принялся ощупывать свое тело.Оно изменилось. Прежняя имитация человечьего облика превратилась в настоящую плоть. Гений хотел стряхнуть ее, как прежде сбрасывал материальную оболочку, и устремиться ввысь платиновой стрелой, но проклятая шкура приросла намертво. Гюн превратился в человека.

Гений помчался меж грядок, как будто наделся, что может убежать от нового облика. Споткнулся и упал, в рот набилась земля. Боги наказали его страшной карой. Гюн затрясся, из глаз его хлынули платиновые слезы. С каждой слезой он терял свою драгоценную оболочку. Гюн стал собирать слезы, сам не зная, зачем ему нужны эти свидетельства бессилия и горя.

— Боги! Я говорю, заткнитесь! Все до единого! Венера, не смей болтать! Или я велю тебе выйти за дверь.

— Куда это? — спросила богиня любви, округляя глаза.

— К людям! — рявкнул Юпитер.

— С ними порой бывает весело…

— Молчать, я же сказал! Огромный зал в Небесном дворце был полон. Боги и богини заняли места на мраморных скамьях. Царственная Юнона в белой столе восседала в первом ряду, и у ног ее, раскинув пышный хвост, прикорнул надменный павлин. Минерва явилась на сборище в золотом шлеме, длинный светлый пеплос волочился по полу — в этот раз в храме в Афинах наряд для богини жрицы соткали на славу. Марс не забыл не только шлема, щита, копья и меча, но также прихватил с собой несколько пистолетов новейшей конструкции. Марс утверждал, что пистолеты сделал для него Вулкан, но Минерва подозревала, что бог войны стянул их в одной из римских оружейных лавок. Бог злословия Мом, нынче гарант свободы печати, прихватил с собой последний выпуск «Девочек Субуры» и теперь читал его тайком и давился от смеха. Вальяжное разнузданное общество. Как будто они собрались позлословить и перекинуться парочкой язвительных шуточек. Кто бы мог подумать, что они хотят поговорить о собственном будущем и будущем их подопечных. Да и будет ли вообще для них это будущее?