Воин. Знак пути - Дмитрий Янковский

Тысяцкие и сотники вообще оказались не готовы к напуску – никто не надел доспеха, никто не держал под руками оружия, все прохлаждались в тени теремов и наслаждались вкусным обедом. Их прямо из-за стола поднимали на рогатины и пики, ставни трещали от вылетающих тел, а по улицам, переползая через убившихся, со страшными воплями ползали искалеченные.

Раззадоренная победой толпа рванула к казармам, пытаясь быстротой и напором закрепить славное начало, но только Владимир да Ратибор с Микулкой знали, что главная опасность не тут, не в городе, а за высокими стенами Киева, в чистом поле. Именно там, снаружи, огромная польская рать стояла скрытыми заставами и дымными лагерями, так что если за стены вырвется весть о бунте, то подоспевшая подмога ураганом сметет русичей вместе с городом. Вот если бы богатыри прибыли раньше!

Две улицы, ведущие к княжьему терему, русичи очистили от поляков быстро, но пешие дозоры по всему городу уже собирались на крики и лязг оружия. Поняв с чем столкнулись, они двигались осторожнее, собирались десятками и четко держали строй, пробиваясь к месту битвы.

Владимирова дружина, выскочив на холм, где стояли казармы, нос к носу столкнулась с пришедшими в себя дозорными, отлично вооруженными и вполне оправившимися от первого сокрушительного удара. И тут русичи словно уперлись в стену… Дерево против булата – расклад не из лучших. Завязался тяжелый неравный бой и Владимир понял, что его сотня обречена, ведь если не получилось победить неожиданным быстрым напуском, то отступление уже не поможет, придется стоять до конца. Теперь можно надеяться только на помощь Богов, а им ведь тоже нужно время! Главное – не дать себя смять этим, похожим на стальных жуков, дозорным, глядящим сквозь узкие щели душных булатных шлемов. А когда выскочит из казарм основная рать, должен ударить Тризор, выпустив из подворотен лихое ночное воинство.

Бутиян наотмашь шарахнул саблей гонца, принесшего худую весть и не оглядываясь на распростертое тело, бросился к окну княжьего терема. Взгляд метался среди яростных стальных бликов близкой сечи, руки добела сжались в кулаки.

– Полуяна ко мне! Быстро! – заорал он, рассадив саблей роскошное резное кресло. – Быстро выводите на улицы конницу!

Он отер со лба нехороший пот, брезгливо отбросил окровавленный клинок и уже тише добавил:

– Не щадить никого! Вырублю этих варваров до седьмого колена…

Полуян влетел в палату, шатаясь от хмеля, по лицу разлилась такая бледность, будто он уже умер раз двадцать.

– Их ведет сам Владимир! – вытаращив глаза заорал он. – Дождались… Допрыгались… Все твои сладкие грезы! И этот чертов Чернобородый…

– Чернобородый… – чуть ободрился Бутиян. – Чернобородый… Уезжая он обещал, что даже если пропадет, помощь нам все равно будет.

– Он что, бессмертный? – недоверчиво скривился воевода.

– Может быть… – покачал головой князь. – Может быть. Но он говорил, что придет к нам в другом теле. Будь настороже! Всех незнакомцев, что явятся сами, ко мне. Без задержек, но под хорошей охраной. И конницу выводи, черт бы тебя побрал!

– Уже вывожу! – отмахнулся Полуян. – Надо еще предупредить наши основные силы за городом. Я пошлю четверть сотни через главные ворота. А вообще, не так все плохо! Варвары завязли в сече возле казарм. Не думаю, что они долго продержатся, хотя теснят наших чуть ли не голыми руками.

– Я не люблю случайностей! – злобно выкрикнул Бутиян. – Срочно нужна подмога, надо передавить этих бунтарей как вшей, коими они и являются. Не четверть сотни за город пошли, а пять десятков. Все, давай!

Он снова уставился во двор, наблюдая, как суетящиеся конные ратники бегают по двору, пытаясь создать хоть видимость порядка. Они выглядели совсем не так грозно, как при взятии города – без коней, без шлемов, многие с трудом таскают собственные разжиревшие туши.

А на холме возле казарм кипел жаркий бой – сотня русечей накатывала на булатное воинство, останавливалась и медленно отступала, но за каждым таким отступлением оставались десятки трупов. Среди покореженных польских доспехов иногда белела чистенькая рубаха русича – за каждого своего они ложили троих, а то и четверых поляков. А ведь не воины, там больше половины плотников и кузнецов!

Бутиян брезгливо скривился. Да… Неужели вся сила его войска держится на грозном и непривычном виде да на былых громких победах? Худо… Хуже некуда. Чего-то не учел Чернобородый, хотя сам-то из русичей. Вроде и войско отличное, не раз показало себя в боях, но тут все пошло наперекосяк. Ну действительно, кто же кроме русичей станет драться вот так, вилами против мечей, в рубахах против булатных доспехов?! С ними вообще нельзя воевать! Они же просто варвары, дикари, не понимающие истинной силы. Надо было не на Киев идти, а в любую другую сторону, где есть цивилизация и нормальное понимание. Там бы против такой рати вообще никто бы не выступил. Только бы и знали, что сдавать города… А эти бьются за каждый кусок мостовой.

Но суматоха во дворе не длилась долго. Сотники быстро навели порядок и немного ошалевшие поляки наконец бросились к конюшням, где челядь спешно заканчивала седлать коней. У Бутияна отлегло от сердца – конница сметет наглых русичей в одно мгновение, против нее еще ни один враг не смог устоять. Надо только чтоб всадники не спешили, чтоб выехали как всегда, в полном вооружении, в блистающих шлемах и доспехах, в пластины которых глядеться можно. Пусть лучше позже, но наверняка.

Бутиян высунулся из окна и гаркнул так, что у самого уши заклало:

– Прекратить панику! Черт вас всех разбери. Их всего сотня, а вы с перепугу чуть не обгадились. Всем снарядиться по полной!

От княжьего окрика суматоха улеглась вовсе, оруженосцы подносили шлемы с белоснежными плюмажами, затягивали ремни на господских доспехах, а через двор, ухая сапогами, грозно прошагали пять десятков легких пешцев с щитами и в полностью закрытых шлемах. Эти направились за подмогой, так что русичам теперь надеяться просто не на что, разве что на своих богов. Хотя тут и боги бессильны – камнепад не остановишь руками, будь ты хоть трижды храбрым.

Микулка осторожно прокрался вдоль задней стены конюшен, выходящей на одну из двух отбитых у поляков улиц. После грозного Бутиянова окрика суматоха во дворе улеглась, а значит времени на раздумья совсем не осталось. Надо действовать, а там уж как Боги решат.

Паренек даже улыбнулся, представив свою гибель под копытами вражьих коней, а следом за ней счастливую встречу с Дивой в вирые. Эдак даже проще, а то карабкайся потом на небо… Упаришься в такую жару!

Он пригляделся к стене, выискивая слабое место средь толстых, посеревших от времени бревен, могучая сила закипела в теле, вздув мышцы налитыми кровью буграми. Сердце заухало почти у самого горла, но Микулка только глубже вздохнул и ударил изо всех сил.

Бревна разлетелись, как худая запруда под напором воды, крыша дернулась и резко завалилась на бок, будто выслеживающий добычу ястреб лихо лег на крыло. Дальняя стена не выдержала перекоса и медленно, нехотя ухнулась в пыль, давя нерасторопных челядинов вместе с разодетыми конными ратниками. Перепуганные кони прямо в разваленных стойлах становились на дыбы, били копытами отскакивающих конюхов, ржали так, словно в конюшне гудело яростное пламя пожара. И действительно, маленький игривый огонек сорвался с перевернутой лампы, рыжим котенком кувыркнулся по соломенным подстилкам и прыгнул выше, на перекошенные бревна, оставляя за собой толстый хвост серого дыма.