Иллюстрированная история суеверий и волшебства - Альфред Леман

Рис. 78

Чтобы не отвлекать внимание читателей, на этих рисунках мною приводятся только типические кривые, а все более сложные случаи не упоминаются (рис. 76 и 77). Кривая А записана до начала движений стола, В — во время движений. Между ними существенная разница: 1) кривая В равномернее и более приближается к прямой. 2) На ней меньше малых волн, но вместо них волны большого размера. Эти данные как будто противоречат тому, что можно было ожидать; в самом деле, казалось проще было бы допустить, что люди, у которых руки так дрожат, что приводят в движение стол, не могут удержать вытянутой руки в спокойном состоянии; однако опыт показывает обратное. Кривая В рис. 76 несколько походит только на кривую рис. 68, записанную после полного часового покоя. Еще следует обратить внимание на то, что кривые В могут быть разделены на две группы, из которых одна (рис. 76) имеет пять колебаний в секунду, другая (рис. 77) только четыре. Мы видели, что при всех других опытах число колебаний у нормального человека гораздо больше — от шести до десяти в сек. — и только при движениях стола оно падает до пяти у одной группы участников и до четырех у другой. Бывают, конечно, и промежуточные цифры, но их мало и я поэтому оставляю их в стороне. Кроме того, мои опыты выяснили, что это деление на две группы наступает тем раньше, чем легче удается участникам привести в движение стол. Очевидно, что это разделение имеет какое-то значение и при внимательном рассмотрении мы найдем, что, по-видимому, именно в нем и заключается главная причина движений.

Допустим, что число дрожаний у всех участников приблизительно одинаково (как это и бывает обыкновенно в начале сеанса), тогда все они будут действовать или в одном направлении, или прямо противоположно. В обоих случаях движение не может получиться, в последнем потому, что сумма толчков, действующих в одном направлении, в следующий момент парализуется такой же суммой их в противоположном. Когда же участники разделяются на две группы с разным числом колебаний в секунду, то дело пойдет иначе. Взгляд на рис. 78 объяснит это вполне. А есть кривая с 5, В с 4 колебаниями в секунду. Если обе группы движений сообщаются столу, то равнодействующая всей их суммы получается в виде кривой С. Только два раза толчки суммируются и действуют в одном направлении, в остальных случаях они, суммируясь, действуют в противоположном, так что в продолжение значительной доли секунды взаимно уничтожаются. После такого заметного равновесия следует сильный толчок. И только тогда участники получают представление о движении в известном направлении, а мы знаем, что присутствие такого представления весьма определенно влияет на дрожательные колебания и усиливает их в данном направлении. Поэтому крайне вероятно, что стол приходит в движение только тогда, когда непроизвольные дрожания участников сделались уже настолько разновременными, что могут сообщить ему сильные толчки, разделенные промежутками покоя.

Это объяснение требуется, однако, лишь для тех случаев, когда между присутствующими нет медиума, особенно развитого в спиритическом смысле. Такой медиум всегда очень скоро проявляет решительное влияние, так что в сущности остальные участники делаются совершенно излишними. То же самое бывает, когда, при отсутствии известного медиума, какое-нибудь одно лицо приобретает сразу преобладающее влияние на движение стола, т. е. проявляет выдающиеся медиумические способности. Приведенное объяснение не годится также для тех случаев, когда предметы приходят в движение без прикосновения к ним. Очень тонкими аппаратами, описывать которые здесь не место, я убедился, что дрожания не передаются ни через воздух, ни через плотные тела; поэтому движение предметов без прикосновения к ним не может быть объяснено бессознательными дрожаниями. Мы видели, что такого рода проявления требуют уже очень высокого развития медиумизма, а поэтому мы и отложим беседу об этом предмете до главы, где вопрос о медиумизме будет рассмотрен всесторонне.

Остается сказать еще несколько слов о формах, принимаемых движением стола при различных обстоятельствах. В том, что музыка влияет на них и что стол танцует в такт музыке, не будет ничего удивительного, если мы вспомним сказанное выше о влиянии такта и ритма на непроизвольные движения. Гораздо интереснее вопрос о стуках, которыми стол дает ответы на заданные вопросы. Это последнее явление происходит весьма различно в присутствии медиума, или без него. Во втором случае стол очень часто не дает понятного ответа, по крайней мере на такие вопросы, на которые не может ответить никто из присутствующих. Здесь проявляется по-прежнему влияние представлений о движении на само движение. Если представления участников не совпадают и никто из них не имеет преобладающего влияния, то обыкновенно не бывает никакого определенного результата. Я неоднократно наблюдал, что при неуверенности участников первые движения были очень нерешительны, пока не получилось нечто вроде начала какого-нибудь слова. Тогда дело шло живее, потому что представления участников делались определеннее; конечные буквы слова выходили очень быстро. При начале каждого слова нерешительность повторялась, пока не получался намек на фразу всем ясную, и тогда конец ее выбивался очень быстро и решительно. Если же вопрос был такого рода, что допускал различные ответы, то с трудом и только случайно можно было подобрать подходящие буквы, чаще же всего получалась бессмыслица, или если получился понятный ответ, то последний, насколько это можно было проверить, не совпадал с действительностью.

Совсем иначе идет дело, когда участвует медиум, или один из присутствующих получает преобладающее влияние; такое лицо совершенно овладевает столом и ответы начинают сообразоваться с настроением и особенностями медиума. В этих случаях проявляются или бессознательные представления самого медиума, или сообщения, получаемые им через чтение и передачу мыслей присутствующих. В результате получаются те необычайные сообщения, о которых мы знаем из отчетов о спиритических сеансах. Однако и здесь впечатление чудесного зависит от незнакомства с соответствующими психологическими явлениями.

Возможность чтения мыслей открыта американцем Броуном, который тогда же дал в общем удовлетворительное объяснение этому явлению, но, как человек практический, пожелал извлечь пользу из своего открытия, давая публичные представления и, конечно, не особенно стараясь о том, чтобы его объяснение стало общеизвестным. Через несколько лет американский врач Бирд в Нью-Йорке написал небольшую брошюру о «психологических основах чтения мыслей». Затем, когда Бишоп и Кумберлэнд познакомили Европу с этим явлением, Карпентер в Англии и Прейер в Германии, независимо друг от друга и не зная сообщений Бирда, дали вполне однородное объяснение феномена. По их мнению, основа его лежит в непроизвольных дрожательных движениях. Для более точного объяснения опишем ход самого процесса чтения мыслей.

Мысль, которую нужно «прочитать», или, вернее, угадать, бывает различного рода: приходится, например, отыскать спрятанный предмет, или угадать задуманное слово, фразу, число, или даже целый сложный план путешествия. Способ действия угадывающего видоизменяется в зависимости от вида задачи, но всегда необходимо, чтобы одно лицо (руководитель, проводник) сосредоточило все внимание на том, что должно быть угадано. С этим лицом угадывающий непременно должен войти в соприкосновение, взяв его за руку, или приложивши его руку ко лбу, или — что, конечно, всего эффективнее — держась с ним за два конца палки. При искании предмета, угадывающий идет или скоро, или медленно, шаг за шагом, то колеблясь и постоянно меняя направление, то быстро устремляясь прямо к определенному месту. Впрочем, опыты очень часто не удаются. Если должно быть угадано число, то проводник должен сосредоточить внимание на каждой отдельной цифре; угадывающий, соединившись по одному из упомянутых способов с проводником, пишет цифры на доске, сделав предварительно несколько разнообразных движений мелом по воздуху. Если предстоит угадать план поездки, то угадыватель становится перед картою, а руководитель должен сосредоточить все внимание сначала на точке отправления, затем на первой станции, затем на второй и т. д. Сущность разгадки всех этих действий кроется в том, что постоянная концентрация мысли на том именно, что должно быть угадано, вызывает целый ряд непроизвольных более сильных движений; так что, — например, при искании предмета, — не угадчик руководит проводником, как может показаться с первого взгляда, а обратно. Если первый направляется не туда, куда следует, то чувствует известное сопротивление. Если он идет правильно, то и руководитель идет свободно, давая только небольшие невольные, и со стороны незаметные толчки в те минуты, когда угадчик готов уклониться от настоящего пути. Напротив того, при ошибочном направлении ищущий все время испытывает известное сопротивление, ослабевающее только тогда, если он случайно нападет на правильный путь. Тот же процесс происходит, когда угадывается план поездки, и во всех случаях, где нужно избрать определенное направление. Непроизвольные, незаметные дрожательные движения руководителя наводят угадчика на известный след.