Приманка для мужчин - Тэми Хоуг

— Знаете, — резко сказала она, вставая и поправляя пояс халата, — это ведь и ваша жизнь. Не понимаю, как вы можете сидеть, перебирать винтики и делать вид, будто через дорогу от вашего дома не происходит бог знает что.

Аарон с перекошенным от бешенства, багровым лицом вскочил на ноги, сжимая в побелевших пальцах увесистое долото.

— Не смейте при мне поминать имя божие всуе! — загремел он.

Элизабет попятилась, шокированная этой внезапной вспышкой. Сердце у нее забилось вдвое чаще.

— Простите… пожалуйста.

— Моя жизнь — община, и другой у меня нет, — будто не слыша, продолжал бушевать Аарон. — Я только перед богом держу ответ, но не перед англичанами!

Его глаза за стеклами очков горели ярким лихорадочным огнем. Он вдруг стал как-то выше ростом, казался более живым, будто человек внутри его пробил наконец броню вечного самоограничения. Элизабет наблюдала за этим превращением со смешанным чувством изумления и страха. До сих пор все амманиты, и Аарон в частности, представлялись ей воплощением сдержанности и самообладания. Этот взрыв ярости сбил ее с толку.

Впрочем, Аарона, видимо, тоже. Он отступил назад, внутренне собрался, потупился и, глядя на ступни Элизабет с тщательно накрашенными ногтями, пробормотал:

— Извините.

В мозгу, как птица в клетке, билась знакомая с детства молитва. Jesu hor dein kleins Kind, vergil mir alle meine Sund. Иисусе, услышь дитя свое, прости мне прегрешения мои.

— Нет, — возразила Элизабет, — это я должна извиниться. За последние дни в моей голове все перемешалось. Боюсь, я не всегда слежу за тем, что срывается у меня с языка. — Она тяжело вздохнула; ей вдруг смертельно захотелось курить. — Простите, я отвлекаю вас отдела, — пробормотала она, уходя в столовую. Аарон отвернулся, не проронив ни словечка.

Им никогда уже не подружиться по-настоящему, с упавшим сердцем подумала Элизабет. Они живут в разных измерениях. У них слишком разные взгляды на жизнь. Проще было бы преодолеть двухсотлетний разрыв во времени, чем пропасть, разделяющую их культуры. Ей никогда не понять его до конца, и он, вероятно, никогда не сможет воспринимать ее иначе, как «англичанку». Точно так же, как жители Стилл-Крик, наверно, всегда будут видеть в ней только «ту южанку».

Расстроенная и усталая, она босиком прошла через столовую в гостиную, к журнальному столику, на котором рядом с кучей нераспечатанных счетов валялись ее заметки по убийству Джарвиса и пакет с фотографиями, что она у вчера забрала из печати, да так еще и не открыла. Поставиkа кассету Бонни Рэйт, забралась с ногами на диван, по-кошачьи свернувшись в углу. До визита в больницу к Джолин она еще успеет принять душ — так рано все равно в больницу не пускают, так что можно не торопиться.

На столике под бумагами виднелась почти пустая пачка «Вирджиния слимз». Элизабет потянулась за ней, пытаясь кончиками пальцев ухватить за край, но в результате добрая половина всего, что там было навалено, очутилась у нее на коленях, а в пачке оказалась всего одна слегка помятая сигарета.

— Нищим выбирать не приходится, — пробормотала Элизабет, закуривая и глубоко, с чувством затягиваясь. Дурная привычка, лениво подумала она, выпуская в потолок облако дыма. Как и виски. Ей вдруг пришло в голову, что, откажись она от дурных привычек, у нее не останется никаких. Курение, алкоголь, мужчины…

Элизабет перебирала рассыпанные по дивану заметки. Все ее соображения и смутные догадки при свете дня выглядели жалкими и надуманными.

Она оставила сигарету тлеть в хрустальной пепельнице рядом со скрюченными трупиками еще пяти. На глаза начинала давить тупая боль. Пусть расследованием занимаются те, кому положено по службе, а ей сейчас нужнее вторая чашка кофе, от которой она так легкомысленно отказалась. Элизабет спихнула бумаги с колен на диванную подушку и встала. Нечаянно ее взгляд упал на пакет с фотографиями. Повинуясь невольному порыву, она взяла их с собой и побрела обратно в кухню.

Снимки, сделанные в ночь убийства, пробудили отголоски ее тогдашних страхов, напомнили об ощущении нереальности, кошмара, витавшего над стройплощадкой после прибытия полиции и прессы: ослепительный свет прожекторов на вышках, включенные мигалки, кольцо охраны вокруг места происшествия, растерянно-непреклонные лица полицейских в оцеплении, и посреди всего этого — «Линкольн» и его мертвый владелец, лежащий на земле. Даже на черно-белых карточках все казалось настоящим до грубости. Хмурясь, Элизабет смотрела на юное лицо Кенни Спенсера, видела, как он потрясен, ощущала его неуверенность оттого, что твердая почва вдруг качнулась у него под ногами.

Перебрав несколько снимков, она дошла до тех, что сделала утром в субботу: пахарь, бредущий за парой лошадей по полю на фоне восходящего солнца, стройка в разных ракурсах, виды с места гибели Джарвиса, речка с плакучими ивами.

Открыв бедром дверь, она вошла в кухню с фотографией, где Аарон, понурив голову, со шляпой в руке, стоял у могил жены и дочерей и молился. Его семья, погибшая от руки «англичанина».

«Око за око»… Этот стих из Библии почему-то всплыл в памяти, но Элизабет отмела нелепую мысль. Амманиты — мирные люди. Они никого не убивают. Они не отвечают на зло злом. Они не гнутся под напором современной жизни, поскольку отвергли эту жизнь. Они не…

Она остановилась как вкопанная и замерла, слыша только частый стук собственного сердца. Можно погладить себя по головке за проницательность, непредвзятость суждений, беспристрастность… Но ведь сейчас она делает то самое, в чем постоянно обвиняла Дэна, — видит то, что хочет видеть, то, к чему заранее готовилась.

Она сказала Дэну, что убийство Джарвиса, по ее мнению, совершено в состоянии аффекта. Точнее, вызвано внезапной и неконтролируемой вспышкой ненависти. Кто больше способен ненавидеть, как не человек, чью жену и детей убили?

Ее взгляд упал на рабочий ящик Аарона с аккуратно уложенными столярными инструментами — молотками, отвертками, резаками с тонкими изогнутыми лезвиями, ножами, стамесками, напильниками.

Когда она подняла голову, Аарон стоял перед ней. Встретившись с ним глазами, она невольно вздрогнула от пробежавшего по спине острого ледяного холодка. Аарон спокойно, не мигая, смотрел на нее, и лицо его неуловимо менялось. Кожа чуть туже обтянула высокие скулы, на щеках появился легкий румянец. Голубые глаза за простыми, круглыми стеклами очков блестели, как сапфиры. У Элизабет перехватило дыхание.

— Es waar Goiters Wille, — мягко произнес он. — На то была божья воля.

Дэн свернул с шоссе к ферме Хауэров. Разговор, который предстоял, ему абсолютно не хотелось вести, но, как видно, сегодняшний день был свыше предназначен для неприятных дел. Не было еще и восьми утра, а он уже успел повозиться с Элстромом. Помощник шерифа валялся на полу собственного гаража мертвецки пьяный, дыша перегаром и кислой отрыжкой. А теперь, в продолжение темы, надо заниматься тем, против чего восставала каждая клетка его существа.