Повседневная жизнь Москвы в Сталинскую эпоху. 1930-1940 года - Георгий Андреевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказ Князькова дополняют показания Виктора Филимонова, того самого, которого Степан укусил за палец. Так вот, когда бандиты закончили резню, они вспомнили, что остался еще в живых мальчик, шестилетний Борис. Убийство мальчика поручили ему, Виктору. «Сергей дал мне свой кинжал, – показал Филимонов Виктор, – я подошел к мальчику, но ударить ножом не решался. Федор и Сергей закричали на меня… Тогда я нанес мальчику удар ножом в грудь. Мальчик закричал, но остался жив. Сергей и Федор стали ругать меня нецензурными словами, и я вновь стал наносить удары, и мальчик был убит, т. к. не стал кричать… Когда уходили из дома, маленькая девочка, лежавшая в качалке, заплакала. Почему мы ее не убили, я не знаю».
С места преступления бандиты унесли деньги – двадцать пять тысяч рублей, зимнее пальто Анисьи с каракулевым воротником, хромовые сапоги и два отреза сукна. Все это они извлекли из сундука, в который забрались, взяв ключи из кармана халата бабы Агафьи. В суете и спешке бандиты не заметили того, что в сундуке находились еще две пачки денег с пятнадцатью и шестнадцатью тысячами рублей, да еще под матрацем кровати, на которой спали Митрофан и Анисья, – пятнадцать тысяч рублей.
Кто подумает, что убийцы своим поступком загубили свои души, что они выли по ночам от отчаяния, не в силах смыть страшный грех со своей совести, что их мучили кошмары, «кровавые мальчики», тот жестоко ошибется. Совершив преступление, бандиты поделили деньги, купили закуску, выпивку и кое-какие мелочи. Виктор Филимонов, например, купил к сапогам подошвы, передки и гвозди.
Нет слов. Подметки для сапог вещь нужная. Но, наверное, самому злому людоеду на Земле не пришла бы в голову мысль убить из-за них ребенка. Об эмоциональной тупости этих выродков говорит и такой факт. Еще когда они ехали на убийство Машковых, Сергей Филимонов предложил, если не выйдет дело с Машковыми, поехать к его двоюродному брату и вырезать его семью. Там тоже, надо думать, было чем поживиться. Тот двоюродный брат Сергея Филимонова, его жена, дети, конечно, не представляли тогда себе, какая смертельная опасность нависла над ними. Не могли они знать и того, что жить на свете они остались лишь благодаря тому, что с Машковыми у бандитов «вышло».
Кем же были эти палачи, загубившие ни за что ни про что своих родственников, детей? Может быть, это были закоренелые бандиты, особо опасные рецидивисты, каратели из «СС»? Совсем нет. Лишь Князьков в 1946 году был арестован за кражу, получил два года, но вскоре вышел на свободу, братья же Филимоновы вообще к уголовной ответственности не привлекались. Все они работали: Князьков – лесорубом, Филимоновы – трактористами. Князьков Федор и Филимонов Сергей воевали. Федор был награжден «Медалью за отвагу» и «За боевые заслуги», Сергей имел орден Красной Звезды. В 1943 году его даже в партию приняли, правда, на следующий год, за утрату партбилета, исключили.
Страшен зверь в облике человека. Волк, так тот перед нападением хоть зубы скалит, морщит нос, у него поднимается шерсть на загривке, а человек улыбается, всякие хорошие слова говорит, по плечу тебя похлопывает.
7 мая 1947 года Судебная коллегия Московского городского суда под председательством Васнева приговорила всех троих к смертной казни. Однако расстрелять их не успели. В конце мая смертная казнь была отменена и мерзавцы остались жить.
По той же причине остался жить на свете садист и палач Андрей Меркулов. Когда он убивал свои жертвы, то просил соучастника поворачивать их к нему спиной. Боялся, что его морда запечатлеется в зрачках убитых. Вот что рассказал об одном таком факте его соучастник, Комбалов Виктор, младший лейтенант, инвалид войны (у него отняли правую голень и он ходил на протезе), сожитель сестры Меркулова.
«Я лежал в больнице на 3-й Мещанской, потом она называлась МОКИ, – рассказывал Комбалов, – и там познакомился с Зиной Коллеровой. Потом стал ходить к ней домой. Жила она в квартире 6 дома 57 по 3-й Мещанской улице. На вид она была похожа на еврейку. Потом познакомился с Софьей Меркуловой, сестрой Андрея, а потом и с ним самим. С Соней решили пожениться, но денег на свадьбу не было. Тогда Андрей предложил ограбить мою знакомую еврейку. Я зашел к ней. Дома застал, кроме нее, девушку по имени Нина, приехавшую из провинции. Когда, уйдя из квартиры, рассказал об этом Меркулову, тот ответил: „Ничего страшного нет. Возьмем да зарежем обеих“. Я сказал, что боюсь идти на такое дело, но он меня старался успокоить. Говорил, что убивать будет он… Когда на следующий день шли к Зине, Меркулов по дороге вытащил из кармана финку и спросил: „Как, хороша будет для дела?“ Я ответил: „Ничего“. Пришли к Зине, но ее дома не было. Нина пригласила нас в комнату. Полчаса, наверное, разговаривали с ней. Потом Меркулов сказал мне, что пора переходить к делу. Я сказал, что пойду на кухню пить воду. Нина сказала, что принесет мне ее, но я пошел сам. Вдруг услышал: „Ой!“ Оглянулся и увидел, как Нина упала на колени, а потом и всем телом на пол. Меркулов вытащил у нее из спины финский нож и ударил еще раз. Нина стала биться головой и хрипеть. Меркулов сказал мне, чтобы я держал ее, а сам стал бить ее ножом в спину… На вырученные деньги справили свадьбу. Расписались 20 декабря 1946 года…»
Поистине кровавая свадьба… Получил Меркулов двадцать пять лет, а в декабре 1963 года Магаданский областной суд освободил его от дальнейшего отбывания наказания, сославшись на то, что он «твердо встал на путь исправления».
Может быть, потом, встав на путь исправления, он играл в каком-нибудь дворе в домино и даже ходил на митинги. А может быть, еще кого-нибудь зарезал. Последний вариант мне представляется наиболее вероятным. Преступник, совершавший страшные злодеяния, не в состоянии стать нормальным человеком. Ему ведь не дает покоя ненависть к людям, которые не разделяют с ним его подлости и низости. Да и как можно стать нормальным? Ведь каждого нормального человека до конца дней мучает совесть за любой пустяк, совершенный им еще в детстве.
Откуда взялось такое зверство у Князькова, братьев Филимоновых, Меркулова, не знаю. Войной это зверство, конечно, не объяснишь. Только сочетание их эмоциональной тупости со временем узаконенных убийств могло дать такие страшные результаты.
Им, этим выродкам, пришлось, конечно, много пережить. Сергей Филимонов и Андрей Меркулов находились во время войны на оккупированной территории. Деревню, где жил Сергей, немцы сожгли, а его дом почему-то не тронули. Меркулов в декабре 1942 года попал в плен. Таскали его из одного лагеря в другой. Сначала гоняли по всей Украине, потом перевели в Польшу, затем во Францию. Вернулся он на родину в 1946 году.
Лица, вернувшиеся из плена, попадали на проверку в лагерь, а потом отправлялись в принудительном порядке на какую-нибудь стройку или производство. Меркулов, например, прибыл на пароходе из Англии (его туда доставили союзники, освободив из лагеря во Франции). В России он прошел фильтрационный лагерь и был направлен в Баку на асфальтобетонный завод, откуда сбежал.
Вообще бандиты тех лет были нередко «людьми трудной судьбы», вернее, «мерзавцами трудной судьбы».
Бандит Лущенко, например, когда немцы заняли его деревню Красный Рог на Брянщине, сам пошел к ним служить полицейским. Дали ему немцы трехлинейную винтовку с пятью патронами, назначили паек, как у немецких солдат, да двадцать марок в придачу. Когда пришли наши, Лущенко арестовали и посадили в брянскую тюрьму. Потом его перевели в фильтрационный лагерь № 174 в Подольске, а из лагеря направили работать на Подольский молочный завод имени Калинина. Оттуда он сбежал, а в октябре 1946 года со своими дружками Давлетшиным, Дойниковым, Судаковым и Клепиковым убил и ограбил мужа и жену Николаевых в 10-й квартире дома 8 по Зоологической улице.