Меч эльфов. Рыцарь из рода Других - Бернхард Хеннен

— Что произошло между тобой и Мишель?

— Если ты спросишь своего магистра, она наверняка скажет тебе, что нашу любовь разрушил мой приказ на мосту через Бресну. Ты наверняка слышал об этой истории… Я думаю, что на самом деле все началось гораздо раньше. Сначала мы готовы прощать любимому человеку все. Прощать легко… Так же легко, как и не обращать внимания на те вещи, которые не желаешь видеть. Но берегись, когда пройдет волшебство первой любви… Я и сегодня отдал бы такой же приказ. Он был логичным и соответствующим ситуации. Я не изменился тогда в мгновение ока. Неправда, что сияющий рыцарь в мгновение превратился в бездушную скотину. Правда в том, что в тот миг она увидела меня таким, каким я являюсь на самом деле. И поскольку она не могла признаться себе, что я всегда обладал этим недостатком и она из-за своей любви просто не хотела его замечать, она выдумала историю о том, что война в Друсне лишила меня души.

Палочка Люка сломалась о твердую землю.

— Мудрецы говорят, что ненависть возможна только там, где еще не совсем угасла любовь. Я не уверен, что это так. От бурной, безусловной любви, той, которая была в наше последнее лето послушничества, осталось только несколько сентиментальных любовных стихов. Ее желание видеть меня мертвым все еще причиняет мне боль. Каждый удар сердца отзывается для меня болью.

Какой-то шорох заставил Люка поднять взгляд. Оноре расшнуровал свой камзол и поднял рубашку.

Мальчику доводилось видеть много ужасных ран. Но это… Зрелище отталкивало его, и в то же время он не мог отвести взгляд.

— Как же возможно, что ты все еще жив? — растерянно спросил он.

— Может быть, такова воля Тьюреда? Может быть, это мой дар… Часто я думаю, что еще жив потому, что у меня есть цель. Кое-что, чего я непременно хочу достичь. Может быть, ты будешь смеяться надо мной, но я убежден в том, что Господь посылает каждого из нас в этот мир с определенной целью. Сейчас это прозвучало гораздо более патетично, чем мне того хотелось. Это может быть что-то такое, что не изменит мир. Что-то, что имеет значение только для тебя. Может быть, однажды вечером ты дашь нищему простой ужин. И именно этот ужин и этот дар даст ему силы снова обрести себя, и нищий станет значительным человеком, деяний которого не хватало бы миру, если бы в тот вечер ты не проявил сострадание по отношению к нему. Я думаю, многие люди даже не замечают, когда совершают величайшие поступки в своей жизни. Я также думаю, что мы не являемся пленниками воли Господней. У него есть планы на нас. Он дает нам снаряжение для жизни, в которой мы можем исполнить свою задачу. А потом он отпускает нас, потому что мы были бы хуже рабов, если бы каждый шаг в нашей жизни был предопределен, как считают некоторые наши собратья по вере.

Люк удивленно поглядел на примарха. Оноре был для него словно книга за семью печатями. Каждый раз, когда он думал, что знает этого человека, тот заново удивлял его. Мужчина, сидевший перед ним на корточках и рассказывавший о своей любви и предназначении в жизни, ни в коей мере не соответствовал тому представлению об Оноре, которое он себе составил.

— А ты знаешь, в чем твоя задача?

Тот поднял брови и меланхолично улыбнулся.

— Что мы можем знать, Люк? Я не знаю, каковы планы Тьюреда в отношении меня, но я выбрал себе цель в жизни, и думаю, что в ней — мое предназначение. Может быть, это входит в планы Господа — то, что я сейчас, в этот миг, с тобой, чтобы немножко уменьшить твою печаль и снова дать тебе надежду. Но я считаю, что мое предназначение, кроме того, заключается в том, чтобы разрушить Альвенмарк и, наконец, дать нашему миру то спокойствие, которое ему так необходимо.

Люк растерялся. Может, примарх сошел с ума? Как один человек может сделать это? И как он собирается разрушить мир, в который даже дороги не знает? Ни один рыцарь ордена не бывал там! Судя по тому, что им известно, Другие только изредка забирают к себе язычников. И непонятно, что это — награда или кара.

Улыбка Оноре стала еще шире. В уголках губ образовались морщинки. Он натянул рубашку на свою ужасную рану.

— Теперь ты, наверное, размышляешь над тем, не сошел ли я с ума, не правда ли?

Люк судорожно сглотнул. Потом собрал все свое мужество в кулак и кивнул.

Примарх рассмеялся.

— Только тот, у кого большие планы, может достичь чего-то великого. Слава очень редко бывает подарком, который просто сваливается человеку на голову.

Некоторое время они молча сидели друг напротив друга.

— А чего хочешь ты, Люк? — спросил наконец Оноре. — Я уверен, что наши желания и наше предназначение часто связаны между собой.

Люк покачал головой. Его желание было эгоистичным. Он хотел быть с Гисхильдой. Иногда Люк стыдился этого, потому что бывали моменты, когда это желание было настолько сильно, что он готов был все остальное принести ему в жертву. Это наверняка не понравилось бы Господу!

Иногда, когда в башне не было никого из товарищей по звену, он тайком пробирался в спальню и становился на колени перед сундуком Гисхильды. Существовал неписаный закон, согласно которому сундуки других нельзя было даже трогать. Но его это не волновало, он приоткрывал сундук Гисхильды. Старое, темное дерево еще хранило часть ее запаха. И когда он закрывал глаза и забывал обо всем остальном, то мог представлять себе, что она снова совсем рядом с ним, как будто лежит в его объятиях.

— Все твои желания вращаются вокруг Гисхильды…

— Да. — Каждое слово вонзалось в его горло, словно камешек с острыми краями. Больше он сказать не смог ничего.

— Тогда стоит подумать над тем, какие способы существуют для того, чтобы привести ее к тебе.

Люк недоверчиво взглянул на примарха. Это безумие!

— Она во Фьордландии. Возглавит наших врагов.

— Я так и думал, что ты знаешь, кто она на самом деле. У любящих очень мало тайн друг от друга. Что ж, это все упрощает.

— Но я же не могу…

— Почему? Любовь — самое чистое и искреннее из всех чувств. Что же в этом преступного? И даже если Гисхильда выступит на стороне противника, я уверен, что в глубине души она все еще является одной из нас. Она — Серебряная Львица, Люк. Так же, как и ты — Серебряный Лев. Эти узы крепки. Они на всю жизнь. Она слишком долго была здесь, чтобы не принять нас. Она мыслит так же, как мы. Чувствует так же, как мы. Мы можем вернуть ее.

— Я не смогу сражаться против нее, — тихо произнес Люк. Иногда он представлял себе, как они встречаются в разгар битвы. Как не узнают друг друга из-за закрытых забрал. И что он убивает ее. — Я не могу сражаться против Фьордландии. Она никогда бы не простила мне этого. Когда наши войска победят, когда наши знамена будут развеваться над Фирнстайном и последняя битва будет позади, разрушится то, что значило для нее больше всего на свете. Я не имею права принимать в этом участие! Она никогда не простила бы мне этого, даже если бы я не поднимал меч против язычников… Когда Фьордландия падет, она тоже будет сломлена. Она не захочет меня больше видеть. Возможно, ее даже не будет в живых. В последней битве она будет сражаться насмерть.