Битва полчищ - Александр Рудазов

Хотя не исключено, что Креол все это сам же и выдумал.

Да и болт с ними, с утукку. Не о них Руорк сейчас беспокоился. Не о них, а о Двурогих. Вот они и в самом деле доставляли проблемы, хоть и многократно уступали утукку в численности. В них даже попасть-то удавалось очень редко — с такой скоростью эти демоны передвигались.

Руорк поливал их свинцовыми шквалами, гроздьями швырял гранаты и пускал «умные» ракеты — но Двурогие неуклонно брали верх. Боевых автоматов рядом уже почти не осталось, Руорк держал оборону практически в одиночку. Еще немного, и его сомнут, прорвутся в цеха, к конвейерам и доменным печам. И тогда прости-прощай чудесный промышленный комплекс, который Руорк создавал с такой любовью…

Да болт с ним, с комплексом! Руорк ведь и сам погибнет! Погибнет еще до того, как демоны ворвутся в цеха! Он, удивительный технолич, добившийся наконец мечты всей жизни — машинного бессмертия… и погибнет?! Все труды насмарку?!

Может, дать деру, пока не поздно? Сбросить все эти надстройки, переключиться в мобильный режим и умчаться куда-нибудь за океан? В грудине Руорка установлен артефакт-телепортер — просто дай ему команду и окажешься в пяти ларгинах отсюда. А там уже запускай пропеллеры и спокойно лети куда угодно.

Говорят, северный Рокуш очень красив в это время года…

Но Руорк пока что не трогался с места. Ему все-таки было нестерпимо жаль оставлять на разграбление дело всей жизни. Если б можно было прихватить с собой заводы… прихватить Стальной Легион и техномагов-мастеровых… ну и жену тоже стоит прихватить… наверное…

Но реально из всего этого списка можно взять только жену. Остальное просто не влезет в багажное отделение. Оно, конечно, у Руорка довольно вместительное, многомерное, но все-таки не бездонное. Жену и то придется сложить вчетверо.

Хорошо, что в прошлом году Руорк убедил ее заменить часть скелета на алхимическую гуттаперчу. Она так же прочна, как человеческая кость, но гораздо легче и удивительно гибкая. Екесс Глаз поначалу испытывала разные мелкие неудобства, с трудом передвигалась, невпопад сгибалась в самых неожиданных местах, но вскоре приноровилась и стала изящной, как ларийская балерина.

А уж что она начала вытворять в постели!..

Тем временем Двурогие наседали все сильнее. Шесть из четырнадцати модулей Руорка уже искорежены до неузнаваемости, и еще три угрожают отказать в любую секунду. Компенсаторы маны в груди надсадно хрипят, не успевая преобразовывать магическую энергию в физическую, не успевая производить бесконечные ливни псевдоматериального огня и свинца.

И вот наступил критический момент. Один из Двурогих прорвался через град смерти, с ехидным блеяньем принял на грудь слепящую молнию и с умопомрачительной скоростью вонзил костяное лезвие в грудь Руорка. Колдовская сталь прорвалась, точно мягкий картон, впуская руку демона. Двурогий зашарил внутри… и вот когда Руорк порадовался, что заменил сигналы о повреждении механизма с боли на тревожную музыку!

В голове разразилась настоящая какофония…

Клевентин чувствовал легкое беспокойство. Здесь, посреди сквера, он был как на ладони. А друзей в нынешнем Иххарии у него поразительно мало. Всего несколько минут назад Клевентин видел в небе пылающий шлейф с неприятно знакомой аурой — аурой, которую он полагал больше никогда не увидеть. Креол Разрушитель, этот самонадеянный варвар, даже не пытался скрывать свое присутствие.

Впрочем, ни его, ни других колдунов Клевентин особенно не опасался. Он по-прежнему держал в потайном кармане расписную тарелку киигов. Поразительно все же, что такая небольшая и относительно простая вещица дает защиту более надежную, чем большинство заклинаний. С другой стороны, какой-то колдун для создания этой вещицы полностью отдал свои способности — а это не назовешь малой платой. Сам Клевентин уж точно не пожелал бы платить такую цену — да и никто из серых не пожелал бы.

Конечно, в армии Серой Земли есть не только колдуны. Но прочие виды войск мало что могут противопоставить серому плащу — а Клевентин, хотя и получил свой «ускоренным порядком», заслуживает его более чем. Вот буквально только что в сквер забрел Стальной Солдат — громадная махина, боевой автомат древней Империи Гор. Клевентина он узнал, попытался уничтожить… но, сделав два лишь шага, застыл, вскинул гигантские руки-отбойники и «умер». Нет лучшего заклятия против автоматов, чем Нутряная Домна — она заставляет металлических чудовищ плавиться изнутри, разрушает их колдовской механизм.

Нет, автоматы Клевентину не противники. Он учился на факультете Превращений и Метаморфоз, специализируясь в управлении металлами. Другие трансформаторы превращают людей в каменные статуи, Клевентин — в железные. А это сложнее, надо заметить — металлы вообще труднее прочих веществ поддаются колдовству. Не так уж и велика разница, но она есть, есть. Големов тоже чаще делают из глины или камня, хотя металлические явно лучше. Но зачаровать труднее — и потому из металла рациональнее сделать автомата.

Плонетские машины тоже не противники. Металл. Если есть металл — Клевентин заставит его изменить форму. Расплавит, проржавит или просто скомкает до полной бесформенности.

Паладины… с их керефом Клевентину пока что не доводилось работать. Незнакомый металл всегда труден. В прошлом месяце предусмотрительный колдун попытался получить хоть малую толику керефа — узнать состав, поэкспериментировать… но получил категорический отказ. Все паладины, к которым он обращался, сразу делали каменные лица и смотрели на Клевентина с нескрываемым подозрением. Один седобородый рыцарь даже выплеснул на собеседника поток брани, более чем наполовину состоящий из слов «ересь», «кощунство» и «богомерзкий колдун».

Но даже если кереф и вызовет затруднения, ничего страшного. У Клевентина найдется множество других приемов. Расправился же он с могучим Асанте Штормом — пусть и не без помощи элемента внезапности. Расправится и с этими латниками-богомольцами, если кто из них окажется столь дерзок…

— Хой, приятель, а ты кто такой будешь? — донесся веселый голос.

Торай Жизнь исцелял без устали и отдыха. Десятками. Сотнями. Ему доставляли тяжелораненых, умирающих, даже уже мертвых — он оживлял их легкими движениями рук. Прикасался, иногда дышал на лицо — и недавний мертвец открывал глаза. Все раны заживали в считаные секунды. Пациенты шли потоками — в палату их вносили, обратно они выходили уже сами.

Сейчас Торай не видел перед собой людей. Не видел живых существ, способных дышать, есть и говорить. Он видел механизмы, неодушевленные машины, которые нужно починить. Починить во что бы то ни стало. И он их чинил.

Вокруг Торая хлестали теплые волны. Бурлила живительная прана, лавинами изливаясь из моложавого колдуна. Но по его щекам градом катились слезы, а лицо искажалось мучительной болью. Торай Жизнь испытывал страшное напряжение, он работал на пределе возможного. Даже его колоссальные способности подвергались сейчас нешуточному испытанию.

— Как я ненавижу войны… — чуть слышно бормотал колдун, сращивая очередной позвоночник. — Как же я их ненавижу…