У стен Малапаги - Рохлин Борис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есть знаменитая киноштамповка Лара Крофт — благородная расхитительница гробниц. Автор — удачливый расхититель «метафорической» мути. Он похитил всю. На других не осталось.
Привожу несколько образчиков «метафорических чудачеств». В сущности у автора не столько метафоры, сколько сравнения, не переходящие в более сложные тропы.
«Берлин — распахнутая раковина, нашпигованная… под завязку. Как мексиканская пицца овощами». З. Фрейд почесал бы в затылке.
«Могучие плиты грудных мышц». Чувствуется влияние скульптурной группы «Товарищество» Йозефа Торака, изображающей во всей красе двух дебилов.
Тьма испещрена падающими кометами, фуги света играют на клавиатуре листьев, подростки сходят с древних фресок, раздутые от пива мужчины растекаются по парапету, немки, разумеется, со стальными телами.
Увлекаешься. Не оторваться.
«Я запер свои воспоминания на ключ, повесив его на гвоздь истории, распявшей жертву».
Это уже абракадабра. Автора не уносит. Его унесло.
«Повесить на гвоздь», «завесить печаль»… Осталось только «навесить замок». Автор забыл это сделать. Навесить и уйти в управдомы или управделами.
«Романтическая вьюга слов». Обидно за прилагательное и оба существительных.
Прошлое у автора расходится по консервным банкам событий, а липы готовятся к душистым метаморфозам.
Млеешь, бросаешься на поиски консервного ножа.
«Солнце медовым подтёком висело на скользкой стене неба».
У людей, не одарённых столь мощным поэтическим воображением, подтёк — не более чем синеватая припухлость на теле от небольшого кровоизлияния.
И последнее.
«Чайки кричали младенческими голосами».
Хочется закричать нечеловеческим голосом, как у одного автора когда-то закричала коза. Нечеловеческим голосом:
— Что это? Страшный сон? Реальность?
Увы, это стиль.
Нет, остановиться невозможно. Пусть я получу пятнадцать суток за мелкое хулиганство.
Как у Вагнера, как у Малера… ткацкий станок судьбы пришёл в движение… в осколках стёкол отражались приколотые к свинцовому небу ангелы… Охранная грамота детства порвалась.
Объясните мне, кто это пишет, когда? Писатель, писательница?
Нет, это чайка кричит младенческим голосом.
Писать можно хуже. Но писать столь цветисто-пошло трудно. Говорим, пошло, безвкусно. Сравнение, метафора существуют не для того, чтобы заполнять ими всё пространство листа. Но самое печальное не это. Плохо, что это — система, в которой проза состоит из одного десерта.
Не касаюсь остальных текстов. Это не значит, что они неинтересны. У каждого из них свои достоинства, свои радости, свои соблазны. Но мне приглянулись эти. Одни — своей игривой, цветистой напористостью, другой — поэтической речью.
На белом, на размеченном листе
Движенья наши отмечают тени…
(.Радомира Шевченко)
А. Франс говорил, что роман без любовной истории, как пища без соли. Пресно. Мысль глуповатая, но классику виднее.
Метафоры относятся, скорее, к сладостям. Попробуйте выпить переслащённый кофе — и вы сразу почувствуете вкус рассказа «Пловец» и вкусы его автора Алеся Эротича. Вот она — разгадка творческой тайны. В имени. С помощью сравнений он вскочил на подножку уходящей прозы. Должен признаться, метод автора заразителен. Привлекает своей бесхитростностью и незамысловатостью.
Обратимся к ещё одной стороне этого номера. Момент второстепенный, но интересна тенденция. Соотношение авторов-женщин и авторов-мужчин. Не поленился и посчитал: 14 к 20. Колесо фортуны или закономерность?
Меняется, и очень сильно, расстановка сил в современной литературе. Происходит её феминизация. В Швеции уже давно произошла феминизация. Там и писатели, и читатели — женщины. Вы спросите, чем занимаются мужчины? Они пьют «Абсолют».
Когда-то женщина-писатель была исключением, даже курьёзом, несмотря на некоторые отклонения от нормы, например, в Англии начала 19-го в. Сейчас она абсолютный чемпион, как по количеству авторов, так и по написанному ими. Если в 19-м веке соотношение художников, не только сочинителей, было: 226 мужчин и 13 женщин, то скоро, видимо, будет наоборот. Хорошо это или плохо, не знаю, но давно замечено, что средний — подчёркиваю, средний — уровень дамской литературы гораздо выше среднего уровня мужской. С чем это связано? Восприимчивость, чувствительность, душевная тонкость, врождённый психологизм? Кто его знает? Но факт.
Уносит, уносит Летучий Голландец под Алыми Парусами. Вернёмся к теме.
Альманах «ДО И ПОСЛЕ» делает благородное дело. Благодарности от современников он вряд ли дождётся. Но в этом и проявляется душевная чуткость издателей. Не надеясь на воздаяние, они продолжают свою работу.
Допустим, история не закончится лет через двадцать-тридцать и сохранится хотя бы один номер Альманаха. Будет интересно узнать, что делала, чем занималась русская литература в немецком городе Берлине в 2007 г.
Моя напасть! Моё богатство!
Моё святое ремесло!
(Каролина Павлова)
Если авторы 11-го номера идеалисты столь же высокого розлива, то каждому из них ещё предстоят великие дела.
Одно удручает. Количество опечаток, превосходящих их неизбежность. Но это не вина издателей.
Это результат гибели незаметного и незаменимого «класса». Он был истреблён, как когда-то «кулак», или вымер в связи с изменением «климатических» условий.
Корректор советской эпохи исчез с литературной сцены, где и раньше был не столько на сцене, сколько за кулисами.
Сравним одно издание 1940 г., после большой резни, коснувшейся, предполагаю, и корректоров, на шестьсот страниц, и один из рассказов альманаха и повесть. В первом, шестисотстраничном, три опечатки, в шестистраничном — восемь. Уронишь слезу и вспомнишь удивительных мастеров своего дела.
Хочу отметить корректность оформления, печати, вкус. Приятно взять в руки, открыть, с нежностью перелистать, закрыть и аккуратно поставить на книжную полку, если таковая имеется.
Альманах производит впечатление плотного, тесного литературного содружества со своим интересом. Уверен, если провести семантическое прочёсывание, художественный сыск каждой вещи, то откроется много любопытного и поучительного.
Столетие с лишним — не вчера,
А сила прежняя в соблазне…
Б. Пастернак «Второе рождение»
Есть ветхие опушки у старых
провинциальных городов. Туда люди
приходят жить прямо из природы.
А. Платонов «Чевенгур»