Странствие Кукши за тридевять морей - Юрий Вронский

Взглянув на Шульгу, Кукша понимает, что его друг тоже волнуется за Солуньских братьев. А ведь он закоренелый язычник! Значит, и у него в душе тоже, как на ипподроме… По виду остальных трудно что-нибудь сказать. Стоящий рядом со священником Константином могучий старший брат, может быть, чуть более хмур, чем обычно. Священник же Константин светел ликом, как всегда.

Отроки приносят почетное княжеское сиденье, которое кияне называют «стол», и ставят неподалеку от огня, но князья Оскольд и Дир остаются стоять ради присутствия духовных лиц. Наконец по знаку князя Оскольда глашатай объявляет начало веча.

– Вы, верно, помните, – говорит князь Дир собравшимся, – как приходили к нам с Хвалынского моря сарацины, люди Мухаммедовой веры… Еще сказывали: мудрый, мол, народ живет в Киеве, а закона не ведает… Веруйте, мол, в наш закон и поклонитесь Мухаммеду-пророку.

– Какова ваша вера? – спросили мы.

Они же отвечали:

– Веруем мы Аллаху, а Мухаммед, Пророк его, учит нас совершать обрезание крайней плоти, не есть свинины, не пить вина. По смерти же поставит Аллах перед каждым по семьдесят прекрасных жен, и изберет себе умерший одну из них, и вложит Аллах в нее красоту всех семидесяти, и будет умершему жена. Кто богат здесь, в этой жизни, будет богат и там, кто беден здесь, будет беден и там.

Рассудили мы: красавица жена на том свете, конечно, не худо, но вина не пить и свинины не есть – это нам не подходит. Да и несправедлив закон их веры: кто беден здесь, и на том свете обречен быть бедным.

После них являлись немцы Римской веры, много и красно говорили – на нашем языке говорили, конечно, а то бы мы их и не поняли… Но с Богом они говорят на римском языке, называемом «латынь», и поведали, что Бог признает только три языка – латынь, греческий и еврейский. И это нам не подошло – кто же у нас разумеет те языки?

Приходили из Жидовского города.

– А у вас каков закон? – спросили мы.

– Наш закон, – отвечали они, – таков: обрезаться, не есть свинины и зайчатины, блюсти субботу, как заповедал Господь.

– А где земля ваша?

– В Иерусалиме, – отвечают.

– Почто же вы не там?

– Разгневался Господь на отцов наших и расточил нас, за грехи наши, по чужим странам.

Тогда отвечали мы им:

– Если бы Бог любил вас и закон ваш, не расточил бы Он вас по чужим землям. Не того ли и нам желаете?

Мы тоже в прошлом году испытали на себе гнев и могущество Бога – Бога греков – и поняли, что это знак нам… А когда привели нас в царьградский храм и началась там служба их Богу, мы не знали, где мы, – на земле или на небе. И поняли, что истинно велик Бог греков! А теперь послушайте человека греческой веры.

Вперед выступил священник Константин Философ с Евангелием в руках. Оно на словеньском языке, понятном для всех собравшихся, братья Константин и Мефодий шесть лет тому назад перевели его с греческого. Они жили тогда в монастыре на Олимпе и там же создали словеньскую азбуку.

Константин начинает издалека, он рассказывает о том, как Господь за шесть дней сотворил мир – сперва небо и землю, а потом, по очереди, все остальное. Кукшу не покидает страх, как бы Константину не помешал кашель, он с тревогой следит за ним и в то же время с опаской поглядывают на киян, все ли они понимают.

По их лицам Кукша убеждается, что они воспринимают рассказ очень живо и благодарно: великий греческий Бог творит мир прямо у них на глазах, и они узнают, откуда взялось все, что они видят и ведают, все смертное и бессмертное, все, чем они живут, откуда и сами они наконец. Картина сотворения мира волнует и радует их, как детей, но особенное волнение и радость отражается на их лицах, когда священник Константин произносит: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию… И сотворил Бог человека по образу Своему и подобию – мужа и жену сотворил Он…»

Да, разумеется, по душе киянам то, что Бог не только сотворил их, но и сразу отделил их от всякой прочей твари земной и возвысил над нею: ведь Он сотворил их по образу и подобию Своему! Язычники так похожи на детей – многие из собравшихся уже смотрят на самого священника Константина как на доброго и могущественного Бога Отца! А священник Константин продолжает рассказывать, и каждое слово его навсегда запечатлевается в душах собравшихся.

Перед зачарованным взором киян народ Божий идет по пустыне, после того как Господь вывел его из Египта, из дома рабства, и ведет его мудрый Моисей, посланный Господом избранному народу в вожди.

Но особенно впечатлил киян рассказ о троих отроках, верных Богу, которых принуждал вавилонский царь Навуходоносор поклониться золотому истукану, которого сам и воздвиг.

– Если не поклонитесь, – говорил отрокам царь, – сей же час будете ввержены в печь огненную!

Отроки же отвечали царю:

– Бог наш на небе, Ему мы служим! Твоим же богам служить не станем и золотому истукану не поклонимся!

Исполнился ярости Навуходоносор царь и сказал слугам:

– Растопите печь, слуги верные, всемеро жарче против обычного!

А могучим воинам своим велел заковать тех отроков и бросить их в печь огненную. И, когда воины бросали отроков в печь, вышло из печного устья пламя жаркое и пожрало тех воинов.

А отроки ходят в печи посреди пламени и славят Бога. Меж тем спустился в печь Ангел Господень и оросил отроков росою прохладною.

И говорит царь вельможам своим:

– Вижу четверых отроков, свободных от уз и ходящих среди пламени, но на них даже одежда не затлела, а один подобен обликом Сыну Божию!

Подошел Навуходоносор царь к устью печи, огнем пылающей, и сказал:

– Выйдите из печи, рабы Бога Вышнего!

Собрались князья и воеводы, начальники и вельможи царевы и видят: невредимы те отроки, и волосы на головах их огнем не тронуты, и одежды не повредились нисколько, и даже паленым от них не пахнет.

И поклонился перед ними Навуходоносор царь, Богу их поклонился, и молвил:

– Благословен Бог этих отроков, который послал Ангела и спас их, предавших тела свои огню, только бы не поклониться и не послужить какому-либо иному богу, кроме Бога своего.

И сказал Навуходоносор царь:

– Заповедаю вам заповедь – слушайте, все люди, племена и языки, если кто-нибудь из вас вознесет хулу на Бога их, ждет вас лютая пагуба, а домы ваши – разграбление. Ибо нет другого Бога, который вот так мог бы избавить от гибели верных Своих!

Немало еще говорит киянам священник Константин Философ, от писания говорит и от себя. В конце своего слова он оборачивается к брату Мефодию, держащему свиток, вдвоем они раскатывают его перед народом, и все видят, что это занавес, а на нем изображен Страшный Суд, который ожидает всех после смерти, и каждый, даже глухой к слову веры, видит, как праведные идут в жизнь вечную, а грешные – в геенну[182] огненную.