Ангелы Монмартра - Игорь Каплонский

Правый глаз готов. Левый, обращенный к зрителю, самый сложный. Хорошо, что правильно смешал белила и краплак, точно под цвет лица. Только надо слегка затемнить…

Около часу дня, за мгновение до беды, Анж почувствовал: что-то произойдет. От напряжения свело руку, игла внезапной боли пронзила локоть. Острие пера прочертило короткую, но глубокую линию по поверхности холста. Некоторые волокна оказались вспоротыми, и это было непоправимо. Сердце художника словно покрылось инеем, в то время как на лбу мгновенно выступил пот. Дежан застыл, не в силах оторвать взгляд от перечеркнутого наискось смешливого зеленого глаза. Анжу показалось, что в его душе рушится вселенная…

* * *

Влекомые необъяснимым порывом, к вечеру у дома Дежана начали собираться люди.

С Монпарнаса ехали Архипенко, Бранкузи, Сутин, Дуниковский – поляк вез с собой отлитый в бронзе бюст художника. Модильяни, Пикассо, до этого проведшие ночь в «Резвом Кролике», прибыли первыми и выглядели ничуть не уставшими. Их сопровождал Зборовский. Немного позже пришли Макс Жакоб с Гертрудой Стайн, почти вслед за ними Эренбург и композитор Эрик Сати. Под плафоном газового фонаря остановились папаша Фредэ и барон Пижар. Около замершего на другой стороне улицы такси в одиночестве курил Гастон Маранбер. В фиакре прибыли Сюзанна Валадон с Утрилло. Опершись на тросточку, замер у фасада вечно сонный маршан Амбруаз Воллар.

Казалось, невидимый, но очень сильный магнит притягивал сюда весь творческий Париж. Прибывшие вполголоса беседовали, не думая о причине встречи. Казалось, что они заранее сговорились о всеобщей ночной прогулке у Восточного вокзала.

Полчаса спустя с противоположных концов улицы подошли еще две многочисленные группы. Это были молодые люди – красивые, хорошо одетые парни и девушки. Никто не заметил, что в лицах вновь прибывших есть некие сходные, едва ли не родственные черты. Почти одинаковыми были удлиненные овалы лиц, тонкие переносицы и маленькие полные губы, темные веки, большие глаза, в основном карие и голубые. Обе группы расположились поодаль, не смешиваясь между собой, но время от времени бросая друг на друга настороженные взгляды.

* * *

Зрители собрались на последний акт Спектакля Судьбы. Когда Анж отдернул занавески и вернулся к холсту, он не заметил, как на улице около сотни людей одновременно обратили лица к его окнам. В воздухе бушевал ледяной ветер, но никто не чувствовал пощечин, которыми их награждала ледяная пурга.

* * *

…Ощущение гибели вселенной было лишь в первый момент, когда Анж со стоном уронил перо на пол. Не было ни разочарования, ни отчаяния, он не проклинал себя за неловкость. Наоборот, в душе постепенно рождалась злость, за нею – упрямство. Художник подавил порыв ярости и с нарочитой неторопливостью прошелся по комнате, массируя руку.

Когда судорога отпустила, он еще с полчаса ощущал ноющую боль в локте и плече.

Глупо бросать почти готовую работу из-за поцарапанного дюйма холстины. Вот если бы материя была пропорота насквозь… Ведь не впервые же с ним происходят подобные неприятности.

Дежан поднес лупу к портрету. Никакой драмы, просто надо немного подчистить распушенные края нитей. Придется заново подрисовать часть глаза, но это мелочь. Главное, сам зрачок не затронут. Ну, разве что при очень близком рассмотрении будет видна ложбинка. Всего лишь осыпался крохотный, меньше спичечной головки, кусочек краски. Анж поднял с пола перо, поддел им каплю смеси и в два мазка устранил погрешность.

Я в шаге от завершения, вдруг с особой отчетливостью осознал художник. Остался только зрачок, в котором не хватает пятнышка определенной формы. Работы на полчаса, тем более что это пятнышко он уже рисовал десятки раз на бумаге.

Дежан откинулся на спинку стула, с наслаждением расслабил шею и плечи. Боль ушла – и хорошо. Правда, до рези устали глаза. Отдохнуть, успокоиться…

На холсте кусочек перил моста. Там стоит хрупкая девушка в белом трико. Позади нее мерцает ажурный фонарь, внизу катятся темные воды Сены. Вдалеке из утреннего тумана проступают силуэты домов, и еще дальше – купол собора.

Дежан улыбнулся Светлане.

Девушка легко спрыгнула с перил и шагнула в комнату…

* * *

– …Я с тобой, Андрей. Еще немного, и всё закончится. Посмотри на маску. Она больше не плачет. Интересно, как это – быть богиней? Не помню… Подойди, я хочу тебя поцеловать.

Селена снова встает на цыпочки, тянется к губам Анжа. Он касается ладонями ее лица. Девушка зажмуривается…

Это реальность, а сон – что-то другое, декорация, в которой они встретились. При желании можно сделать шаг и оказаться на мосту, где веет утренний ветерок. И снова будет первое августа, летний день нежданного счастья.

– Нет-нет, Андрюша, ничего не говори. Я не хочу отпускать тебя, но придется вернуться. Совсем ненадолго. А ты проснешься и завершишь то, что должен.

Художник ощущает еще один мимолетный поцелуй, на сей раз в небритую щеку. И вновь перед ним Светлана – но замкнутая в неподвижную рамку холста.

* * *

Художник очнулся, когда стрелки часов показывали половину двенадцатого. Я успею, твердо решил он. Смешал на палитре свежие краски и вышел в прихожую, чтобы отпереть дверь. Андрей Державин не заставит палача топтаться на пороге.

– Я даю последний бой, – сказал он вполголоса в многолюдную тьму перед домом. – Мой Светлячок, мы встретимся, пусть даже в ином мире!

Художник вернулся в комнату. Взял перо, покачал его в пальцах, словно пытаясь убедиться, что рука больше не подведет.

С этой минуты центр Вселенной повис на острие расщепленной пополам стальной стрелки.

* * *

Художники, поэты, скульпторы одновременно посторонились, чтобы пропустить светловолосого усача в сером пальто и котелке. Мужчина уверенным жестом распахнул незапертую дверь и вошел в дом.

Обе группы странных юношей и девушек поспешно направились к стрельчатым окошкам. Повинуясь общему порыву, за ними двинулись и остальные, однако не успели: за непроницаемой стеной одинаково высоких и похожих друг на друга парней, из-за их цилиндров и мелькающих под ветром белых кашне ничего не было видно.

* * *

…Комнату наполнил тревожный звук, словно в тесном помещении зашелестели сотни невидимых крыльев. Анж подавил искушение обернуться.

– Кто здесь? – Он предвидел ответ заранее.

– Грехи твои, – Санжаров уселся на стул за его спиной. – Не спеши, у тебя еще целых пять минут. Хочешь, сверим часы?

Шелест затих, и Анж представил, как совы рассаживаются на карнизах, на шкафу, на подоконнике. На диване Светланы.

– Раз пришел раньше, не мешай, – сказал он, ощущая на себе пристальный взгляд офицера-палача. – Хочешь, возьми в шкафу коньяк.

– Яволь, – Санжаров скрестил руки на груди и закинул ногу за ногу. – Мне вдруг захотелось посчитать – ведь это не помешает? Двести тридцать шесть. Двести тридцать пять. Двести…