Becoming. Моя история  - Мишель Обама

Я никогда этого не забуду. Я пыталась, даже будучи младшим юристом, оплатить свой долг, поощряя любознательность в молодых людях и вовлекая их во взрослые разговоры. Если помощница юриста задавала мне вопрос о своем будущем, я впускала ее в кабинет и делилась рассказом о своем путешествии или давала какой-нибудь совет. Если кто-то хотел, чтобы ему подсказали путь или помогли наладить контакт, я делала все возможное. Позже, во время работы в Public Allies, я увидела преимущества более структурированного, персонального наставничества. Я знала из собственного жизненного опыта, что, когда кто-то проявляет неподдельный интерес к вашему обучению и развитию, пусть даже всего по десять минут в день, это дает плоды. Особенно для женщин, для меньшинств и всех, кого общество запросто может проигнорировать.

Поэтому я запустила программу лидерства и наставничества в Белом доме, пригласила двадцать девочек из первого и второго года обучения старших школ Вашингтона на ежемесячные встречи, которые включали неформальные беседы, экскурсии, занятия по финансовой грамотности и консультирование в выборе карьеры. Бо́льшую часть программы мы провели за закрытыми дверями, чтобы не втягивать девочек в борьбу со СМИ.

Мы нашли для каждой девочки-подростка наставницу, которая должна была построить с ней доверительные отношения, поделиться своими ресурсами и историей своей жизни. Валери стала наставницей. Крис Комерфорд, первая женщина – шеф-повар Белого дома, стала наставницей. Джилл Байден тоже, как и многие другие женщины из штаба Восточного и Западного крыла. Студенток направляли в программу директора школ и учителя, и девочки оставались с нами до тех пор, пока не заканчивали учебу. У нас были девочки из военных семей, из семей иммигрантов, мама-подросток, девочка, жившая в приюте для бездомных. Умные, любознательные молодые женщины. Такие же, как я. Такие же, как мои дочери. Я наблюдала за тем, как девочки заводили дружбу и приходили к взаимопониманию друг с другом и со взрослыми вокруг. Я часами беседовала с ними в большом кругу, жевала попкорн и обменивалась мыслями о поступлении в колледж, внешности и мальчиках. Ни одну тему не обходили вниманием. Мы много смеялись. Больше всего я надеялась, что в будущее они возьмут с собой именно это: легкость, чувство общности, храбрость говорить и быть услышанными.

Я хотела для них того же, чего для Саши и Малии, – чтобы, научившись чувствовать себя комфортно в Белом доме, девочки продолжали чувствовать себя комфортно и уверенно в любой комнате, за любым столом и в любой группе людей.

Мы жили «за стеклом» уже более двух лет, и я продолжала искать способы максимально увеличить этот периметр. Мы с Бараком приглашали в Белый дом все больше гостей, особенно детей, надеясь сделать величие дома более инклюзивным, немного оживить его формальности и традиции. Каждый раз, когда к нам с государственными визитами приезжали иностранные чиновники, мы звали местных школьников, чтобы они могли немного разбавить помпезность официальных церемоний и попробовать еду на государственном ужине. Когда на вечернее представление приходили музыканты, мы просили их появиться пораньше, чтобы провести молодежный мастер-класс. Мы хотели подчеркнуть важность приобщения детей к искусству, показать, что это не роскошь, а необходимость для их кругозора. Я наслаждалась тем, как старшеклассники общались с современными артистами, такими как Джон Ледженд, Джастин Тимберлейк и Элисон Краусс, а также легендарными Смоки Робинсон и Патти Лабелль. Для меня это был возврат к корням, к основам моего воспитания: джаз в доме Саутсайда, фортепианные концерты и кружок оперетты моей двоюродной бабушки Робби, семейные поездки в музеи в центре города. Я знала, как сильно искусство и культура могут повлиять на развитие ребенка. И это позволило мне почувствовать себя дома. Мы с Бараком покачивались в такт в первом ряду на каждом концерте. Даже мама, которая обычно держалась подальше от публичных мероприятий, всегда спускалась на государственный этаж, когда на нем звучала музыка.

Мы проводили вечера танца и других видов искусства, часто приглашали современных артистов. В 2009 году мы устроили первый в истории вечер устной поэзии в Белом доме, и на нем молодой композитор Лин-Мануэль Миранда встал и поразил всех отрывком из своего нового произведения. Он описал его как «концептуальный альбом о жизни человека, который, по-моему, является воплощением хип-хопа… Это министр финансов Александр Гамильтон»[168].

Я пожала ему руку и сказала: «Эй, удачи с Гамильтоном».

Каждый день вокруг происходило столько всего. Гламур, превосходство, опустошение, надежда шли с нами рука об руку, и при этом у нас было двое детей, которые пытались вести собственную жизнь отдельно от происходящего дома. Я делала все, что могла, чтобы не отгораживать себя и девочек от остального мира.

Моя цель оставалась прежней – отыскать остатки нормальности и вписать в нее хоть какие-то части своей жизни. В сезон футбола и лакросса я ездила на домашние игры Саши и Малии и садилась на трибуны рядом с другими родителями, вежливо отказывая всем, кто просил сфотографироваться, но при этом с радостью с ними болтая. Когда Малия начала играть в теннис, я в большинстве случаев смотрела ее матчи через окно машины секретной службы, припаркованной рядом с кортом, не желая привлекать к себе внимания. Только когда все заканчивалось, я выходила, чтобы ее обнять.

В присутствии Барака нам всем приходилось отказываться от нормальной жизни и легкости передвижения. Он посещал школьные и спортивные мероприятия девочек когда мог, но его возможности слиться с толпой были ограничены, – а присутствие охраны непросто скрыть. Они обязаны оставаться на виду. Так они посылают миру ясный сигнал, что никто не навредит президенту Соединенных Штатов. По понятным причинам я этому радовалась. Но, сравнивая нашу жизнь с жизнью нормальных семей, нельзя было не хотеть немного большего.

Эта же мысль пришла в голову Малии, когда мы с ней и Бараком направлялись на одно из Сашиных мероприятий в младшей школе «Сидуэлл». Мы втроем пересекли открытый внутренний двор, прошли мимо группы детсадовцев на переменке, которые раскачивались на рукоходах и бегали вокруг деревянной детской площадки. Я не уверена, что маленькие дети заметили отряд снайперов службы безопасности, одетых во все черное, со штурмовыми винтовками, на крыше школы, но Малия заметила.

Она перевела взгляд со снайперов на детсадовцев, а потом на отца.

– Правда, пап? – сказала она. – Серьезно?

Бараку в ответ оставалось только улыбнуться и пожать плечами. Он в любом случае не мог относиться к работе несерьезно.

Конечно, мы никогда не выходили за стеклянную стену. Стена двигалась вместе с каждым из нас по отдельности. Благодаря нашим прошлым разговорам со службой безопасности Саша и Малия смогли посещать бар-мицвы[169] друзей, мыть машины для школьного сбора средств и даже тусоваться в торговом центре – правда, всегда с агентами и даже иногда с моей мамой, но, по крайней мере, теперь девочки были столь же мобильными, как их сверстники. Агенты Саши, включая Бет Селестини и Лоуренса Такера – которого все называли Л. Т., – стали любимчиками в Сидуэлле. Дети умоляли Л. Т. покачать их на качелях на переменах. Семьи часто присылали для агентов дополнительные кексы на дни рождения детей.