Собственные записки. 1811-1816 - Николай Муравьев-Карсский

Мы провели около двух недель в Шомоне. В это время я оставался совершенно без денег и обошелся в нуждах своих только благодаря моему кучеру Артемию, который, видя мое безденежье, выдал себя за кузнеца, достал где-то молоток, в другом месте клещи, в третьем гвозди, в четвертом подковы и стал перебивать хлеб у кузнеца великого князя, который брал по рублю серебром за подковку одной ноги, а Артемий стал дешевле ковать. Я ничего не знал о сем, как он мне неожиданно высыпал из кожаного кошелька своего около 7 рублей серебром; деньги эти несколько поддержали меня. Между тем другой слуга продал моего ослепшего французского старого коня, которого я купил в Борисове. Он цыганил на нем несколько дней и спустил его в сумерки австрийскому офицеру довольно дорого, так что я в состоянии был купить другую лошадь, весьма порядочную, которую назвал Баронессой.

Ожидались значительные подкрепления от австрийцев, которые уверяли, что уже давно выступило с берегов Рейна 50 000 войска и что все беглые их и разбредшиеся люди собраны в особенный корпус, направленный к армии; но вместо того мы видели только эскадрона два венгерских гусар и две роты артиллерийские, к нам присоединившиеся. Главные силы их подвигались к Иону.

В течение двух недель, проведенных нами в Шомоне, с обеих сторон воюющих держав назначены были должностные лица, которые вели переговоры о мире. Я слышал, что в переговорах сих государь много уступал Наполеону, но требования сего последнего были столь велики, что государь прервал переговоры и издал прокламацию, которую он объявил народу французскому о решении не прежде сложить оружие, как по возвращении Бурбонов на престол Франции. Вместе с сей прокламацией было приказано Вреде, главнокомандующему баварских войск, и Витгенштейну, которые стояли впереди, взять Бар-сюр-Об приступом, что было исполнено с быстротой, и французская армия отступила. Бар-сюр-Об не пощадили, потому что жители оного вооружились и дрались против нас. Говорят, что баварцы (известные по их грабительству, когда они были еще в союзе с французами) делали непомерные ужасы на сем приступе, без уважения к летам, полу или званию: ничего не спасло жителей и имущества их. Я слышал от одного очевидца, что они, схватив одну старуху, подняли ее вверх, а один баварец подлез ей под юбки и достал у нее между ногами кошелек, в котором нашел несколько франков. Не ручаюсь, однако, за справедливость сего рассказа.

После покорения Бар-сюр-Оба Витгенштейн сказался больным и не командовал корпусом, потому что его отдали под начальство Вреде.

Вслед за сим делом армия наша тронулась вперед опять к Труа. Под Шато-Бриеном мы заняли позицию, полагая, что неприятель будет нас атаковать, ибо были известия, что он потянулся вправо. В этот раз замок в Шато-Бриене много потерпел; знаменитая библиотека и редкий кабинет натуральной истории были разрушены, разбиты и приведены в жалостное состояние. Сперва принялись за работу наши солдаты; несколько офицеров, заехавших из любопытства, увидели беспорядок, разогнали солдат, но сами были прельщены книгами и минералами: за ними пришли товарищи их, и через несколько часов в библиотеке и кабинете натуральной истории находилось около сотни охотников из гвардейских офицеров. Я в это время ехал мимо с Даненбергом: увидев множество лошадей пред входом во дворец, мы слезли с коней и вошли.

Круглая комната, в которой был кабинет естественной истории, содержала в себе человек шестьдесят обер-офицеров, полковников и генералов, которые трудились около минералов. Они рассматривали переломанные штуфы, передавали их из рук в руки, сожалели о порче их, ругали несчастных солдат, на счет которых отнесли весь беспорядок, и, наконец, с целью спасти сии драгоценные штуфы от большего изъяна лучшие клали к себе в карман, а дурные на пол бросали. Стены в сей комнате были уставлены шкафами, в которых содержались лучшие издания отборных учебных книг в прекрасных переплетах. Комната была очень высокая, и книги стояли до потолка в двухъярусной галерее, со вкусом убранной. На перилах галерей расположены были набитые чучела редких зверей и птиц. Любопытствовавшие, забравшись на галереи и рассматривая книги, отвязывали зверей и птиц и пускали их вниз.

Смотря на других, я также занялся сперва минералами и поднял два брошенных горных кристалла призматического вида, сросшихся вместе на основании, окрашенном охрой, и на которых было множество мелких кристаллов. Большие кристаллы были длиной вершка в три, а толщиной в вершок. Хотя я был в шинели, но штука была слишком велика, чтобы ее можно было прибрать. Мне хотелось отколоть один из больших кристаллов, чтобы из обломков сделать себе кремни в пистолеты, но, сколько я о том ни старался, кристаллы не подавались. Выйдя в соседнюю комнату, я бросил штуку изо всей силы о камин, чтобы ее разбить; камень разбился надвое, но с тем вместе разбился и уголок изящного камина, и я получил половину большого кристалла, которую привез в Париж, где подарил ее хозяину, у которого квартировал.

После сего захотелось мне приобрести походную библиотеку. Войдя в круглую комнату, я стал пробираться в тесноте (тогда уже тут до 150 человек было) к крыльцу, ведущему на галереи. Под моими ногами трещали стекла, камни, энциклопедии, чучела зверей и птиц, и все эти вещи прилетали сверху, задевая иногда тех, которые находились внизу. Таким образом, ринулся у ног моих крокодил аршина в два длины; я его поднял и хотел было тащить к своему казаку, но вспомнил, что его нельзя было спрятать, и бросил на дороге. Наконец я добрался до крылечка и пошел наверх. Я осмотрел все книги и сожалел, что не мог всех с собою увезти. Надобно было несколько из них взять для чтения, сидя у огня на бивуаках. В то время учебные книги не могли мне ни к чему служить, и потому я выбрал несколько романов, с коих сорвал переплеты для большей вместимости. Наполнив карманы свои и с двумя книгами в руках, я спустился и пошел по другим комнатам; нашел еще большую залу, занятую библиотекой, но уже некуда было девать книг, и я прошел мимо. Романы, которые я набрал, служили мне по ночам для чтения; а когда один был прочитан, то для избавления себя от лишней тяжести книга поступала на подтопки в огонь.

Князь П. М. Волконский, который видел библиотеку в Chatesu-Brienne, испросил у государя позволения взять ее для дома Главного штаба в Петербурге, о коем он постоянно заботился; ему позволили, и он приказал подполковнику Сахновскому заняться вывозом книг. Сахновский навалил множество подвод книгами, но бросил их в Шомоне (Chaumont), когда французы отрезали нас от Рейна.

Мы вошли с Даненбергом в темный коридор, где нашли узкую лестницу, обвивающуюся вверх улиткой около столба; взойдя по ней, мы пришли к запертой двери, в которую постучались. Человек, порядочно одетый, отпер двери и провел нас в небольшую угловую комнату, где он, как видно, занимался. То был смотритель замка, который, хотя и знал, что его опустошают, но в надежде, что его не найдут, скрылся и спокойно сидел в своем углу. Мы с ним раскланялись и пошли далее. В сем же коридоре нашли другую лестницу, ведущую вниз; спустились и очутились в прекрасных комнатах, убранных с роскошью наподобие древних бань. Ванны были металлические, в стенах были ниши, убранные статуями и вазами, в иных же стояли пышные кровати. Комнаты сии были под сводами, опиравшимися на красивых колоннах, и находились ниже горизонта земли; ибо свет в них доходил через отверстия, проведенные в сад. Недоставало только красавиц для полного украшения сего роскошного подземного убежища. Затем мы пошли осматривать самый верхний этаж, в котором жило несколько семейств. Я зашел в одну комнату, где находилось около 30 человек; они просили взять их под мое покровительство, потому что дворец наполнился множеством народа и они за свою жизнь страшились. Я успокоил их и хотел уйти, но казак мой остановил меня и показал мне лайковую пуховую подушку, которую мне предложил взять.