Ротмистр - Евгений Акуленко

Домну кормили углем несколько часов. Все это время Ревин не отходил от печи ни на шаг. Лицо его оставалось бесстрастно, только глаза горели таким же огнем, что бушевал за стеной. Когда спали последние отблески и немного схлынул жар, взорам открылся растекшийся по поддону железный блин, покрывшийся потрескивающей окалиной. Иноземной жизни в печи более не предполагалось.

— …Мне необходимо видеть мистера Юджина Йозефа Першинга старшего.

— Вам назначено?

— Возможно. Не имею ни малейшего представления.

Начальник караула – молодой человек с армейской выправкой – недоуменно повел бровью. Здесь не привыкли к таким ответам.

— Боюсь… — холодно начал он.

— Мне нет никакого дела до того, чего вы боитесь, — бархатным баритоном перебил гость. — Потрудитесь доложить о нашем визите.

— Мне даны четкие указания: мистер Першинг никого принимать не изволит. Здесь частная территория. Прошу вас…

Из коляски, видимо устав слушать бесплотные препирательства, вышел нескладный долговязый юноша, потянулся с долгой дороги, хрустнув суставами. И завертел недоуменно головой. Здесь правда было чему удивиться. Путь преграждал высоченный забор, сплетенный из завитков колючей проволоки столь плотно, что отбрасывал тень. Позади, на некотором отдалении виднелся второй такой же. Двойное ограждение уходило в обе стороны и терялось за холмами. Проникнуть внутрь представлялось возможным только через железные ворота рядом со сторожкой. Хотя на практике, может статься, было проще волшебным образом просочиться сквозь чертову путанку: гостей здесь не ждали. Вооруженная охрана в одинаковой военного покроя форме не сводила с визитеров глаз.

— Нет-нет. Никак невозможно, уверяю! — начальник караула излучал полную непреклонность.

Долговязый юноша усмехнулся уголком губ: бедняга, он еще не знает, с кем связался. Обладатель бархатного баритона – средних лет джентльмен приятной внешности – извлек из нагрудного кармана дорогой хронометр, церемонно откинул крышку, будто предложив оппонентам засечь время. Тот факт, что дело непременно решится в его пользу, у него, похоже, сомнений не вызывал. Джентльмен этот излучал уверенность, как лев на птичьем дворе. В безукоризненно сидящем костюме, в натертых до зеркального блеска туфлях, с идеальным пробором он безусловно контрастировал со своим нескладным и помятым спутником, с виду то ли банковским клерком, то ли студентом. Черный крокодиловой кожи портфель внушительных размеров завершал картину вальяжной важности. Голосом говорил джентльмен под стать фигуре: ровным и уверенным, приятным и не терпящим возражений одновременно.

Баритон менял тембр, вздымался и ниспадал волнами, обороты речи следовали один из другого, вбивая доводы, как гвозди. Начальник караула враз утратил былую неприступность, как-то съежился и сник. Заключительным аккордом джентльмен извлек из недр портфеля некую бумагу и жестом фокусника предъявил на обозрение.

— Хорошо-хорошо! — молодой человек с армейской выправкой безоговорочно капитулировал. — Я доложу. Как вас представить?

— Просто, — джентльмен снисходительно упрятал бумагу обратно. — Джон Лившиц, адвокат. С… неважно… Со спутником.

— Подожите здесь! — велел начальник караула, зайдя в сторожку. Сам завращал ручку телефонного аппарата. — Прошу меня простить, но ваш экипаж, багаж и личные вещи подлежат досмотру. Это непременное условие. Портфель потрудитесь предъявить тоже.

— Могу я узнать, на предмет чего производится досмотр? — адвокат не потрудился сдержать ухмылку.

— На предмет оружия и взрывчатых веществ.

— У меня только бумаги. Однако уверяю, сила в них почище иной бомбы…

За двойным забором оказался изрядной глубины ров. Такой, что карета с лошадьми ухнула бы туда безоглядно. Внизу скопилась вода, кое-где обрушались стенки. Траншея также опоясывала хозяйские владения по периметру. Чтобы перебраться через нее охрана перекинула специальные сходни, и едва коляска перекатилась на внутреннюю территорию, поспешила сходни убрать. Экипаж со всем тщанием осмотрели, на козлы запрыгнули двое сопровождающих, и только после этого гостям разрешили продолжить путь.

— Я знаю, — удивленно заметил юноша, — землевладельцы наоборот, засыпают овраги, чтобы не допустить эрозии почв. Но чтобы их рыть намеренно…

— О! Это далеко не все странности достопочтенного мистера Першинга. Мне доводилось бывать здесь прежде… Милый друг, — в голосе адвоката послышались ностальгические нотки, — какие роскошные сады тут цвели!.. Во всем старом свете никто, я подчеркиваю, никто не мог похвастаться такими чудесными парками, — Лившиц махнул рукой. — Все! Все вырублено подчистую! Вы сейчас увидите. Мне, право, жаль…

Коляска перевалила за холм, и взорам открылся величественный старинный замок, вросший в скалу. Древние стены и островерхие башни вырастали из прямо из пласта каменной породы, гордо возвышались над пустынными предместьями. Нет, даже не над пустынными, округа была голой, как степь, безо всякого намека на растительность. Нигде не виднелось ни деревца, ни кустика. Даже высокую траву извели какой-то жуткой дрянью, оставившей на луговинах уродливые пятна химических ожогов. Зато взгляд различал наплывы замаскированных пулеметных гнезд, вкопанные в землю орудийные расчеты, связанные сетью переходов. Экипаж то и дело петлял меж противопехотных заграждений.

— Не понимаю, — юноша выглядел растерянным, — для чего все это? Мистер Першинг объявил войну королеве?

Адвокат Лившиц помедлил с ответом.

— Думаю, он просто чего-то боится. Во все свои, так сказать, немалые возможности. Паранойя, фобия, как хотите… Мне трудно сказать, я не психиатр…

Замок словно держал осаду. На стенах заняли позиции стрелки, бойницы укреплены броневыми листами, вход забран цельнометаллической плитой. Над цитаделью, привязанный за трос, висел наблюдательный дирижабль. Двое посетителей в цивильных костюмах совершенно не вязались обликом с неприступной крепости. Здесь ожидалось что-то эпическое, масштабное. Осадная артиллерия, барабаны, знамена, пехотные полки, идущие на штурм. Из вооружения же гости имели в своем арсенале разве что перьевые ручки и щипцы для сигар. Было в этом, пожалуй, что-то оскорбительное.

— Признайтесь, вам приходилось брать такие твердыни? — юноша старался скрыть неуверенность.

Лившиц усмехнулся:

— По сравнению с лондонской биржей – сущий пустяк, уверяю. Идемте, мы не оставим от них камня на камне!..

На верхней балюстраде колыхнулась занавеска. Седовласый господин отошел от окна, сложил небольшую подзорную трубу и проговорил задумчиво:

— Что ж… Примерно так я себе все и представлял…

Собою был он сух и морщинист, но крепок, как узловатый дуб. Цепкий прищур серых глаз выдавал живой ум и хорошую память, а легкие пружинистые шаги прекрасную физическую форму. Пожалуй, оценивая возраст таких людей, принято говорить как-нибудь аккуратно и нейтрально, мол, немолод, и все. И только старческие пятна на коже указывали истинный срок пребывания владельца на этом свете.