Дети мои - Гузель Яхина

– Почему камни на дорожке? – устало спросил вождь. – У них края острые, пораниться можно.

Повар закивал мелко, соглашаясь, затем покачал головой негодуя. Осторожно поставил блюдо на бортик, сдернул салфетку – густо запахло вареными грибами – и, выждав пару мгновений, растворился в пространстве.

Цвет у пирогов был чересчур яркий: тесто перед посадкой в печь слишком густо смазали яичным желтком, и оно перерумянилось. Вождь взял в руку расстегай – тяжелый, рыхловатый, по пальцам потекло теплое сливочное масло – и кинул в бассейн.

Вода тотчас вскипела – пирог был разорван на куски и исчез; карпы бились, дрожа от возбуждения, ждали новой подачки, хлестали друг друга хвостами, теряя чешую. В бурлении воды вождь явственно различал чмокающий звук, с которым раскрывались рыбьи рты. Он бросил еще один пирог, затем еще…

На столе в кабинете лежал и ждал отчет по немецкой операции. Вождь взял бумаги с собой на черноморскую дачу, но до сих пор так и не притронулся к тоненькой папке-сшивателю. Незачем – он знал содержание, не заглядывая в текст.

Германия готовилась к войне, готовилась уже давно. В ее богатом арсенале среди прочих было еще не испытанное, но серьезное оружие: этнические немцы – табун троянских коней, рассыпанных по земному шару и ожидающих своего часа. Гитлер – безумец, истерик и несомненный демагогический гений – во время своих многочасовых выступлений впадал в ораторский экстаз, повествуя о несправедливом отношении других государств к проживающим на их территориях “вернейшим сынам арийской нации”. Он жаждал, чтобы сыны эти встали под знамена Рейха: провозгласил начало борьбы (пока всего лишь борьбы) за создание нацистской Германии за границей и ввел понятие “абсолютного немца”, автоматически превращавшего любого, в ком текла благородная арийская кровь, в нациста, ибо “кровь сильнее паспорта”.

Пальцы вождя ломали мягкое тесто и бросали в воду. Сегодня, в мае тысяча девятьсот тридцать восьмого года, в СССР проживал один миллион триста тысяч этнических немцев.

Рейх неутомимо трудился, готовя “троянских коней” к предстоящей войне и не очень скрывая свои намерения. Пять лет назад третий по значимости человек в Рейхе и уполномоченный фюрера по Volkstumspolitik[6] Рудольф Гесс создал Совет по делам фольксдойче. Успехи Гесса на этом поприще показались Гитлеру скромными, и два года спустя тема фольксдойче была передана в Бюро по связям с немцами за рубежом, под крыло ведомства Риббентропа. Однако и эта мера была скоро признана недостаточно действенной, и в прошлом году для объединения сынов арийской нации под знаменем Рейха было создано специальное учреждение – Volksdeutsche Mittelstelle[7], сокращенно VoMi. Управление им было поручено обергруппенфюреру СС Вернеру Лоренцу. Вождь видел этого Лоренца на фотографиях: отъевшийся красавец с волевым подбородком и мрачными прозрачными глазами – вероятно, его много били в детстве. Обергруппенфюрер принялся за дело с воодушевлением: уже через год VoMi насчитывала тридцать сотрудников; бюджет ее был сопоставим с бюджетом германского МИДа; под лозунгом “Heim ins Reich!” (“Домой, в Рейх!”) развернулась активная кампания по возвращению этнических арийцев в отечество; а планы были столь далеко идущими, что выглядели некоторым образом фантастическими, как, например, идея “онемечивания” молодежи и детей из других стран.

Советских немцев VoMi не трогала – по крайней мере, создавалась такая видимость. После активного политического “бодания” во время и после поволжского голода Гитлер дал понять, что тема российских немцев больше не будет камнем преткновения, – карта, разыгрываемая почти двадцать лет, была подарена Советскому Союзу. Плохой знак: видимо, борьбу за советских немцев отныне планировалось вести не на игральном столе, как раньше, а под столом. Недаром германским консулом в Новосибирске был назначен недавно бывший российский немец Максимилиан Майер-Гейденгаген, прекрасно знающий русский.

Данные с мест подтверждали опасения вождя – за последние несколько лет НКВД раскрыл множество контрреволюционных группировок и антисоветских заговоров, инициированных советскими немцами: “дело «Друзья»” (и кто только дает серьезным операциям такие названия?!), “дело «Арийцы»”, “дело преподавателей Немецкого педагогического института”, заговоры в Бальцере и Варенбурге, на фабриках “Карл Либкнехт”, “Клара Цеткин”, “Роза Люксембург” в Поволжье…

Карпы, сожравшие уже большую часть пирогов, с каждой минутой становились агрессивнее – то ли распалился аппетит, то ли пришло понимание, что корм скоро закончится. Некоторые в нетерпении выпрыгивали из воды и шлепались плашмя обратно – на шевелившуюся массу ртов, ноздрей, выпученных глаз своих сородичей. Особенно выделялся один: сам длинный, мускулистый, а гребень плавника щербатый, уже потрепанный в драках, – настоящий боец. Один раз, взлетев над остальными, он исхитрился ухватить челюстями перепачканный мучной пылью указательный палец вождя – тот охнул, отдернул руку; затем стал бросать наглецу самые большие куски: рвение должно быть вознаграждено.

Именно по этой причине вождь назначил нынешнего главу наркомата внутренних дел – Николая Ежова. Выросшего без матери на питерских окраинах сына потомственного рабочего-алкоголика; необразованного до неприличия и до неприличия же преданного; крошечного ростом и невзрачного, как обмылок. Возможно, как раз благодаря этим качествам тот и показал себя после назначения “железным наркомом” – взял страну в ежовые рукавицы. Вождь представил себе Ежова (рост – полтора метра плюс один сантиметр) рядом со статным и упитанным обергруппенфюрером Лоренцем. Усмехнулся: мал золотник, да дорог. Жесткость и непоколебимая верность наркома были сегодня необходимы как никогда: в преддверии войны большой стране предстояло почистить кровь.

Генеральный план чистки состоял из трех “крыльев”: двух явных и одного тайного. Первое было призвано освободить Советский Союз от бывших: недобитых во времена коллективизации кулаков, царских чиновников и белых офицеров, по-хамелеоньи приспособившихся к новой жизни и даже внедрившихся в ряды партхозактива на самых разных уровнях, эсеров и меньшевиков, попов и уголовников. Второе крыло должно было ликвидировать шпионско-диверсионную базу стран капиталистического окружения (в первую очередь Германии, Польши и Японии). Очертания же третьего крыла были видны лишь самому вождю: оно было задумано для существенного прореживания и обновления партийной элиты – бывших соратников, чья преданность поизносилась за два послереволюционных десятилетия. Только очистив организм от болячек и хворей, можно рассчитывать на победу в неминуемо приближавшейся войне.

Нарком разделял озабоченность вождя и в середине прошлого года начал энергичное наступление по указанным ему внутренним фронтам. Среди прочих стартовала и немецкая операция. Она была открыта приказом Ежова за номером 00439, который призывал “добиваться исчерпывающего вскрытия не разоблаченной до сих пор агентуры германской разведки” и предписывал немедленно арестовывать “выявляемых в процессе следствия германских агентов-шпионов, диверсантов и террористов”. Коих оказалось в стране впечатляющее количество. Ежедневно в полдень Ежов принимал по телеграфу донесения с мест о ходе операции; промежуточные сводные отчеты регулярно ложились на стол вождю, который с каждым новым полученным документом все более утверждался в правильности решения “поскрести немчуру”.