Тузы за границей - Мелинда М. Снодграсс

– Да, – ответил Фортунато. – Наверное, не может. – Его руки безотчетно потянулись погладить ее большой живот, пробежали по голубым венам, проступившим под белой кожей. – Странно. Я никогда не хотел детей. Но теперь, когда это случилось, все совсем не так, как я об этом думал. Ну… не важно, чего я там хочу. Я в ответе за него. Даже если я никогда не увижу этого ребенка, я все равно в ответе за него и всегда буду в ответе.

– Не надо все усложнять. Не заставляй меня пожалеть, что я не пришла к тебе раньше.

– Нет. Я просто хочу знать, что у тебя все благополучно. У тебя и у малыша.

– С малышом все прекрасно. Если не считать того факта, что ни у одного из нас нет фамилии, которую можно было бы ему дать.

В дверь постучали. Фортунато резко сел, внезапно почувствовав себя неуютно.

– Соколица? – послышался голос Тахиона. – Соколица, ты одна?

– Минуту.

Она надела халат и протянула любовнику его одежду. Фортунато еще застегивал рубаху, когда она открыла дверь.

Тахион посмотрел на Соколицу, потом перевел взгляд на смятую постель, кивнул Фортунато с таким видом, как будто только что подтвердились самые худшие его подозрения.

– Ты… Соколица сказала мне, что ты… помогаешь.

«Ревнуешь, хлюпик?»

– Ну да, – произнес он вслух.

– Что ж, надеюсь, я не помешал. – Доктор опять взглянул на Соколицу. – Автобус в храм Мейдзи отходит через пятнадцать минут. Если ты едешь.

Фортунато, словно не замечая присутствия такисианина, нежно поцеловал ее.

– Я позвоню тебе, – пообещал он, – когда что-нибудь разузнаю.

– Хорошо. – Женщина стиснула его руку. – Будь осторожен.

Он вышел в коридор и едва не столкнулся там с человеком, у которого вместо носа был слоновий хобот.

– Дес! – улыбнулся Фортунато. – Рад тебя видеть.

Это было не совсем так.

Десмонд заметно постарел, щеки у него ввалились, грузное тело истаяло. Фортунато задумался: неужели его собственные терзания столь же заметны?

– Фортунато, – кивнул Десмонд. Они пожали друг другу руки. – Сколько лет, сколько зим.

– Не думал, что ты когда-нибудь уедешь из Нью-Йорка.

– Надо было немного посмотреть мир. Возраст берет свое.

– Это точно.

– Ладно… Мне пора к экскурсионному автобусу.

– Я провожу тебя.

Были времена, когда Дес входил в число лучших его клиентов. Похоже, они безвозвратно ушли. Тахион нагнал их у лифта.

– Что тебе нужно? – спросил Фортунато. – Ты что, не можешь оставить меня в покое?

– Соколица рассказала мне про твою силу. Я хочу сказать, что мне жаль. Я знаю, ты меня ненавидишь. Хотя не понимаю за что. Наверное, то, как я одеваюсь и как себя веду, представляет смутную угрозу твоей мужественности. Или, по крайней мере, тебе предпочтительнее так считать. Но это твои проблемы, не мои. И… подожди, всего секунду.

Звонок лифта дзенькнул, и двери открылись.

Чернокожий великан сердито тряхнул головой.

– Твоя секунда вышла.

Но почему-то не двинулся с места. Десмонд вошел в кабину, бросив на него печальный взгляд, и двери снова закрылись. За расписанными бамбуковым узором панелями поскрипывали тросы.

– Твоя сила все еще при тебе.

– Чушь собачья.

– Ты запираешь ее внутри себя. Твоя душа полна конфликтов и противоречий, которые сдерживают ее.

– Чтобы победить Астронома, я собрал все, что у меня было. И все выплеснул. До донышка. Подчистую. Не осталось ничего, чтобы подзарядиться. Все равно что посадить аккумулятор в автомобиле. Он не заведется даже с толчка. Все, конец.

– Если использовать твою же метафору, даже непосаженный аккумулятор не заведется, если вынуть ключ из зажигания. А ключ, – такисианин указал на свой лоб, – внутри.

Он ушел, а Фортунато хлопнул ладонью по кнопке вызова лифта.

Он позвонил Хираму из вестибюля.

– Приезжай, – сказал Уорчестер. – Я встречу тебя перед входом.

– Что стряслось?

– Приезжай.

Фортунато сел в такси и спустя некоторое время обнаружил Хирама расхаживающим туда-сюда перед невыразительным серым фасадом «Акасака Шанина».

– Что случилось?

– Пойдем, увидишь.

Комната и прежде производила удручающее впечатление, но теперь она была перевернута вверх дном. Стены были перемазаны кремом для бритья, ящики комода свалены в углу, зеркала перебиты, матрас изодран в клочья.

– Я даже не видел, как все произошло. Я все время был здесь и ничего не видел.

– Что ты такое говоришь? Как ты мог этого не видеть?

В глазах Хирама застыл ужас.

– Примерно в девять утра я пошел в ванную выпить стакан воды. Тогда все точно было в порядке. Потом я вернулся в комнату, включил телевизор и стал смотреть. Примерно через полчаса мне показалось, что хлопнула дверь. Я поднял глаза, а комната уже была в таком виде! А эту записку я нашел у себя на коленях: «Час Ч наступает завтра. Ты можешь умереть с такой же легкостью. Человек Ч». Написано по-английски.

– Выходит, это туз.

– Больше такого не случится. – Но в свои слова Уорчестер едва ли верил. – Теперь я знаю, чего ждать. Ему не обдурить меня дважды.

– Нельзя рисковать. Бросай все. Днем купишь себе какую-нибудь одежду. Я хочу, чтобы ты вышел на улицу и пошел куда глаза глядят. Сними номер в каком-нибудь отеле. Оттуда позвони Соколице и скажи, где ты находишься.

– А она… она знает, что произошло?

– Нет. Она знает, что дело касается денег. И все.

– Хорошо. Фортунатов…

– Не надо. Просто ходи по улицам.

В сени баньянового дерева еще сохранились остатки утренней прохлады. Молочно-белое небо было заложено смогом – «сумоггу», как его называют японцы. Отношение Японии к Западу легко понять по словам, которые они заимствовали: рашава – rush hour, час пик, сараримен – salary man, руководитель; туаре – туалет.

Здесь, в Императорских садах, оазисе покоя в самом сердце Токио, дышать было гораздо легче, хотя сакуры расцветут еще только через месяц. Когда это произойдет, весь город ощетинится фотокамерами. Японцы, в отличие от ньюйоркцев, умеют ценить красоту, которая находится прямо перед ними.

Фортунато доел вареную креветку из бенто, обеденного набора, который купил перед входом в парк, и выбросил коробку. Он никак не мог успокоиться. Ему хотелось поговорить с роси, Догеном. Но до Догена было полтора дня пути – скоростным поездом, автобусом и потом еще пешком. Соколицу беременность приковала к земле, а он сомневался, чтобы у Мистраль хватило сил пролететь тысячу двести миль. Он никак не успеет добраться до Хоккайдо и вернуться обратно вовремя, чтобы помочь Хираму.