Гарвардский баг - Мира Вольная

Бред какой-то… Последнее, что я помнила из вчерашнего вечера, как отправила ему сообщение и отрубилась за кухонным столом. Никаких указаний Энджи не давала. Это что, какой-то волшебный вискарь, который отрубает память? Если да, то можно мне бутылок десять? Нажрусь вусмерть и забуду об аноне и Светозаре.

Я замотала волосы полотенцем и вышла из ванной. Злость ушла вместе с адреналином, остались только непонимание и растерянность. Ну и туева туча вопросов, само собой, к одному слишком самоуверенному гению.

Завтрак был действительно готов. Ястреб сидел за столом и медленно потягивал кофе из кружки, что-то листал в телефоне. Стоило мне опуститься напротив, тут же поднял на меня взгляд, переворачивая смарт экраном вниз.

— Лучше? — спросил, отставляя кружку.

Я просто кивнула, делая глоток из своей, рассматривала его. В утреннем свете из окна, за моим столом. Волосы смоляные, ртутные глаза, жесткую линию скул и широченные плечи, обтянутые зеленой футболкой. С-ю-ю-юр. Но, кажется, я повторяюсь.

— Ты мне написала вчера, Лава, — дернул он уголком губ, вглядываясь в глаза, каким-то непостижимым образом отвечая на вопрос, который крутился на кончике языка.

— Это я помню. Извинилась и сказала, что ты прав, — я вертела в руках ложку, рассматривала творог с фруктами в собственной тарелке, пыталась разобраться в себе. Башка все еще трещала, но уже не так сильно.

— А больше ты ничего не помнишь? — спросил Гор с улыбкой. Я почему-то опасалась поднять на него взгляд, отрывисто покачала головой. В кухне воцарилась тишина. Ястреб чего-то ждал, я пыталась откапать в похмельной голове хотя бы какой-то намек.

Через пару мгновений слуха коснулся шорох чужой одежды, еще через несколько секунд Игорь оказался рядом на корточках, развернул стул вместе со мной, ловя в ртутную ловушку собственного взгляда мой, опустил огромные лапища на голые бедра, улыбнулся.

— Я был неправ вчера, Лава, — потерся колючей щекой о тыльную сторону ладони и снова поднял на меня почти черные глаза. — Не в том, что сказал, а как сказал. Прости. И… раз ты не хочешь переезжать ко мне, я переезжаю к тебе.

— Энджи…

— Твою Энджи я просто соединил с моей. Полтора часа вчера убил на это. Закрыл систему, — длинные, немного грубые пальцы поглаживали бедра. Гор улыбался. Очень мягко. — И ты мне вчера сообщений шесть отправила, Лава, — от этого его хриплого, тягучего «Лава» меня шарашило. Каждый раз. Начиная с того раза, как Ястреб назвал меня так впервые. Что-то очень интимное, тайное, царапающее было в этом имени. Что-то, что только между нами. Я вязла в Горе все больше и больше.

— Не помню, — покачала снова головой, касаясь пальцами уголка его губ, подбородка, ощущая покалывания, вдыхая темный запах кожи.

— Понял уже, — улыбка стала шире, и Ястреб поднял голову с моих колен, опустил на них телефон с открытой перепиской. Мне понадобились все силы, чтобы отвлечься от его поглаживаний и сконцентрироваться на строчках текста.

Первое сообщение было отправлено ему в девять двадцать одну: «Ты прав. Прости». Второе — в девять пятьдесят две, уже кривое, косое и с опечатками: «Ты спишь, Гор? Или просто игнарирушь?». И следом почти одно за другим с еще большим количеством ошибок и опечаток. Стремный поток пьяного сознания: «Значит, игноррирушь». «Ну и хрен с тобой». «Только не делай болше видчто тебе не все равно. И меня не трогай, я сама со всем разберуссь». «Вбще не понима, зачем все нужно было. Тебя не понимаю».

Я закрыла лицо руками, осторожно кладя смарт Гора на стол и мечтая провалиться сквозь землю. Горели даже уши.

— Я никогда… — помотала головой. — Не писала… не писала никому на пьяную голову раньше. Прости… Наверное, просто стрессанула сильно. Прости, — снова повторила, все еще прячась от его взгляда за собственными ладонями.

А Гор рассмеялся мягко и тихо, поцеловал чуть выше голого колена, посылая толпу колких мурашек по всему телу.

— Это я тоже понял, — отнял руки от моего лица, заставляя смотреть на него. — Я собирался приехать с утра, но… — он не договорил, только развел руками, продолжая наблюдать за мной, всматриваться в лицо. Следил так внимательно, будто готовился к взрыву, будто пытался найти ответ на незаданный, но жизненно-важный вопрос.

И было что-то еще на дне его глаз, что-то такое в этой искрящейся, серебристой ртути, что я потянулась к Ястребу сама. Склонилась, накрывая губы своими, подаваясь к нему, перебираясь на колени.

Целуя-целуя-целуя.

Вторгаясь языком в рот и слизывая с жестких губ запах горького кофе.

Потому что так было правильно, потому что очень хотелось, потому что не могла я по-другому ответить на этот его вопрос.

— Славка… — рыкнул Ястреб, сжимая талию до тянущей боли. На скулах ходили желваки, по непонятной совершенно причине Игорь пытался держать себя в руках. — Нам через полтора часа надо быть в офисе, ты…

Он говорил что-то еще. Про китайцев, договор, юристов и завтрак, но я почти не слушала. Улыбнулась, стащила с головы полотенце и потянула следом вверх свою футболку, отбросила куда-то, не глядя, и провела рукой по ходящей ходуном сильной груди, наблюдая за тем, как застывают следующие слова на губах Гора, как каменеет он сам, как меняется, темнеет, звереет его взгляд.

— К херам, — выдохнул мне в губы, падая на спину и утаскивая за собой, тут же вжимая в себя, снова оставляя следы от собственных пальцев на моей коже. Возможно, уже сегодня там будут синяки, но…

Мне нравилось.

Его реакция, голодный взгляд, заострившееся хищное выражение лица, тело стальное подо мной. Я хотела Игоря с такой силой, как будто мы собирались заняться сексом впервые. Я никогда никого так не хотела. Не желание, чистая похоть.

Касаться его, чувствовать во мне, кусать и царапать, срывая голос выстанывать имя, ощущая сильные пальцы на теле, горячие губы на коже. Гореть, плавиться и взрываться в сильных руках.

И я потянула вверх дурацкую зеленую футболку, упираясь другой рукой в каменное плечо, ерзая на нем, ощущая степень его желания, жар тела сквозь ткань домашних брюк, собственную дрожь возбуждения. И то, как скручивает, тянет, ноет все внутри меня в предвкушении. Я хотела попробовать кожу на вкус, хотела ощутить под пальцами стальные канаты мышц, нити напряженных вен.

И опустилась к сильной шее, втягивая в себя его запах, провела языком вдоль, скользя руками по плечам и предплечьям, прикусила.

Моя очередь оставлять следы и метки, моя очередь изучать и мучить. Впитывать его, присваивать, пропитываться запахом, наслаждаться вкусом и яростным рычанием.

И я потерлась о Гора снова, длинно и медленно, голодной кошкой, скользя обнаженной грудью по охренительному телу, щекой о колючие скулы и подбородок, закрывая глаза от кайфа, от острых ощущений, вонзающихся раскаленными иглами в меня. Искрило током от кончиков пальцев, от живота, от развилки между ног — ото всюду, где я была прижата к Гору, везде, где касалась его.