Неоконченное путешествие - Перси Харрисон Фосетт

индейцев были ножи, возможно украденные у поселенцев на Гонгужи. Пройдя еще с полмили, мы наткнулись на другую стоянку, более старую и побольше предыдущей, тоже забросанную скорлупой орехов кузи и раковинами улиток. Орехи кузи можно найти повсюду на Гонгужи; они растут на высоких пальмах гроздьями по нескольку сот штук и имеют очень твердую скорлупу, внутри которой находится от одного до трех маслянистых ядрышек размером примерно вдвое больше миндалины. Вкусом они похожи на кокосовые орехи, и местные индейцы, по-видимому, высоко их ценят как пищевой продукт. Неподалеку от стоянки мы увидели разоренное пчелиное гнездо; надо думать, что мед местные индейцы также употребляют в пищу. Очевидно, и большие улитки хороши на вкус, но где их можно найти, нам так и не удалось выяснить; улитки нам не попадались, а то бы мы не преминули их попробовать.

Следуя другими, резко обрывающимися тропами, мы вышли к ручью, протекавшему среди великолепного леса, и, поднявшись вверх по течению, добрались до третьей покинутой стоянки, возможно устроенной всего лишь несколько месяцев назад; здесь оказалось несколько хорошо построенных хижин, в одной из них мы заночевали. В полумиле отсюда снова оказалась стоянка, но индейцев опять-таки не было видно. Я очень надеялся встретить их, ибо все говорило за то, что мы находимся среди них, но они либо намеренно уклонялись от встречи с нами, либо мы расходились с ними случайно. Местность здесь изрезана многочисленными потоками, между которыми располагаются высокие горные гряды с крутыми склонами, очень трудные для подъема. Похоже было на то, что основной район обитания индейцев находится на более равнинной местности севернее нашего маршрута. Во всяком случае, можно думать, что их не очень много.

Несколько дней спустя мы попали на тропу, которую по всем признакам проложили цивилизованные люди. Следуя по ней, мы вышли с юго-запада к поселению на Риу-Бури, притоку Риу-Ново, которая, в свою очередь, впадает в Гонгужи. Итак, мы прошли через весь лесной массив. На Риу-Ново были два или три селения, хозяин одного из них, сеньор Марселино — набожный баптист, — радушно принял нас и своем доме, сдобрив гостеприимство молитвами и гимнами под аккомпанемент хриплой фисгармонии.

Когда мы снова оказались среди поселенцев, Фелипе явно воспрянул духом. Непрестанные дожди, лившие во время нашего перехода по лесу, хоть на кого могли нагнать тоску; мрак, царивший в темной чащобе под огромными деревьями, тяжело давил нам на душу. Длинные бороды мха, свисавшие почти с каждой ветви, придавали лесу торжественно-таинственный вид, а шишковатые, искривленные суки, казалось, только и ждали момента, чтобы схватить нас. Мы не голодали, питаясь мясом обезьян, перепелами, куропатками; Фелипе даже подстрелил ленивца, однако он оказался малосъедобным. Сама дорога была нетрудной, кошмар наводила лишь вся атмосфера леса. Конечно, ко всему прибавлялось и разочарование. Мы не повстречали индейцев, не нашли ни одного чудесного дома с никогда не угасающими огнями, которые, если верить охотникам с Оуро, должны были быть в этой местности. Мои надежды на то, что в районе Гонгужи можно обнаружить что-либо интересное, улетучились. Зато теперь я могу сказать, что эта часть страны вполне подходит для заселения, климат здесь здоровый и существуют большие возможности для развития лесопромышленности, так как лучшего леса, чем тут, не сыскать во всем штате.

По хорошо нахоженной тропе мы прошли через высокий кряж и спустились в долину Риу-Колония, где одно время существовала деревня, впоследствии начисто стертая с лица земли индейцами паташо. Через два дня у Баия-Бранка мы вышли на дорогу Верруга — Ильеус. Я хотел пересечь ее и пройти дальше на Риу-Парду, надеясь попасть к чернокожим индейцам племени паташо — если, конечно, их можно будет найти, — но Фелипе совсем расклеился, и у него оказалось столько болячек, что я счел за благо повернуть на Верругу.

Полковник Паулину-дус-Сантус, состоятельный человек и весьма известный политический деятель, владевший ранчо в местечке по названию Дуас-Баррас, пришел в ужас, узнав, что двое senhores путешествуют пешком, и дал нам мулов, чтобы добраться до Верруги. Так как грязи на дороге становилось все больше и она страшно липла к ногам, эта услуга оказалась нам весьма кстати, и до Верруги мы ехали с настоящим комфортом. Вот когда Фелипе прямо-таки воспрянул духом!

В Верруге мы остановились у того же человека, который приютил нас в предыдущее посещение этого местечка; не ограничиваясь этой любезностью, он нашел мулов, с которыми мы проделали первую часть пути до Риу-Парду.

Переправившись через Риу-Парду у вымершей деревни Кашимбу, мы двинулись вниз по течению по хорошей дороге, проходившей вдоль южного берега реки через многочисленные эстансии — все они только начали оправляться после разрушительного наводнения 1914 года. Мы свернули с дороги у высокой горы Коуро-д-Анта, господствующей над окрестностями, — мне хотелось подняться на нее, чтобы определить ряд азимутов, — и наткнулись на плантацию негра по имени Васурино, который согласился провести нас на вершину. Когда-то иезуиты построили у подножия Коуро миссию, но с тех пор, как она была покинута, индейцы не позволяли ни одному поселенцу осесть на северном берегу реки, где она была расположена.

Подъем на вершину занял у нас два дня, но открывшийся перед нами великолепный вид с лихвой вознаградил нас за все усилия. Под нами, словно на карте, раскинулся темно-зеленый ковер леса, там и сям испещренный небольшими полянами и прорезанный светлыми лентами рек, которые, причудливо извиваясь, терялись вдали. Далеко на севере виднелся Серро-Пеладо, на востоке возвышались холмы Салобро, где когда-то процветал алмазный промысел и где берет начало река Уна. Отчетливо рисовались вдали Баия-Бранка и дорога, которой мы пришли из Верруги. Если бы здесь, среди этих лесов, находились какие-нибудь «затерянные города», отсюда их прекрасно было бы видно. На юго-западе высилась таинственная скала Макики, гигантским монолитом возносясь над лесом на полпути к Жекитиньонье. С нею связано много поверий, особенно у индейцев.

Повсюду на склонах горы виднелись следы пребывания индейцев. Васурино сказал мне, что они часто наблюдают с вершины за эстансиями, расположенными на южном берегу реки. В лесах на крутых склонах было много поальи, более известной под названием ипекакуана. Она ценится здесь как лечебное средство и, несомненно, употреблялась как лекарство задолго до того, как ее действие в качестве рвотного средства стало известно в цивилизованном мире.

Два дня путешествия вдоль живописной излучины реки — и мы добрались до Анжелин — полуэстансии-полудеревни. Здесь есть пещера длиной около трехсот ярдов; многие годы в ней жили два священника, которые превратили ее в церковь. Ее стены сложены из чередующихся пластов известняка и песчаника, а многочисленные