Брачные игры - Кейт Сандерс

Рядом с ним был Тристан, рыдающий над руинами своей великой страсти. Эдвард почувствовал, что его ярость исчезла. Тристан переживет это, потому что он оплакивает то, что уже закончилось. Для Эдварда все закончится только тогда, когда он отыщет свою сбежавшую жену.

Он неуклюже дотронулся до плеча Тристана.

— Ну, давай, подумай. Вспомни все, что она тебе говорила. Куда она могла пойти? Она боялась, что я рассержусь?

Тристан поднял голову.

— Она сама рассердилась на тебя. Ты ее очень обидел.

— Я? Что, черт возьми, я сделал?

— Ты рассказал Пруденс о своей сексуальной жизни, вернее, о ее полном отсутствии. — Тристан, похоже, открыто потешался над ним.

Охваченный новым приступом ярости, Эдвард тяжело выдохнул:

— А Пруденс рассказала тебе…

— Конечно. А ты чего ожидал?

«Ну и дурак же я! — подумал Эдвард. — Будто бы я не знал о коварстве Пруденс. Нельзя было поддаваться на ее уговоры, льстивые речи и заигрывания, нельзя было поверять ей свои самые сокровенные тайны». Но тогда его охватило неудержимое желание поделиться тем, что скопилось у него на душе. Теперь Руфа будет считать, что он ее предал. И она будет права.

— Все мужчины, которых она когда-то любила, предали ее, — вздохнул он. — Одному Богу известно, что она сейчас чувствует.

Тристан выпрямился.

— Эдвард…

— Мм?

— Извини…

— Тебе не передо мной надо извиняться. Но я в любом случае тебя прощаю.

— Спасибо. — Тристан засопел носом, размякнув от облегчения. — И извини за машину.

Эдвард чуть не рассмеялся. Разбитая машина была где-то там, в прошлом, и не имела к настоящему никакого отношения.

— Пустяки. Я рад, что ты не пострадал.

Они неуверенно смотрели друг на друга, словно пытаясь оценить обстановку.

— Спасибо, — прошептал Тристан.

Господи, он еще совсем мальчишка!

— Не забрасывай из-за этого учебу, Трисс, — произнес Эдвард, поддавшись порыву. — Все пройдет, и ты забудешь о своем унижении. Однажды ты вспомнишь об этом и поймешь, каким полным дерьмом ты оказался. И тогда, возможно, напишешь роман. — Он погладил Тристана по голове, ласково и слегка презрительно. — Но мой тебе совет: наберись сначала жизненного опыта. — Он вышел из комнаты.

Клайти дожидалась его на кухне. Она поймала Эдварда в прихожей, когда он пытался протиснуться мимо велосипедов, висевших на стене. Она положила свою руку с обкусанными ногтями ему на плечо.

— Пожалуйста, — прошептала она, — пожалуйста, не сердитесь на него слишком сильно. У него сердце разбито.

Что может этот ребенок знать о разбитых сердцах, с горечью подумал Эдвард.

Руфе снилось, что ее зовет Настоящий Мужчина. Будто она сидит у окна в своей спальне в Мелизмейте, а Настоящий Мужчина — внизу, в маленькой гостиной, обхватив голову руками. Она никак не могла заставить себя встать и пойти к нему, хотя знала, что очень нужна ему. Она все сидела и сидела, а Настоящий Мужчина все звал и звал ее.

Проснувшись, она почувствовала, что все ее лицо залито слезами. Сидевшая напротив женщина сочувственно взглянула на нее поверх журнала по домоводству. Руфа выпрямилась и отвернулась к окну. В сумерках мелькали серые поля — типичный пейзаж, открывающийся из окна поезда в Англии. На фоне этого пейзажа она увидела свое бледное отражение. Руфа полезла в свою сумку за носовым платком.

— Я присматривала за ней, — сказала сидевшая напротив нее женщина.

— Что? — Руфа не сразу поняла, что женщина обращается к ней.

— За вашей сумкой. Пока вы спали.

— Спасибо. — Руфа изобразила на лице подобие улыбки.

Губы женщины несколько раз дернулись, прежде чем она нашла способ удовлетворить свое любопытство.

— Я собираюсь в буфет. Может быть, принести вам чашечку чая? Вы не очень хорошо выглядите.

Руфа усмехнулась, подумав, что это слишком слабо сказано.

— О, со мной все в порядке — это просто… — У женщины было доброе и мягкое, как подушка, лицо. Она была такой же по-матерински доброй и готовой утешить, как миссис Ной. Поддавшись порыву и проверяя, как звучат эти, еще непривычные для нее слова, Руфа призналась: — Я беременна.

Это было вполне удовлетворительное объяснение даже ее рыданиям в поезде. Женщина облегченно улыбнулась.

— Утренняя тошнота? Бедняжка. Это ужасно. Тогда чашечка чая именно то, что вам нужно. — Она резко встала, взяла свою сумочку и поправила твидовую юбку. — Мне это всегда помогало.

— С удовольствием выпью чашечку, — сказала Руфа, испытывая благодарность к женщине за то, что та восприняла все происходящее как вполне естественную вещь. — Вы очень добры.

— Я еще помню, что значит быть беременной.

Когда женщина вышла, улыбка исчезла с лица Руфы. Она была готова поспорить, что ее попутчица понятия не имеет, как себя чувствует женщина, сбежавшая от мужа и любовника и носящая в себе ребенка любовника. Она подумала, как это странно, что она плакала по отцу, но до сих пор не проронила ни одной слезинки по своим разбитым надеждам.

Теперь, когда она наконец немного успокоилась и может оглянуться на дымящиеся руины, Руфа вновь вернулась мыслями к тому дню, который стал началом ее возвращения в царство ночных кошмаров. Все происходило постепенно и незаметно, хотя задумайся она на мгновение — то уже давно заметила бы явные признаки этого.

Фантастическая жара закончилась неожиданно резко. Однажды утром любовники проснулись и увидели, что за окном льет проливной дождь. Руфа, которой для полного счастья было необходимо только присутствие Тристана, растопила в гостиной камин. Но невероятно: Тристан не захотел заниматься с ней любовью перед камином. И, что еще более невероятно, заявил, что испытывает клаустрофобию и предложил поехать в Мелизмейт. Он отказывался понимать, почему об этом не могло быть и речи. Между ними возникла ссора. Не смертельная ссора, а небольшая перебранка, и он очень быстро довел ее до слез. Встревоженный, но одновременно довольный тем, что имеет над ней такую власть, Тристан кинулся просить у нее прощения и утешать ее. Они вновь клялись друг другу в любви, теперь уже обнаженные, перед горящим камином, как и предлагала с самого начала Руфа. Сейчас она жалела, что не обратила внимания на его неспособность смотреть в будущее, и вынуждена была признать, что именно это разлучило их.

В глубине души она прекрасно понимала, что происходит.

Страшные сны вновь пришли к ней в ту ночь, когда она спала в объятиях Тристана на узкой кровати для гостей. Тристану был непонятен ее отказ спать с ним в ее собственной постели. Ей приснилось, что она стоит на коленях в маленькой гостиной в Мелизмейте и заметает на совок осколки чего-то очень дорогого ей. Она слышала голос невидимого ей Настоящего Мужчины, который сказал, что осколки можно склеить. Но Руфа знала, что ничего склеить уже нельзя. Она проснулась в слезах и тотчас же почувствовала острое разочарование оттого, что Тристан не был Эдвардом.