Богач, бедняк... Том 1 - Ирвин Шоу

Как она боялась, что Рудольфу ее вечеринка не понравится, хотя он не подавал ни малейшего признака, что переживает. Воспитанный парень, ничего не скажешь.

Как всегда, когда он оказывался в одной комнате с Джонни Хитом, они удалялись с ним в уголок и там говорили. В основном говорил Джонни, а Рудольф слушал. Джонни было всего двадцать пять, но он уже был партнером в брокерской фирме на Уолл-стрит и, по слухам, сколотил себе целое состояние на фондовой бирже. Привлекательный молодой человек с мягким голосом, скромным, консервативным лицом и быстрыми, умными глазами. Она знала, что время от времени Рудольф, приезжая в город, приглашает Джонни вместе пообедать или сходить на спортивную игру. Когда ей удавалось иногда подслушать их беседу, то ее тематика не поражала Гретхен разнообразием. Все те же биржевые сделки, слияния компаний, образование новых, способы уклонения от уплаты налогов – в общем, для нее, Гретхен, сплошная дремучая скука, а Рудольф, судя по всему, был всем этим увлечен, просто очарован, хотя, конечно, он не мог сейчас заниматься игрой на бирже, не мог ни с кем сливаться, или, тем более, организовать новую компанию.

Однажды, когда она спросила, почему из всех ее гостей он всегда отдает предпочтение Джонни, Рудольф очень серьезно ей ответил: «Потому что он – единственный из твоих друзей, который может меня чему-то научить».

Кто может до конца понять своего брата? Сегодня она хотела устроить совершенно другую, не обычную вечеринку по поводу завершения учебы Рудольфа в колледже. Вилли с ней согласился. Но, как это часто бывает, у нее ничего не получилось. Вышло, как всегда. Правда, порой состав участников чуть менялся, а вообще-то были одни и те же люди – актеры, актрисы, молодые режиссеры, журналисты, топ-модели, девушки, которые работали в концерне «Тайм», радиопродюсеры, какой-то случайный обидчивый человек из рекламного агентства; женщины, такие, как Мэри-Джейн, только что разведенные, сообщавшие всем подряд, что их бывшие мужья – педики; преподаватели из Нью-йоркского или Колумбийского университета, пишущие романы, молодые люди с Уолл-стрит, у которых был такой подозрительный вид, словно и здесь они готовы были к обману и мошенничеству; ослепительная, поразительно сексуальная секретарша, начавшая после третьей рюмки флиртовать напропалую с Вилли; бывший пилот, друг Вилли с войны, который, загнав ее в угол, начинал рассказывать о Лондоне; чей-то муж, разочарованный в жене, который приставал к Гретхен уже ближе к ночи, но все же в конце концов незаметно ускользал с Мэри-Джейн.

Оставались прежними лишь темы бесед. Те же споры по поводу России, Элджера Хисса1 и сенатора Джо Маккарти2, интеллектуальные девочки, с пеной у рта восхваляющие Троцкого…

– Выпивка – на кухне, – весело сообщила Гретхен новой паре, такой загорелой, словно они провели весь этот день на пляже.

Кто-то, только что открывший для себя датского теолога и философа Кьеркегора или только что прочитавший французского писателя Жан-Поля Сартра, спешил поделиться со всеми своими впечатлениями; кому-то, кто только что побывал в Израиле или Танжере, не терпелось поскорее рассказать об этом. Если бы все это в ее доме происходило раз в месяц, то она была бы не против, – ради бога. Даже два раза в месяц, лишь бы ее гости не разбрасывали повсюду пепел и окурки. В основном это были красивые, образованные молодые люди, у всех водились деньги, и они могли позволить себе хорошо и модно одеваться, щедро угощали друг друга выпивкой, и большую часть лета проводили на Атлантическом побережье в Хэмптоне. Именно о таких людях мечтала она, надеялась, что именно такими будут все ее друзья, когда была девчонкой в своем Порт-Филипе. Но они постоянно окружали ее вот уже пять лет. Постоянные возлияния на кухне. Бесконечные вечеринки, с ума можно сойти!

С озабоченным видом она прошла через толпу гостей к лестнице и поднялась наверх, в комнату на чердаке, где спал Билли.

После рождения сына они переехали на последний этаж в старый дом из песчаника на Западной Двенадцатой улице, превратив чердак в довольно просторную комнату с застекленной крышей. Здесь кроме кроватки Билли и его разбросанных повсюду игрушек находился большой стол, за которым Гретхен работала. На нем стояла пишущая машинка и возвышалась гора книг с бумагами. Ей нравилось работать в комнате маленького Билли. Стук пишущей машинки совсем его не беспокоил, напротив, он был для него своеобразной колыбельной, под которую он сразу засыпал. Ребенок автоматизированного века, убаюкиваемый пишущей машинкой «Ремингтон».

Включив настольную лампу, Гретхен увидела, что Билли до сих пор не спит. Он лежал в своей маленькой кроватке в пижаме и ручками медленно водил над головой, словно вырисовывая узоры в сигаретном дыму, проникавшем сюда снизу. Рядом с его головой на подушке лежал матерчатый жираф. Гретхен, конечно, чувствовала себя виноватой за этот табачный дым, но разве могла она запретить своим гостям курить только потому, что это могло не понравиться ее четырехлетнему сынишке, спавшему этажом выше? Наклонившись над кроваткой, она поцеловала его в лобик. Почувствовала запах мыла, оставшийся после его купания, и сладкий аромат детской кожи.

– Когда я буду большим, – сказал ей Билли, – я не буду приглашать гостей.

Нет, ты явно не пошел в своего папочку, подумала Гретхен. Хотя он был точной его копией – такой же белокурый, спокойный, с ямочками на щечках. Ничего от Джордахов. Может, ее брат Томас был на него похож, когда был совсем маленьким. Она вновь наклонилась над ним и поцеловала.

– Спи, спи, Билли!

Гретхен подошла к своему рабочему столу, села, ужасно довольная, что сюда не доносится громкая болтовня гостей снизу. Никто, конечно, ее там не хватится, просиди она здесь хоть всю ночь. Она взяла в руки лежавшую на столе книгу. «Основы психологии». Лениво открыла ее. Двести страниц, посвященных анализу теста Роршаха1. Познай самого себя. Познай врага своего. Она по вечерам ходила в Колумбийский университет на курсы психологии. Если постараться, то можно получить ученую степень уже через два года. Она постоянно испытывала ощущение своей неполноценности, которое заставляло ее робеть в компании образованных друзей Вилли, да иногда и наедине с самим Вилли. Кроме того, ей нравилась атмосфера аудиторий, было приятно сознавать, что она никуда не спешит, что находится среди людей, которых не интересуют ни деньги, ни положение в обществе, ни дешевая слава.

После рождения Билли Гретхен ушла из театра. Позже, говорила она себе, когда он подрастет и сможет обходиться без нее, она вернется на сцену. Но теперь она поняла, что никогда больше играть в театре не будет. Подумаешь, невелика потеря. Ей нужна была работа на дому, и, к счастью, она довольно быстро нашла ее, причем не прилагая особых усилий. Она начала помогать Вилли писать критические статьи и рецензии на радиопередачи, а позже и на телепрограммы, когда его одолевала лень, или он был занят чем-то другим, или страдал от похмелья. Вначале он подписывал своим именем все написанные ею статьи, но потом, когда ему предложили работу исполнительного менеджера в одном журнале, с повышением жалованья, она, осмелев, стала подписывать рецензии своим именем. Редактор по секрету сказал ей, что она пишет гораздо лучше Вилли, но она уже сама имела свое собственное мнение о творчестве мужа. Однажды, приводя в порядок вещи в сундуке, она случайно наткнулась на первый акт его пьесы. Какой ужас! Все, что было таким живым, выпуклым, таким ярким в устной речи Вилли, на бумаге становилось безжизненным, вымученным, архаичным. Она, конечно, ничего не сказала ему об этом, не призналась, что прочитала первый акт его пьесы. Но стала настойчиво уговаривать его перейти на руководящую работу.