Снова с тобой - Эйлин Гудж

– Хочешь знать правду? Нет. – Ноэль перевела взгляд на Эмму, которая бросила гольфы и занялась туфлями, только что снятыми Ноэль. Не подозревая о том, какой удар она нанесла в самое сердце матери, Ноэль заглянула в верхнюю коробку из стопки и презрительно фыркнула, опуская крышку. – С другой стороны, – отвлеченным тоном продолжала она, перебирая коробки, – жизнь полна сюрпризов. Кто мог бы прошлым летом подумать, что вскоре я снова выйду замуж?

– Логично, – отозвалась Мэри, с трудом удерживая на лице улыбку. – Значит, остается только один вопрос: в каких туфлях ты хочешь выйти замуж?

Ноэль откинулась на спинку стула и вытянула перед собой ноги. В такой позе Мэри не видела ее с детства. По лицу Ноэль блуждала лукавая улыбка.

– Ну какая разница, мама? Их никто не увидит, а Хэнку все равно. Он будет смотреть только на меня.

В конце концов Ноэль выбрала пару белых закрытых туфель на шпильках, достаточно удобных для танцев, и заявила, что их все равно никто не увидит под подолом платья. А для Эммы она купила туфельки на каблучках, украшенные бантиками и блестками, и восторгам девочки не было конца. У кассы Ноэль с грустью призналась матери, что прекрасно сознает, как много денег она потратила на наряды, но в последнее время она доверяет интуиции больше, чем здравому смыслу.

Эхо этих слов звучало в ушах Мэри весь следующий день и вечер, когда они с Чарли встретились в ресторане «Мельница». Завтра им предстоял предсвадебный ужин, а в субботу – свадьба, где их будут окружать друзья и родные. Зато сегодняшний вечер принадлежал только им двоим, как было вначале. Но теперь их время быстро истекало.

Она заметила Чарли у окна, выходящего на мельничный ручей. Вода в нем поднялась от талого снега, он журчал, сбегая к пруду. Было еще довольно рано, половина столиков пустовала. Чарли оделся в темный костюм с галстуком, придавший ему солидный вид, – он напоминал скорее пожилого сенатора, нежели владельца городской газеты. Мэри следовало привыкнуть к его седине, но, как и прежде, белые пряди у него на висках повергли ее в шок. А может, все дело было в том, что она не могла смотреть на него, не вспоминая его же семнадцатилетним – рослым, слегка сутуловатым, словно стесняющимся своего роста, с привычкой зачесывать назад длинные иссиня-черные индейские волосы. А улыбка, его быстрая живая улыбка, по-прежнему вызывала у Мэри учащенное сердцебиение.

Увидев, что она идет к нему, Чарли встал. «Он по-прежнему джентльмен», – мимоходом отметила Мэри. Он улыбался, но его лицо оставалось настороженным. Эту настороженность ей хотелось развеять, уничтожить так, как она когда-то в шутку шлепнула ладонью по воде, разбив их отражения в ручье, возле которого они загорали, Но они уже немолоды. Возможно, вся беда заключалась в том, что у них не было настоящей молодости.

– Сколько лет, сколько зим! – Она поцеловала его в щеку, на миг зажмурившись от горьковато-сладкой боли. – Ты отлично выглядишь, Чарли. Кажется, этот костюм я еще не видела. Он новый? – Ей хотелось добавить: «Его выбрала Пола?»

Чарли ответил ей своим излюбленным пожатием плеч.

– Ты же знаешь меня, я предпочел бы не вылезать из джинсов. Этот костюм я надеваю только в особых случаях.

Мэри ответила ему ослепительной улыбкой.

– Да, нам есть что отпраздновать. Наша дочь выходит замуж.

– Да, выходит, – эхом подтвердил Чарли. Он отодвинул от стола стул Мэри, дождался, когда она усядется, и помог ей снова придвинуть стул к столу. – Выпьешь что-нибудь?

– Пожалуй, водку с тоником. – Когда официант принял заказ и ушел, Мэри со стоном вспомнила: – А ее первая свадьба! После нее меня три дня подряд мучила головная боль. Как подумаю, чем все могло кончиться… – Она тряхнула головой, отгоняя мысль о том, что они чуть было не потеряли Ноэль.

Чарли пожал ее руку.

– Зато теперь она счастлива. Разве это не главное?

Мэри ответила ему пожатием и высвободила кисть.

– Кто-то сказал: «Того, что хорошо кончается, просто не существует, есть только хорошие начала». – Принесли напитки, и она медленно принялась отпивать из своего стакана, глядя в окно на воду, бегущую так близко, что в нее можно было бы окунуть руку. В такое время года вода еще холодна как лед; только к середине июля в ручье можно будет купаться. Снова переведя взгляд на Чарли, она заметила, что по обеим сторонам рта у него прорезались глубокие морщины. У нее неожиданно сжалось горло. Она неловко усмехнулась. – К сожалению, у нас не было ни единого шанса проверить, правда ли это. Мы восстали против целого мира. А теперь целый мир против нас.

– Если ты и права, то это мир, который создали мы сами, – беспечным тоном отозвался Чарли, но улыбка так и не отразилась в его глазах. Его рука лежала на столе рядом с бокалом, изогнувшись как вопросительный знак.

– Может быть. Но мы уже не в силах что-либо изменить.

– Это решать не мне.

Что-то сжалось в душе Мэри. Ее решимость двигаться вперед осторожно, мелкими шагами сменилась внезапным желанием сразу разрубить запутанный узел. Ей было слишком больно. И она понимала, что причиняет боль Чарли.

– О чем ты меня просишь? – приглушенным, подрагивающим голосом спросила она.

Улыбка сбежала с его лица, он взглянул на нее с усталой печалью, которая рвала на части сердце Мэри.

– Я ни о чем тебя не прошу, Мэри. На это я не имею права, точно так же, как ты не вправе просить меня отказаться от всего, что я так долго строил. – Он скорбно покачал головой. – Когда я был молод и самоуверен, я во многом ошибался, но с годами успел кое-что усвоить. К примеру, я знаю, что если попытаться забить квадратный колышек в круглое отверстие, то сломается либо колышек, либо края отверстия. Я не хочу так поступать с тобой. – Он нахмурился. – Хотя, признаться, я до сих пор настолько эгоистичен, что хочу попытаться.

Мэри вздохнула.

– Ты прав. Это напрасный труд.

Он поднял бокал.

– Остается только утопить наши печали в вине. Твое здоровье. – Но Мэри чувствовала, как напряжены мускулы его шеи, как грусть проступает сквозь шутливую маску. В его глазах отражалось смирение. Он устал и смирился, и эти чувства были не похожи на страх и неуверенность, которые мучили их в юности.

– О, Чарли… – тихо произнесла она, боясь расплакаться. – Как бы я хотела… – Она прокашлялась и продолжала: – Как бы я хотела, чтобы все было иначе. Для меня не существует никого, кроме тебя. И никого не существовало, и вряд ли кто-нибудь сможет тебя заменить.

Она ждала, что он упомянет про Полу Кент, почти желая услышать о ней, потому что благодаря этой конкретной подробности ей стало бы проще держаться отчужденно. Боль была слишком сильна.

Но Чарли ответил с хрипотцой в голосе:

– Значит, нам остается только продолжать жить как прежде. Обо мне не беспокойся. Я ко всему привык. – Он слабо улыбнулся и отпил вина. – Закажем ужин?