Кто посеял ветер - Неле Нойхаус

Уже стемнело. Висевшая на террасе лампа отбрасывала тусклые отблески на лицо Боденштайна.

— Ты помнишь, как познакомилась с Кристофом? — спросил он ее негромко.

— Разумеется. С того момента прошло не так уж много времени.

— Я имею в виду не обстоятельства, а твои… чувства.

— Какое значение это имеет в данный момент? — Пия продолжала упорствовать, делая вид, будто не понимает его, хотя догадывалась, к чему он клонит.

— Огромное. Ты едва его знала, но, тем не менее, поверила ему, хотя я тогда был твердо убежден в том, что это он убил Паули. Я пытался убедить в этом и тебя, но ты с самого начала не сомневалась в его невиновности[38].

Пия скрестила руки на груди и двинулась через темный сад к деревянной скамье, стоявшей под аркой из роз. Тогда все было иначе. Или нет? Они стояли и смотрели во тьму. Лишь над грядой Таунуса виднелась узкая красноватая полоска. На черном небе зажглись первые звезды. От цветущих кустов и роз исходил пьянящий аромат. Пахло сырой землей и весной.

Со стороны Боденштайна было нечестно и несправедливо перекладывать на нее всю ответственность. Если бы он сразу рассказал об этом наследстве, дело не зашло бы так далеко. И отпуск пришелся ему очень кстати. Теперь он мог посвятить все свое время Аннике.

— У нас с Козимой все было хорошо, — сказал Боденштайн. — Целых двадцать шесть лет. И вдруг я понял, что никогда толком не знал ее. С Хайди это было похоже на вспышку. Все прошло очень быстро. Но Анника… Ты права, я вообще ее не знаю. Мне о ней известно только то, что ей угрожает смертельная опасность. Возможно, в данный момент мне недостает объективности. Но я должен ей помочь.

Кирххоф повернулась к нему спиной. Как донести до его сознания, что это может стоить ему головы, если что-то пойдет не так?

— Может быть, это прозвучит высокопарно, Пия, но ты послужила мне надежной опорой, когда все вокруг меня начало рушиться. Попробуй все-таки понять меня. Для меня это очень важно.

Злость на Оливера у нее уже прошла. Никто не мог лучше ее понять сложность ситуации, в которой он оказался. Ей было известно, сколько всего в последние дни обрушилось на него. Сначала его потрясло убийство Хиртрайтера. Далее последовала трагедия в Даттенбаххалле, едва не стоившая ему жизни. Затем появилась проблема наследства, полученного его отцом. И наконец, Анника. Неожиданно у него возникло чувство, на что он никак не рассчитывал. Такое испытание и для человека, пребывающего в состоянии душевного равновесия, было бы весьма непростым, а с момента развода с Козимой Боденштайну об этом состоянии приходилось только мечтать.

Пия вздохнула и повернулась к нему.

— Извини меня за такую реакцию, — сказала она примирительно. — Очевидно, это результат стресса. К тому же я беспокоюсь за тебя.

Они смотрели друг на друга. В темноте она могла лишь угадывать черты его лица.

— Я знаю, — отозвался Боденштайн. — Ты тоже извини меня за то, что я переложил на тебя всю работу.

— Как-нибудь справлюсь. — Пия задумалась, прикусив нижнюю губу. — Что я могу сделать?

— Да, собственно говоря, ничего. С моей стороны было бы некрасиво впутывать тебя в это дело. Я должен все сделать сам. Мне просто хочется, чтобы ты знала, что происходит.

— Ты все поставил на карту. Смотри, не ошибись.

— Не так давно ты сделала то же самое в отношении Кристофа.

Она улыбнулась, склонив голову набок.

— Ну, тогда, по крайней мере, будь осторожен, — сказала она. — Мне очень не хочется, чтобы у меня появился новый шеф.

— Анна! — Он радостно улыбнулся, когда она вошла в его кабинет, и поднялся из-за стола. — Как здорово, что ты уже все закончила. Для меня это было бы не Рождество, если бы мы по крайней мере не выпили по бокалу.

Она была твердо убеждена в том, что полностью владеет собой, иначе не пришла бы. Добродушие, излучаемое его глазами, заставило ее внутренне содрогнуться. Он не догадывался, какой властью над ним она обладала. Она наблюдала за тем, как он достал из холодильника, поставил на стол и откупорил бутылку шампанского. Это было настоящее дежа-вю, повторение того вечера десятилетней давности, когда все началось. Шампанское предваряло их первую ночь, первую из множества последующих. Хотя она пыталась бороться с этим чувством, ее сердце пронзила острая, застарелая тоска. Почему он так и не полюбил ее?

В окнах до пола отражался интерьер просторного кабинета. Она видела его, почти не изменившегося за все эти годы, и себя, уже давно не юную, амбициозную ученую. Теперь она представляла собой женщину в годах, со складками горечи в уголках губ, утратившую привлекательность, серую мышь, старую деву, растратившую попусту свою жизнь, поскольку влюбилась не в того мужчину.

— Счастливого Рождества! — произнес он с улыбкой, протягивая ей бокал.

Нет, вблизи он уже не выглядел молодым, энергичным директором института, каким был когда-то. Волосы его поредели, под глазами висели синие мешки. В порыве злорадства она отметила отчетливо наметившийся живот и неприятный запах изо рта. Эта Беттина вышла замуж за откровенного старика.

— Счастливого Рождества!

Она улыбнулась в ответ и чокнулась с ним. Сделала глоток. Шампанское было безвкусным. Она с удовольствием выплеснула бы содержимое бокала ему в лицо и накричала бы на него. Как ты мог причинить мне такую боль? Почему ты меня обманул? Почему женился на другой?

— Что с тобой? — спросил он. — Ты выглядишь такой несчастной.

Сочувствие в его голосе пронзило ее сердце, словно нож. Она едва сдержала слезы. Бокал шампанского в его кабинете — вот и все, на что она могла рассчитывать. Рождественскую елку в его доме наряжала другая женщина, Беттина, с которой он завтра поедет к своим родителям праздновать Рождество. С которой он живет в своем доме. Эти мысли причиняли ей мучительную душевную боль, но, с другой стороны, это было хорошо. Только если она будет помнить о том, как подло он с ней поступил, ей удастся осуществить задуманное. У нее закружилась голова. Наверное, ей нужно было что-нибудь съесть, прежде чем пить шампанское.

— Анника! Что с тобой? Тебе нехорошо?

Голос Дирка звучал как будто откуда-то издалека. Черты его озабоченного лица слились в расплывчатое пятно. Она схватилась рукой за голову. Он осторожно забрал у нее бокал, и она оказалась в его объятиях. Его лицо находилось прямо перед ее глазами, и в то же время очень далеко. Ее тело сделалось ватным. Неожиданно у нее подкосились ноги. До ее слуха донесся дребезжащий звук. Где Дирк? Что происходит?

Она лежала на полу. Дирк стоял сзади своего стола. Одной рукой он держал у уха телефонную трубку, а другую прижимал к голове. Что это у него на щеке? Кровь? В его голосе звучало раздражение. Анника сощурила глаза и попыталась понять, что он говорит, но до ее затуманенного сознания доходили только обрывки фраз.