Пальмы в снегу - Лус Габас

Вечером Килиан метался по комнате и сходил с ума. Бисила не пришла. Он посмотрел на часы. Они даже попрощаться не успели!

Наконец, совершенно расстроенный, он лег в кровать, но вскоре тихий стук заставил его подскочить. По легким шагам он узнал Бисилу. Она пробралась в комнату и заперла дверь. Килиан вскрикнул от радости, но она велела ему замолчать и закрыть глаза. Он слышал, как на пол упала одежда, как раздались какие-то непонятные мелодичные звуки, и только потом Бисила разрешила посмотреть.

Килиан открыл глаза и задохнулся от удивления: обнаженное тело его любимой все было в ниточках тийбё. Ракушечные подвески поблескивали на груди и бедрах, спускались по стройным ногам. На голове у нее были павлиньи перьям, закрепленные деревянной шпилькой.

Она подала ему знак встать и раздела в полном молчании. Затем набрала в миску воды, высыпала в нее порошок и приготовила рыжую пасту; этой пастой она начала покрывать все тело Килиана, от стоп поднимаясь все выше и выше. Килиан млел под нежными пальцами. Он припомнил день, когда вслух пожелал, чтобы она называла его своим ботуку, и кажется, этот день настал. Он хотел обнять ее, но Бисила отрицательно покачала головой и продолжила пытку вожделением, разрисовывая живот и грудь. Затем она сполоснула руки, взяла синий и желтый порошки, вновь смешала с водой и получившейся пастой разрисовывала лицо. Закончив, взяла руки Килиана в свои.

– Я по древней традиции оделась как невеста буби, – произнесла она тихо, – а тебя разрисовала, как воина.

Килиан был рад наконец-то услышать ее голос, но промолчал.

– Ты уже знаешь, что у нас есть два вида союзов, – продолжала Бисила. – Один зовется рибала реётё — выкуп девственности. Это законный брак, и именно такой соединил меня и Моей. Другой зовется рибала ре риале, и это союз по любви. Он не официальный, но такой брак соединяет нас. – Она подняла взгляд на Килиана. – У нас тут нет священника, но, думаю, это и не важно…

Килиан сжал ее руки.

– Я буду говорить первой, – сказала Бисила, – и прошу тебя не смеяться. Клянусь, что я не забуду о своих обязанностях, буду обрабатывать поля мужа, буду готовить пальмовое масло и буду тебе верной хотя бы сердцем.

Она закрыла глаза и повторила обещание на буби.

– Теперь моя очередь, – произнес Килиан. – Что я должен сказать?

– Пообещай не оставлять свою жену. И неважно, сколько других жен у тебя еще будет.

Килиан улыбнулся.

– Обещаю, что никогда не забуду свою жену, хотя бы в сердце. И – будь что будет.

Они скрепили обещания долгим поцелуем.

– Нужно еще что-то сделать, прежде чем мы разделим супружеское ложе? – спросил Килиан, многозначительно сверкнув глазами.

Бисила рассмеялась, запрокинув голову.

– Мы скажем «аминь», кто-нибудь позвонит в елёбо и споет…

– У меня теперь есть елёбо, – сообщил он, поднял руку и осторожно погладил татуировку. – На всю жизнь. Мы всегда будем вместе, Бисила. Это я тебе обещаю, моя маурана муемуе.

1965 год

Время для Бисилы тянулось медленно. Шли недели, потом месяцы, а Килиан не возвращался. Новостей друг о друге не приходило, переписка была риском.

За тысячи километров от нее Килиан писал письма почти ежедневно, но ни одного не отправил: он читал их самому себе, представляя, чем она сейчас занимается. Сердце его было далеко. Жизнь в Пасолобино без Бисилы была пустой.

А Бисила почти каждый день приходила к дому, в котором жили испанцы, касалась рукой перил, ставила ногу на ступеньку, сдерживая порыв ворваться в его комнату, чтобы узнать, не вернулся ли он. Она вслушивалась в голоса, пытаясь различить глубокий тембр Килиана, но напрасно.

Завершился сбор урожая какао. На острове властвовала изнуряющая жара, а Пиренеи сковал холод, северный ветер перекатывал снежную поземку, будто струйки песка в ледяной пустыне. В Сампаке рабочие на плантации готовили землю к посадкам, обрезали деревья, ремонтировали дорогу. В Пасолобино Килиан был заперт в четырех стенах. Снег валил и валил, а когда прекращался – завывал ветер. Невозможно чем-то заняться. Он проводил долгие часы у камина, слушая бесконечные вздохи матери, заходил к Каталине, которая уже не вставала с постели (сестра пожелала умереть в доме, где появилась на свет, и ее поселили в комнате, где она жила раньше), успокаивал зятя, которого едва знал, изредка беседовал с соседями о том, что принесет деревне будущий горнолыжный курорт.

Сидя у огня, он все время думал о Бисиле. Ее тело создано для зноя. Окажись его маурана муемуе здесь, она умрет от холода!

Каталину похоронили морозным днем на исходе февраля. Холод ускорил церемонию. Спешка, с которой все происходило – начиная от заколачивания простого деревянного гроба до прощания у могилы, – воскресили в душе Килиана чувство, что и ему надо спешить. Надо скорее возвращаться на Фернандо-По, но требовалось побыть с матерью, чтобы утешить ее в горе. О Господи, сколько еще это будет продолжаться?

В конце апреля остров накрыли дожди. Бисила много времени проводила в больнице: дождь всегда увеличивал число заболевших.

Она вышла немного проветрить голову. Не было смысла обманывать себя: ноги всегда несли в одном направлении. Когда она приблизилась к дому европейцев, был уже поздний вечер. Надежды пробуждать не хотелось, но она ничего не могла поделать с собой. Прошло уже пять месяцев, с тех пор как она не виделась с ним, не слышала его голос, не ощущала его прикосновений. Она как бы невзначай спросила у отца, нет ли новостей о Килиане, может, масса Хакобо говорил что-то? – и так узнала о смерти их сестры и решении Килиана задержаться в Пасолобино. Но сколько еще ждать? Она опасалась, что чем дольше Килиан будет вдали от острова, тем больше шансов, что он решит прожить свою жизнь вдали от нее. Иной раз ее настигало чувство, что все было только сном. Не она первая и не она последняя влюбляется в иностранца!

Но Килиан дал слово! Он пообещал, что они всегда будут вместе. Оставалось поверить, потому что он был ее истинным мужем, а не Моей, с которым все тяжелее было исполнять супружеский долг. Моей был телом, которое лежало с ней в одной постели, а Килиан – хозяином ее сердца и души.

Она прислонилась к стене и, закрыв глаза, представила, что сейчас откроется дверь и выйдет Килиан в бежевых льняных брюках и белой рубашке. Глубоко вздохнет, закурит сигарету, обопрется на перила – и встретится с ней взглядом. И она выйдет ему навстречу – его черная жена, которую он выбрал, несмотря на предрассудки. И они навсегда будут парой – Килиан из Пасолобино и Бисила из Бисаппо.

Звук мотора вернул Бисилу в реальность. Фонарь над входом моргнул, двор погрузился во мрак. Она накинула на голову платок и поспешила обратно к больнице в неверном свете фар приближающегося пикапа. Ее не так-то просто было напугать, но двор казался таким пустынным и темным, что она решила переждать в тени здания.