Мятежник - Андрей Плеханов

– Защитники... Они были в основном такими людьми?

– Да. Безусловно, все. Таким человеком был и твой отец – Петр Зиновьев. Он же – Иван Яуза. Он же – отшельник Никодим. Защитник, ставший наставником и вдохновителем Алексея, твоего предшественника.

– Что?! – Демид вскочил. – Я считал... Я думал, что Петр – ученик Алексея! Он же был таким молоденьким, этот Петя Зиновьев! Ты путаешь меня, Нуклеус! Не могло быть так!

– Отец Никодим прожил на свете сто пятьдесят два года. И все это время он выглядел так молодо – на те двадцать три года, когда он получил дар Защитника. Иногда он напоминал старца, потому что борода его доставала до колен. Иногда он носил эспаньолку и синий бархатный берет, вращаясь среди богемы, погрязшей в декадентстве. Он нес людям учение Божие и изнурял тело аскезой, он писал стихи и картины, сводящие с ума, он очаровывал дам высшего света и дрался на дуэлях с их разгневанными мужьями. Он сражался в рядах Белой Армии и шел на дно в барже, затопленной большевиками, вместе с сотнями других пленных офицеров. Он сидел в лагерях. И был убит Агеем, так и не увидев твоего появления на свет.

– Он надоел тебе?

– Мне не может надоесть кто-либо. Я не человек и не испытываю никаких эмоций, сходных с человеческими. Его просто убил Гоор-Гот.

– ПРОСТО?.. Просто так не бывает. Ты ПОЗВОЛИЛ Гоор-Готу убить его! Так же, как ПОЗВОЛИЛ убить Алексея, когда нашел для своих игрищ более подходящую кандидатуру – меня.

– Демид... – Голос Ядра зазвенел, отразившись бесчисленным эхом в пространстве мира-картины. – Я никогда не давил на тебя, Демид. Я предоставил тебе возможности для собственного развития. Согласись, никогда бы ты не познал столько нового, будучи обычным человеком. Точно так же существовали и остальные Защитники. Я давал им все, что было в моих силах. Будь моя воля, я не позволил бы им умереть никогда. Но есть Судьба, Демид. Я не всесилен. Я не в состоянии замедлить колесо судьбы и придать ему обратный ход. Есть силы, стоящие выше меня. А потому поговорим о живых. О тебе, Демид. Ты считаешь свою карму осуществленной? Ты собрался умереть? Погибнуть от руки Духа Тьмы?

– Нет...

– В таком случае ты должен направить основные свои силы на победу над ним. Над Духом Тьмы. Над тем, кого ты называешь Табунщиком. Он оказался намного сильнее, чем мог я предположить вначале. Его проделки с Армией Добра – тому свидетельством.

– Почему же эта Армия так легко развалилась?

– Это была лишь разминка. Проба пера. Для Духа Тьмы даже сотня лет – это краткий миг. Он не будет спешить. Он набирает силы и продумывает свою игру.

– В чьем же теле все-таки присутствовал Абаси? Ираклия? Владислава? Или в теле этой дурной собаки?

– Во всех этих телах одновременно. Ты забыл добавить к этому списку еще три сотни тел ардов. Все они контролировались частицами Духа Тьмы. Искусство расчленять свой дух на сотню и более частей присуще не каждому Абаси. Более того, это явление – очень редкое, и наводит меня на мысль, что мы имеем дело с одним из рода Баал – князей Мира Тьмы.

– Баал-Зебул, Баал-Пеор, Баал-Иал и прочая?

– Да.

– Но это значит, что мы знаем первую половинку Имени Духа?

– Возможно. Но можем и ошибиться. А ошибаться нельзя. Заклинание, изгоняющее Духа, можно произнести только один раз.

– Каково это заклинание?

– Ты слышал его. И не забудешь уже никогда. Оно очень просто. Нужно лишь вставить в него Имя твоего Врага. Он не уйдет сразу, но станет уязвим. И как его убить окончательно, ты уже знаешь...

Земля дрогнула, гулкий звук ударил по ушам и растворился в небе. Облака тревожно заметались, принимая оттенок сырого мяса.

– Нужно уходить отсюда, – засуетился Нуклеус. – Этот Мир закроется через несколько минут. Навсегда.

– И что тогда случится с нами?

– Об этом лучше не думать.

– Но ты еще не сказал мне ничего существенного.

– Я сказал тебе много больше, чем собирался сказать. Пройдет еще немало времени, прежде чем ты сумеешь осмыслить мои слова. Но самое главное: ты сохранил Цинн?

– Что?!

– Цинн. Это серебряный знак, похожий на половинку брошки. Его дал тебе Судья Острова Правосудия. Это артефакт высшего порядка.

– Да. Он здесь.

– Покажи его Вану, когда он выйдет из своего транса.

– Врата... Слушай, Нуклеус, что ты знаешь о местонахождении Врат?

– Ничего.

Из облаков, с хлюпающим звуком сталкивающихся в небе, упали первые капли алого цвета. Демид поднес к лицу руку, на которой шевелилась теплая клякса.

– Кровь?..

– Немедленно уходи! – В голосе Ядра появился оттенок ужаса. – Смерть – не самое худшее, что бывает в таких мирах...

– Скажи мне про Врата! Ты должен знать что-то...

– Уходи, безумец! – Рев, пришедший из-за гор, казавшийся только что далеким, как вчерашнее эхо, вдруг надвинулся сплошной стеной, сдавил грудную клетку так, что вздох застрял в горле колючим ежом. Кровавый дождь хлынул как из ведра. Деревья на пути существа, несущегося к Защитнику со скоростью поезда, ломались, как хворост. Демид не мог видеть его – лишь кровавый ливень, стекая по спине этого, грубо обрисовывал очертания зверя. Демид уже видел, как закрываются тонкие миры, – он вспомнил разрушение Внутреннего Мира. Поэтому он не стал откладывать. Он схватил Ядро липкими пальцами и прыгнул в светлый квадрат, мерцавший за его спиной.

* * *

На руках Демида была кровь. Впрочем, это была его собственная кровь, которую он стер с лица, расцарапанного при падении. И это было единственным последствием поспешного бегства из мира картины, если не считать того, что солнечного пейзажа больше не было. Оба пейзажа стали ночными – абсолютно одинаковыми.

«Мир закрылся, – подумал Дема. – А что будет, если начнет закрываться картина, на которой изображен Христос? Иисус превратится в Дьявола? В чешуйчатого демона, истекающего вонючей слизью? Господи, прости меня за нечестивые мысли».

Ван открыл глаза.

– Демид, – сказал он. – В скитаниях моих мне открылось множество необычных знаний. Они слишком сложны, чтобы истолковать их однозначно. Мне нужен ключ.

– Вот он. – Демид расстегнул ворот рубашки, достал мешочек из кожи, висевший у него на шее, и извлек из него серебряную безделушку. – Это что-нибудь говорит тебе, шифу Ван?

– Это китайская брошь. Цинн. Ее сделал хороший мастер. Я никогда не видел такой тонкой работы. – Ван держал Цинн на вытянутой ладони. – Сплетение серебряных нитей изображает гору. Но в узоре этом я могу различить несколько иероглифов.

– Это ключ от Имени Врага, насколько я понимаю. Во всяком случае, мне его вручили в качестве медали, когда я обыграл Табунщика в соревнованиях, которые назывались «Бега кроликов по Высшим Моральным Принципам».