Жребий Салема - Стивен Кинг

В восьмом часу ужинать почти везде закончили, выкурили по сигарете, сигаре или трубке и убрали со стола. Сейчас все моют и вытирают посуду, переодевают маленьких детей в пижамы и отправляют в другую комнату посмотреть перед сном телевизор.

У Роя Макдугалла сгорела целая сковорода бифштексов из телятины, и он, с руганью отправив все, включая сковороду, в мусорный бак, надевает джинсовую куртку и отправляется в заведение Делла, оставив свою никчемную жену продолжать дрыхнуть в спальне. Ребенок умер, жена бездельничает, ужин сгорел. Самое время напиться! А может, и вовсе собрать манатки и рвануть из этого чертова городишки.

Джо Крейну, жившему в крошечной квартирке на Тэггарт-стрит, что одним концом упирается в Джойнтер-авеню, а другим – в тупик за зданием муниципалитета, судьба преподносит сомнительный подарок. Поужинав хлопьями с молоком, он устраивается у телевизора и вдруг чувствует в груди слева нестерпимую резкую боль, которая отдает в руку. Он спрашивает себя: «Что это? Неужели сердце?» – и оказывается прав. Джо встает и делает несколько шагов к телефону, но боль становится такой острой, что он теряет сознание и падает. А маленький цветной телевизор продолжает жить своей жизнью и показывать обычные передачи. Джо найдут только через сутки, и его кончина в 18:51 6 октября будет единственной естественной смертью, наступившей в Джерусалемс-Лоте в этот день.

К семи часам палитра ярких красок на небе сужается до оранжевой полоски на западе, которая кажется последним отсветом языков пламени, пляшущих за горизонтом. На востоке уже показались звезды, но в это время года их мерцание не радует глаз влюбленных и походит на холодный блеск алмазов, безразличных ко всему окружающему.

Наступает пора укладывать маленьких детей спать. Родители с улыбкой слушают, как те капризничают и просят не выключать свет и позволить им не спать чуть подольше. Взрослые снисходительно открывают двери шкафов, показывая, что там никто не прячется.

А в это время вокруг них расправляют крылья темные силы мглы.

Наступает время вампиров.

17

Когда в палату вошли Джимми и Бен, дремавший Мэтт моментально очнулся и крепко сжал крестик в правой руке.

Его взгляд, скользнув по Джимми, остановился на Бене.

– Что случилось?

Джимми коротко обо всем рассказал. Бен хранил молчание.

– А ее тело?

– Мы с Каллахэном положили его в ящик, который был в подвале. Не исключено, что в нем доставили сюда Барлоу. А примерно час назад утопили ящик в реке Ройал, предварительно загрузив камнями. Мы брали машину Стрейкера. Если кто-то случайно и видел ее у моста, то подумал, что это он.

– Все правильно! А где Каллахэн? И мальчик?

– Отправились домой к Марку. Его родителям нужно все рассказать. Барлоу грозился начать с них.

– А они поверят?

– Если не поверят, Марк заставит отца позвонить вам.

Мэтт кивнул. Он выглядел очень усталым.

– Бен, – позвал он, – подойдите сюда и присядьте на кровать.

Бен послушно подошел, сел на край кровати и застыл, сложив руки на коленях. Взгляд его потухших глаз был пустым и отсутствующим.

– Вы чувствуете боль, – произнес Мэтт и взял Бена за руку. Тот не сопротивлялся. – Но это пройдет. Время залечит раны. Сейчас она покоится с миром.

– Он держит нас за болванов, – глухо произнес Бен. – И насмехался над каждым в отдельности. Джимми, дайте ему письмо.

Джимми передал Мэтту конверт. Тот вытащил лист плотной бумаги, поднес почти к самым глазам и медленно, шевеля губами, прочитал, после чего отложил в сторону и произнес:

– Да, это он! И его эго гораздо сильнее, чем я предполагал. От этого невольно бросает в дрожь.

– Он оставил ее в насмешку, – так же глухо продолжил Бен, – а сам давно ушел. Бороться с ним – все равно что пытаться поймать ветер. Мы для него букашки, крошечные букашки, которые своей суетой его только развлекают.

Джимми хотел что-то сказать, но Мэтт знаком остановил его и заговорил сам:

– Это далеко не так. Если бы он мог забрать Сьюзен с собой, то обязательно бы так и поступил. Он не стал бы разбрасываться своими вампирами, когда их еще так мало! Подумайте сами, Бен, чего вам всем удалось добиться. Верный подручный Стрейкер убит. По собственному признанию Барлоу, вы даже принудили его участвовать в уничтожении слуги, так как он не смог обуздать свой ненасытный аппетит. Только представьте, в какой, должно быть, он пришел ужас, когда проснулся и узнал, что такого страшного противника сумел одолеть маленький безоружный мальчик.

С трудом приподнявшись, Мэтт сел в постели. Бен повернулся к нему, и в его потухших глазах впервые мелькнул интерес.

– Может, это и не такая уж великая победа, – продолжал, размышляя вслух, учитель. – Но вы выжили его из дома, который он выбрал для своего пристанища. Джимми сказал, что отец Каллахэн очистил подвал, окропив святой водой, и запечатал двери гостией. Если Барлоу снова туда сунется, то погибнет… И он это знает!

– Но ему удалось ускользнуть, – возразил Бен. – Так что какая разница?

– Да, удалось, – согласился Мэтт. – А где ему пришлось спать сегодня? В багажнике автомобиля? В погребе одной из своих жертв? А может, в подвале старой методистской церкви, сгоревшей во время пожара в пятьдесят первом году? Но каким бы ни было это место, думаете, оно ему понравилось? И чувствовал ли он там себя в безопасности?

Бен промолчал.

– Завтра вы начнете охоту, – продолжал Мэтт, сжимая руку Бена. – И не только за Барлоу, но и за мелкой рыбешкой, которой после сегодняшней ночи будет немало. Их голод невозможно насытить. Да, ночь принадлежит ему, но зато днем вы можете выслеживать и загонять его в угол, пока он не испугается и не убежит или не окажется у вас в руках с колом в груди и под лучами яркого солнца!

Слушая Мэтта, Бен оживал на глазах. На его лице появилась решимость, а на губах заиграла улыбка.

– Да, именно так! – прошептал он. – Только начать надо прямо сегодня же вечером и не ждать до завтра. Прямо сейчас…

Мэтт протянул руку и сжал плечо Бена с неожиданной силой.

– Нет, не сегодня. Сегодня мы проведем день вместе – вы, я, Джимми, отец Каллахэн и Марк с родителями. Теперь он знает… и боится. Только глупец или святой может решиться приблизиться к Барлоу, когда он бодрствует под покровом ночи. А мы не относимся ни к тем, ни к другим. – Мэтт прикрыл глаза и тихо продолжил: – Мне кажется, я начинаю его узнавать. Я лежу здесь, в больничной палате, и разыгрываю из себя Майкрофта Холмса, стараясь перехитрить его, поставив себя на его место. Барлоу жил долгие столетия и крайне умен. Но вместе с тем, судя по его письму, он очень самонадеян, что вполне объяснимо. Его эго росло, как растет жемчужина, слой за слоем, пока не стало всеобъемлющим. Его распирают гордыня и тщеславие, а жажда мести должна быть безмерной. Ее надо бояться, но в то же время ее можно и нужно использовать.