Сложенный веер - Сильва Плэт

— Топай давай, — подтолкнул его в спину Сид. Завтракать ему совершенно расхотелось.

* * *

— Проснись! Да проснись же ты! — в голосе Хьелля неприкрытое отчаянье.

Сид с трудом разлепляет глаза: вчера молодняк клана Дар-Умбра праздновал вступление одного из его ровесников во владение дариатом. И ого-го как праздновал! Сид напрочь не помнит, как он добрался до замка. Наверное, Хьелль его дотащил. Он всегда лучше контролировал количество выпитого.

Последнее, что угнездилось в башке у Сида, которую теперь ломило так, будто по ней всю ночь бил копытом ямбренский тяжеловоз, — путь от столичной резиденции Дар-Умбра до ближайшего открытого в два часа ночи кабака, сопровождавшийся громким пением королевского гимна и испуганным хлопаньем ставень: жители Хаяроса, наученные многократным горьким опытом, избегали сюжета «молодые дары гуляют». На этот раз, как обычно, разрушений избежать не удалось: Сид точно помнил опрокинутую телегу какого-то торговца конной упряжью, из которой они с Хьеллем позаимствовали пару превосходных уздечек, отлично приспособленных для хлестания по спине новоиспеченного владетельного Дар-Умбры, возглавлявшего раздолбайскую процессию. Но не из-за этой же мелкой шалости Хьелль так теперь переживает? Даже если пострадавший торговец случайно оказался королевским поставщиком, пара золотых монет легко уладит дело.

— Сид, вставай, во имя святой Лулуллы! — Хьелль уже орет в голос. На нем полная боевая экипировка. Перчатка с тяжелыми медными пуговицами больно хлещет Сида по щеке. — Поднимайся, курица! У нас военный переворот!

Сон слетает с Сида, как и не было. Одной рукой откидывая одеяло, другой — нащупать кувшин с холодной водой, который заботливый тейо Тургун поставил на прикроватный столик. Вылить все содержимое кувшина себе на голову, не вытираясь, одеться, пристегнуть мечи — и все это под аккомпанемент ровного голоса Хьелля. Тот, враз успокоившись, рассказывает невероятные — ну просто абсолютно невероятные вещи!

Сегодня в пять часов, когда вернувшиеся в непотребном виде из Хаяроса молодые дары только начинали видеть первый утренний сон, старшего Дар-Халема разбудил вестник, явившийся оттуда же, из столицы, с совершенно неожиданными вестями и в таком отчаянном виде, что Дар-Халем старший слушать его дальше первой фразы не стал, отволок за руку в комнату сына, пинками согнал того с кровати и велел вникнуть и действовать по обстоятельствам. Сам же в спешном порядке вылетел по направлению к Хаяросу, где творилось, по словам очевидца, нечто совсем непотребное.

Хьелль успел заметить, что помимо традиционных халемских мечей к поясу отца пристегнут целый арсенал метательных ножей и дротиков, а из-за голенищ торчат рукояти широких кинжалов, которые тот брал с собой только на войну. Кроме того, поскольку голова у Хьелля варила независимо от количества и качества выпитого, он заметил, что, втаскивая зажимающего пятерней рану в боку вестника-тейо в комнату, отец бросил: «Его прислал лорд Дар-Пассер». И сделал соответствующие выводы. Молодого тейо пытались не выпустить из Хаяроса, ему пришлось прорываться с боем. И поручение известить Дар-Халема ему дал ректор военного корпуса, а не лорд-канцлер. Где лорд Дар-Эсиль? Где королева? Что происходит, наконец? Ни на один из этих вопросов толкового ответа получить от посланца не удалось. Пока Хьелль обрабатывал его рану, парень рассказал только, что на рассвете мятежники, бесшумно и эффективно сняв охрану, пробрались во дворец, куда за полчаса до этого были спешно созваны старейшие дары, так как ночью пришло известие о беспорядках на юге.

Поскольку все это больше походило на причинно-следственную цепочку, чем на простую последовательность событий, Хьелль тоже оделся как на войну, обеспечил тылы, то есть парой коротких команд поставил замок на осадное положение, отправил перепуганного парнишку-тейо отдыхать и рванул к Сиду. Которого и обнаружил мирно храпящим в кровати, что косвенным образом подтверждало худшее: лорд Дар-Эсиль либо мертв, либо находится в таком положении, что послать весть в свой собственный замок не смог.

Пока Сид впитывал информацию, осовело хлопая глазами и пытаясь сообразить, не забыл ли он чего из боевого снаряжения и не говорил ли вчера утром отец что-нибудь, что могло бы пролить свет на происходящее, Хьелль вопил уже во всю силу своих легких:

— Тургун! Тейо Тургун! Где тебя носит, Чахи нас заберииии?!!

Тейо Тургун материализовался немедленно. Хотел сначала съездить Хьеллю по макушке за неподобающие дару его возраста и положения вопли и за следы грязных сапог на подоконнике, но, осознав ситуацию, посерьезнел и пообещал заняться охраной замка и на Халемские стены поглядывать, пока дары полетят разбираться в столицу. Они и полетели.

Сид потом четко делил свою жизнь на «до» и «после» дворцового переворота. Точнее, его попытки. Но такого ощущения липкого и тошнотворного кошмара, сковывающего все мысли и чувства, обволакивающего какой-то стеклянной ватой движения, он не испытывал никогда «до» и никогда «после».

Прежде всего, горел дворец. Языки пламени, как боевые штандарты, тянулись по ветру из окон левого крыла, того самого, где располагался кабинет лорд-канцлера.

На улицах истерично звенело железо. С разрезающих воздух, орады и плоть клинков сыпались искры и разбрызгивался кровяной дождь. В воздухе тоже было не протолкнуться. Сид никогда не дрался в промежутках между домами и теперь мысленно возносил молитву отцу, который обучил его фигурному владению крыльями. Он сразу понял, что имеет преимущество в воздушном бою, затрудненном необходимостью огибать углы зданий, подныривать под выступающие карнизы, прятаться за приоткрытыми ставнями и скатами крыш и неожиданно вываливаться из-за них прямо на голову ничего не подозревающему противнику. Главным было не давать врагам подняться и не подниматься самому в открытое небо, где силы всех даров, более или менее владеющих крылом, были равны. Зажать между домами, притиснуть к стене, заставить соперника почувствовать неуверенность, невозможность в полную силу распахнуть крылья, нежно обхватить со спины одной рукою и, прижимая к груди, камнем волочь вниз в свободном падении, чтобы за метр до земли чиркнуть по горлу кинжалом и быстро подняться в воздух в ожидании следующего…

Сида, который никогда не терял головы даже в тот момент, когда сражение превращалось в свалку, опьянил азарт городского боя. От Хьелля он отбился где-то в самом начале. Лорд Дар-Пассер, по счастливой случайности единственный из верховных даров оказавшийся в начале заварухи не во дворце, а за его пределами (он, взбеленившись на хозяйственную никчемность своих сыновей, лично отправился в дариат разбираться с лесными поджогами, и герольды, собиравшие всех от имени королевы, элементарно не смогли его найти), коротко объяснил, что Дар-Халем старший отбыл на юг наводить порядок в очаге смуты, и возложил на Хьелля руководство зачисткой предместий Аккалабата. Сам же Дар-Пассер во главе лучших воинов своего клана и уцелевших при захвате дворца королевских мечников отчаянно рвался в Хангафагон, откуда уже было рукой подать до покоев Ее Величества. Мятежнику в основном смуглые и черноволосые, с гербами южных дариатов на орадах, стояли насмерть. Государственный переворот был, очевидно, не только хорошо подготовлен, но и хорошо мотивирован: мятежные дары прекрасно знали, чего они хотели и на что шли.