Золотая империя - Шеннон Чакраборти

– Тогда расскажи им и разведись с Мунтадиром, – ответила Хацет, переходя к описанию своего запасного плана со скоростью, которой Нари даже позавидовала. – Ни один шейх в Та-Нтри не откажет тебе в разводе. Вы могли бы пожениться в течение считаных месяцев.

– Я не хочу выходить замуж в течение считаных месяцев!

– Очень наивно, – парировала Хацет. – Ты первая заговорила о Зейнаб, так что сейчас я скажу тебе то, что сказала бы своей дочери, окажись она на твоем месте: таким женщинам, как мы, не позволено оставаться независимыми. Ты уже дважды путешествовала одна с мужчиной. Ползут слухи, а слухи бывают жестоки. О тебе с обоими этими мужчинами давно говорят мерзости. Ты должна четко заявить о своей позиции.

Настала очередь Нари злиться.

– Я заявила о своей позиции предельно четко, – придя в ярость, она активно черпала в ней силы. Ярость была хорошо знакомым чувством. – Я верна Дэвабаду и его народу. Однажды меня уже склонили к политическому браку, и я видела, какое недовольство это может посеять. Я не пойду на это снова, особенно с мужчиной…

– С каким мужчиной? – поддела Хацет. – С мужчиной, ради спасения которого ты предала родную мать? С мужчиной, которому ты открываешь дверь своей спальни, улыбаясь, как девчонка? Ну да, до чего же ужасная судьба: выйти замуж за доброго молодого короля, который тебя любит, и прожить несколько лет в тихом замке на берегу моря. Куда лучше из чувства гордости загнать себя в ловушку и оказаться пленницей в позолоченной клетке в Дэвабаде.

В ее словах сквозило больше досады, чем жестокости. Нари верила Хацет: вероятно, именно такой совет она и дала бы Зейнаб. И в извечной передаче друг другу этой терновой эстафетной палочки и заключалось самое обидное: то, что женщины, какими бы умными и сильными они ни были, всегда определялись мужчинами, рядом с которыми они стояли.

Нари отвернулась. Широкое окно в конце коридора выходило в полуночный лес, где за переплетением черных деревьев мерцало море. Нари подошла к нему, желая увеличить расстояние между собой и королевой. Она прижала ладони к каменному подоконнику. Тот был твердым, холодным и шершавым на ощупь.

Хацет ждала ответа. Нари чувствовала спиной ее взгляд. Нари знала о слухах в замке. Она знала, что говорили о ней и Даре. Что говорили о ней и Али.

К черту их всех.

– Я дам вам время до завтра, чтобы рассказать Али об Иссе, – сообщила Нари, продолжая глядеть в окно. – Надеюсь, вы этим воспользуетесь. Потому что, если Али узнает, что вы лгали ему о Мунтадире, это разобьет ему сердце, а он этого не заслуживает.

Хацет вздохнула:

– Ты совершаешь ошибку.

– Уж лучше я совершу ошибку, чем лишусь свободы выбора. – Нари старалась говорить твердо и не думать о том, как в эту самую минуту топчет что-то в своем сердце, что-то крошечное, хрупкое и новое. – Я не выйду за него замуж. Только не так. И я никогда не брошу Дэвабад. – Она поплотнее закуталась в шейлу, после чего повернула в сторону своих комнат. – Поговорите с сыном, королева. Я свое решение приняла.

На следующее утро Али проснулся разбитым и невыспавшимся. Он простонал в подушку, шелковые простыни спутались вокруг его тела.

Стоп… Подушка? Шелковые простыни? Матрас?

Та-Нтри. Он вдохнул, чувствуя запах мирры с привкусом океана в свежем воздухе. Али перекатился на спину, протирая глаза. Он чувствовал себя как в тумане, что было странно. Сон решительно не хотел отступать, и Али попытался припомнить, как он оказался в этой постели. Последнее, что всплывало в памяти, – они ужинают с матерью, а потом его отводят в темную комнату, и кто-то – Боже, Али так устал, что даже не помнил лиц – уверяет, что это его опочивальня.

Он прищурился в темноте. Комната была хороша, с тремя большими окнами, чуть тронутыми прохладным розовым светом приближающегося рассвета. Вместе с водой для умывания ему оставили накрахмаленный светло-голубой халат с чрезмерным количеством алой вышивки на рукавах и воротнике, вырезанном по моде Аяанле. Рядом лежала такая же шапка.

Он вяло поднялся на ноги – да что с ним такое этим утром? – и направился к жестяному тазу, бормоча вполголоса молитву намерения. Его отражение зарябило в воде.

Как и пара черных глаз, плоских и круглых, как блюдца.

Али отпрянул. Он оттолкнул таз, и вода расплескалась на пол.

Во имя всего святого, что это было? Секунду спустя, теперь уже окончательно проснувшись, он придвинулся ближе, заглядывая в таз.

Но там ничего не было. С колотящимся сердцем Али запустил руку в прохладную воду и провел пальцами по гладкому дну умывальника. Отчаянно хотелось верить, что эти акульи глаза были плодом его воображения, остаточной грезой, перетекшей в явь.

Вот только жизнь Али не была сном, и гораздо более вероятным казалось то, что за ним подглядывал какой-то невидимый водяной дух.

Впрочем, он ничего не мог поделать, если один из любопытных кузенов Себека и впрямь украдкой взглянул на него. Так что Али приступил к водным процедурам и оделся. На тисненом деревянном сундуке лежал молитвенный коврик, но, взглянув на небо, Али прикинул, что у него достаточно времени, чтобы дойти до открытой мечети в деревне, и решил, что будет приятно помолиться под тающими звездами в тихой компании тех, кто, как и он, предпочитает совершать фаджр в мечети.

Когда Али вышел из спальни, солдат, стороживший его дверь, вытянулся по стойке «смирно».

– Принц Ализейд, – приветствовал его стражник, касаясь сердца и лба в гезирском приветствии. – Мир вашему дому.

– И твоему мир, – отозвался Али. Он нахмурился, изучая опущенный взгляд мужчины. – Самир? – Он рассмеялся и похлопал собеседника по плечу. – Это правда ты?

Стражник застенчиво улыбнулся:

– Я не был уверен, что вы меня вспомните.

– Как я мог тебя забыть! Я помню всех мальчишек с нашего кадетского курса, особенно тех, кто предупреждал меня, когда мне под одеяло подсовывали крокодильчиков. Как твои дела? Как тебя забросило в такую даль от дома?

– Все хорошо, – ответил Самир. – Божьей милостью. Меня перевели в Дадан по окончании обучения в Цитадели, – объяснил он, имея в виду один из самых северных гарнизонов Ам-Гезиры. – Каид проходил через наш гарнизон по пути в Та-Нтри и велел нам всем сопровождать его.

Это объясняло появление в замке десятков воинов Гезири.

– Я так рад тебя видеть, – сказал Али. – Приятно знать, что кто-то с нашего курса выжил.

Выражение Самира померкло.

– До сих пор не могу поверить в то, что случилось с Цитаделью, – он покраснел. – Простите, я знаю, что вы были там…

– Ничего, – быстро сказал Али. – Я ведь не единственный, кто в ту ночь потерял друзей. – Но все же он сменил тему: – Я иду в мечеть на фаджр. Может, ты захочешь присоединиться ко мне?