Первый блицкриг, август 1914 - Барбара Такман

В лесах к северу от Нейденбурга остатки корпуса Мартоса были уничтожены или взяты в плен. Только одному офицеру из XV корпуса удалось вернуться в Россию[75].

В пятнадцати километрах к востоку от Нейденбурга остатки XIII корпуса генерала Клюева, которого тоже взяли в плен, заняли круговую оборону. С четырьмя орудиями, захваченными в лесу у немцев, они отбивались от врага всю ночь 30 августа, пока хватило снарядов и патронов и большинство не было убито.

Последнюю русскую атаку в тот день с большой отвагой провел генерал Сирелиус[76], занявший место смещенного командира 1 корпуса генерала Артамонова. Собрав разрозненные полки и артиллерию, не участвовавшие в сражении, что составило приблизительно дивизию, он предпринял наступление, прорвав позиции Франсуа и снова взяв Нейденбург. Но было слишком поздно. Это последнее действие 2-й русской армии было проведено без ведома генерала Самсонова, так как он был мертв.

Ночью двадцать девятого августа он так же, как и Мартос, попал в окружение в другой части леса. Проехав через лес, примыкавший к железной дороге, он и его спутники достигли Нилленбурга, находившегося всего в десяти километрах от русской границы, но немцы прибыли туда раньше них. Генерал и его группа дождались в лесу наступления темноты и затем, поскольку верхом по вязкому болоту было не проехать, двинулись пешком. Спички кончились, и поэтому они не могли сверить свой путь по компасу. Брели в темноте, взявшись за руки, чтобы не потеряться.

Самсонов, страдавший от астмы, заметно слабел. Он все повторял Пестовскому, своему начальнику штаба: «Царь доверился мне. Как я встречусь с ним после такого разгрома?»

Пройдя девять километров, они остановились отдохнуть.

В час ночи Самсонов отполз под сосны, где было темнее. В тишине ночи щелкнул выстрел. Постовский знал, что это значило. Еще раньше Самсонов сказал ему о своем намерении совершить самоубийство, но Постовский думал, что отговорил его. Теперь он был уверен, что генерал мертв. Офицеры штаба пытались найти тело в темноте, но не смогли. Они решили дождаться утра, но, когда небо стало светлеть, услышали приближавшихся немцев. Русским пришлось бросить поиски и двинуться к границе, где они столкнулись с казачьим патрулем и наконец оказались в безопасности. Тело Самсонова было найдено немцами и похоронено в Вилленбурге, откуда оно с помощью Красного Креста в 1916 году было перевезено женой для похорон в России.

Тишина царила во 2-й армии. Радио в штабе Жилинского молчало, в течение двух дней от Самсонова ничего не было слышно. Но теперь было уже слишком поздно. Жилинский приказал кавалерии Ренненкампфа прорваться через германские позиции у Алленштейна и выяснить, что случилось со 2-й армией. Но эта задача не была выполнена, потому что 8-я армия, уничтожив одну половину клещей, которые должны были раздавить ее, разворачивалась, чтобы расправиться с другой.

Почти с ужасом осознали немцы размеры своей победы. Количество убитых, пленных, захваченных орудий было огромно: взято девяносто две тысячи пленных, а по некоторым данным, даже больше[77]. Потребовалось шестьдесят поездов, чтобы в течение недели после сражения перевезти их в тыл. Орудий по разным подсчетам потеряно от трехсот до пятисот из шестисот, которыми располагала 2-я армия. Доставшихся лошадей табунами сгоняли в поспешно построенные загоны. Хотя и не существует какой-то твердо установленной цифры количества убитых и раненых, она превышает тридцать тысяч. Практически перестали существовать XV и XIII корпуса, от них осталось пятьдесят офицеров и две тысячи сто солдат. В двух фланговых корпусах, VI и I, отступивших первыми, уцелело приблизительно по дивизии, в XXIII — около бригады.

Победители тоже понесли тяжелые потери; усталость и шестидневное напряжение непрерывных боев сказывались на нервах. Когда Нейденбург, переходивший из рук в руки четыре раза, был снова взят германцами тридцать первого августа, солдат военной полиции пытался остановить автомобиль, пересекавший главную площадь. Когда машина, в которой находился генерал фон Морген, не остановилась на окрик «стой!», полицейский завопил: «Русские!» и выстрелил. Вслед за тем по автомобилю грохнул залп, в результате был убит шофер и ранен офицер, сидевший рядом с генералом. В ту же самую ночь, едва не убитый несколько часов назад своими же солдатами, генерал был разбужен денщиком, который с криком «Русские пришли!» выскочил из дома, схватив одежду генерала. К своему «крайнему раздражению», фон Моргену пришлось выбежать на улицу, на ходу затягивая ремень с кобурой револьвера поверх нижнего белья.

Для очень многих, за исключением нескольких офицеров, то было первое боевое крещение огнем. Возбужденная фантазия под влиянием страха, волнения, усталости и кровопролитного недельного сражения породила выдумку о том, как будто тысячи русских утонули в болотах, их по самые шеи затягивала трясина, и немцам приходилось приканчивать их из пулеметов.

«У меня в ушах будут звучать их крики до самого смертного дня», — признавался один офицер своим друзьям в Германии.

«Широко распространившийся рассказ о русских, загнанных в болота и погибших там, — чистая выдумка, — писал Людендорф, — так как поблизости не было ни одного болота».

Когда стали известны размеры поражения русских, германское командование начало считать, что оно выиграло, как писал Хоффман в своем дневнике, «одну из величайших побед в истории». Было решено, если верить Хоффману, то по его, а если Людендорфу, то по «моему предложению», назвать сражение «битвой под Танненбергом» в качестве запоздалой компенсации за давнее поражение, которое здесь понесли тевтонские рыцари от поляков и литовцев[78]. Несмотря на свой второй триумф, еще больший, чем под Льежем, Людендорф не ликовал, «поскольку волнения, которые мне доставляла неизвестность о намерениях армии Ренненкампфа, были слишком велики». Теперь, однако, он мог с большей уверенностью повернуться против Ренненкампфа, прибавив к своим силам два дополнительных корпуса, которые Мольтке посылал ему с Западного фронта.