Позволь ей уйти - Юлия Монакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Марс, я только хотела сказать… — начала было Даша, предпринимая очередную попытку объясниться.
— Скажи мне главное, — перебил он. — С Пашкой у вас всё кончено?
— Да. Мы расстались. Я никогда не была ему по-настоящему нужна, он просто сам не понимал этого.
— А я тебе нужен? — его тон был серьёзен, но ладони при этом нежно гладили её спину, ласково скользили по линии плеч, талии, бёдер…
Даша потёрлась щекой о его грудь, осторожно потрогала татуировки, которые у Марселя были практически везде, прикоснулась пальчиком к едва заметным шрамам…
— Что это? — спросила она вместо ответа.
— Бурная молодость, — отмахнулся он. — Я же рассказывал тебе, что был в детстве примерным мальчиком? Ну вот, очень уж хотелось избавиться от имиджа ботана со скрипочкой… — Марсель улыбнулся, но тут же настойчиво повторил вопрос:
— Я. Тебе. Нужен?
— А зачем, ты думаешь, я позвонила? Конечно нужен. Очень-очень нужен. А я тебе?..
Он притянул её ещё ближе, подмял под себя, целуя страстно и ненасытно, будто это не они только что занимались любовью так неистово и самозабвенно, что соседи наверняка решили, будто в квартире Таирова проходят съёмки какого-нибудь порнофильма.
— Это правда, что хорошие девочки любят плохих мальчиков? — вкрадчиво, практически мурлыча, поинтересовался он у неё. Даша покачала головой.
— Не совсем так.
— В смысле? — он притворно нахмурился.
Даша прижалась к нему крепче, шепнула в ухо:
— Не знаю, как насчёт всех девочек… Но лично я люблю этого плохого мальчика.
Она сообразила, что уже несколько мгновений стоит, уставившись на Павла, и молчит, погружённая в свои воспоминания.
— Здравствуй, Паша, — опомнилась она. — А ты что здесь делаешь?
— Да мне скоро в Америку лететь, а в посольстве потребовали пару документов с места прошлой работы. Вот пришёл забрать… Уже ухожу.
— А я думала, ты решил вернуться в театр, — неуверенно улыбнулась она. — В спектаклях тебя очень не хватает.
— Нет, Даш, — он серьёзно покачал головой. — Это в прошлом. Сюда я точно не вернусь. По крайней мере, в ближайшие годы я себя здесь не вижу. Не смогу, — и тут же перевёл тему разговора:
— Как ты?
— Замечательно. Просто прекрасно, — искренне отозвалась она.
— У вас с Марсом всё хорошо?
— Да, мы… — она смутилась. — Мы недавно заявление подали. Через два месяца свадьба.
— Я очень рад за тебя. За вас обоих, Даш, — он нерешительно шагнул навстречу в попытке приобнять её, однако готовый в ту же секунду отступить, если она будет против. Однако Даша сама с удовольствием обняла его в ответ.
— Спасибо, Паш… А ты-то как?
— Я тоже отлично.
— В Америку к Артёму летишь?
— Не совсем, хотя тоже в Нью-Йорк и с Тёмой, разумеется, увижусь. Меня пригласили в один очень крутой онлайн-проект “Ночь в балете”… — как всегда, когда Павел говорил о танцах, лицо его оживлялось, глаза сияли воодушевлением и восторгом.
— А в личной жизни? — спросила она осторожно. — Если не хочешь, можешь не отвечать.
Улыбка медленно сползла с его лица.
— Я один. Но у меня всё хорошо, правда, — добавил он торопливо.
— Я… очень рада за твои творческие успехи, — кляня себя за бестактность, произнесла Даша. — Ты молодец.
Они неловко помолчали. Вроде и не чужие друг другу люди, а сказать больше было нечего…
— Ну, я побегу? — отпросилась Даша. — У меня работа. Очень приятно было повидаться.
— И мне тоже приятно, — отозвался он с искренней теплотой. — Счастливо тебе! Марсу огромный привет.
Между молодыми людьми не осталось никаких обид, зависти или ревности. Марсель и Павел даже выступили вместе в Кремлёвском дворце в прошлом году — и этот концерт затем показали по телевизору в новогоднюю ночь. Их дуэтный танец набрал миллион просмотров в первую же неделю после того, как его выложили на YouTube. Таиров и Калинин: два гения, два разных стиля, два темперамента, два характера… СМИ тогда захлёбывались восторженными слюнями и красочными эпитетами, и даже фанатские группировки обоих артистов пришли к временному перемирию, признав, что номер — просто бомба! Марсель был одет в чёрное, Павел — в белое. Демон и ангел. Матёрый, дикий, звериный — против нежного, тонкого и чувственного… Даша засмотрела этот ролик просто до дыр, любуясь обоими танцовщиками.
Попрощавшись с Павлом, она всё ещё продолжала невольно улыбаться, думая об этой случайной встрече.
Это была не любовь. Точнее — не та любовь, которую они оба заслуживали. Но в её душе всё равно сохранилось чувство благодарности, а в сердце навсегда поселилась лёгкая светлая печаль. Нет, Даша не жалела о том, что это было. Но и о том, что оно закончилось — тоже.
Было и прошло. Растаяло, как одинокая снежинка, случайно опустившаяся на горячую ладонь и на секунду подарив ощущение ослепительной, совершенной, чистой красоты. Хрупкой и мимолётной.
Как сама жизнь…
Павел, декабрь 2020
Выйдя из театра через служебный вход, Павел зашагал по направлению к центру, продолжая думать о Даше, которую так неожиданно встретил.
Нет, разумеется, он знал от Марселя, с которым иногда пересекался по профессиональным вопросам, что Даша теперь работает в театре. Но всё равно не был готов, что прошлое вот так подкрадётся из-за угла… Он почему-то боялся с ней видеться и общаться, намеренно избегал все эти два с лишним года, словно верил, что призраки былого снова могут завладеть его душой и разбудить слишком болезненные воспоминания. Что ни говори, а ведь ему было хорошо с Дашей. И он, конечно же, был очень перед ней виноват — за то, что никогда не любил по-настоящему…
После Милкиной смерти Даша стала именно тем человеком, который его вытащил. Она не отходила от Павла ни на шаг — ненавязчиво, но постоянно была рядом, чтобы он не забывал дышать. Она не лезла в душу с разговорами, не пыталась утешить, не расспрашивала, не тормошила, не произносила пафосных речей из серии “жизнь продолжается” — просто заставляла его каждое утро просыпаться, идти в душ, есть и пить, совершать какие-то действия. Заставляла жить…
В июне, когда начались вступительные экзамены в хореографическую академию при МГАТБ, Даша чуть ли не силой вынудила Павла встряхнуться и сосредоточиться на поступлении его сестры Карины, приехавшей из Владивостока. Переживания за сестрёнку несколько отвлекли его от собственных: он болел за Карину на всех турах, помогал советами и консультациями, и девочка поступила.
Затем Павел отправился в театр и написал заявление об уходе. Его не хотели отпускать, упрашивали, буквально умоляли, ругались и даже грозили… Особенно горевала Анжела Миллер, но он был непреклонен. В тот период он просто не мог танцевать — ни физически, ни морально. Выходил на сцену, упирался взглядом в место с левого края в тринадцатом ряду — и начинал задыхаться…