Жатва - Тесс Герритсен

Эбби с ужасом наблюдала, как снаружи открыли дверцу. В салон ворвался холодный вечерний воздух. К ней протянулись руки и выволокли в темноту. Волосы лезли в глаза. Эбби вслепую отбивалась от похитителей, но силы были неравны. Ей связали руки, предварительно заломив их за спину. Рот заклеили скотчем. Потом ее подняли и бросили в багажник другой машины.

Крышка багажника захлопнулась, оставив ее в кромешной темноте.

Машина тронулась.

Эбби легла на спину и принялась молотить ногами. Она билась, пока у нее не заболели ляжки. Вскоре она уже с трудом поднимала ноги. Бесполезное занятие. Бейся не бейся, никто не услышит.

Утомившись, она легла на бок и заставила себя думать.

Тарасов. Значит, и он тоже? Почему он в их шайке?

Постепенно все куски головоломки встали на свои места. В темноте багажника, под грохот колес перед Эбби разворачивалась полная картина. Итак, Тарасов был хирургом с мировым именем. Он руководил командой блестящих кардиохирургов, одной из лучших и наиболее уважаемых на Восточном побережье. Десятки успешных операций по пересадке сердца. Благодаря репутации Тарасова к нему за помощью обращались безнадежно больные со всего мира. Эти люди обладали изрядным богатством и могли выбирать любого понравившегося хирурга. Они требовали самого лучшего и щедро за него платили.

Но они не могли купить главное, чтобы остаться в живых: сердца. Человеческие сердца. Это запрещено законом. В первую очередь — законом Соединенных Штатов.

И вот здесь им на помощь приходила команда трансплантологов из Бейсайда. Эбби вспомнила, как однажды Тарасов сказал: «Я постоянно направляю своих пациентов в Бейсайд».

Он был бейсайдским посредником. А проще говоря, сводником.

Машина затормозила, затем повернула. Некоторое время под колесами скрипел гравий. Потом они остановились. Издали донесся гул. Это был звук взлетающего реактивного самолета. Теперь Эбби точно знала, куда ее привезли.

Крышка багажника открылась. Эбби вытащили наружу, на холодный ветер, пахнущий дизельным топливом и морем. Ее поволокли по пирсу, втащили на сходни. Скотч на губах гасил ее крики. Впрочем, в грохоте взлетающих самолетов они и так были бы не слышны. Эбби мельком увидела палубу и тени геометрических очертаний. Ее потащили вниз по гулким металлическим ступеням. Один этаж, потом второй.

Открылась дверь. Эбби втолкнули в темное помещение. Связанные руки не позволяли погасить толчок. Она упала, ударившись подбородком о металлический пол. Перед глазами вспыхнули и замелькали яркие кольца. Она была в каком-то ступоре и не могла даже шевельнуться. Боль сверлила ей череп, словно туда забивали кол.

По лестнице спустился кто-то еще. Эбби услышала, как Тарасов сказал вполголоса:

— Хоть что-то добыли. Разлепите ей рот. Не хватает еще, чтобы она задохнулась.

Эбби перевернулась на спину. Коридор был тускло освещен. В проеме двери стоял Тарасов. Один из сопровождавших его людей нагнулся к ней и сорвал ленту с губ. Эбби невольно вздрогнула.

— Почему? — шепотом спросила она.

Это был единственный вопрос, вертевшийся в ее голове.

— Почему?

Силуэт Тарасова слегка пожал плечами, словно она задала неуместный вопрос. Его помощники вышли в коридор и уже собирались закрыть дверь.

— Неужели это все из-за денег? — крикнула Эбби. — Неужели все так просто?

— Деньги ничего не значат, если на них нельзя купить то, что вам позарез необходимо, — ответил Тарасов.

— Например, сердце.

— Например, жизнь вашего ребенка. Или вашей жены, сестры, брата. Уж кто-кто, а вы, доктор Ди Маттео, должны бы очень хорошо это понимать. Нам все известно о маленьком Пите и трагедии, случившейся с ним. Ему ведь было всего десять лет, когда он умер. Я прав? Мы знаем, какой личной трагедией стала для вас смерть младшего брата. Думаю, доктор, вы бы отдали что угодно, только бы спасти его жизнь. Так?

Эбби молчала, и ее молчание послужило Тарасову ответом.

— Вы бы отдали все. И все бы сделали ради спасения Пита.

«Да», — подумала Эбби.

Это признание не потребовало никаких размышлений. Оно было инстинктивным.

«Да».

— Представьте, что испытывают родители, глядя, как умирает их ребенок, — говорил Тарасов. — У них достаточно денег, но их сын или дочь должны дожидаться своей очереди на пересадку. А впереди стоят алкоголики и наркоманы. Впереди стоят умственно отсталые. Отъявленные бездельники, никогда не работавшие, привыкшие жить на пособие… Представьте, — уже тише повторил он.

Дверь закрылась. Лязгнул засов.

Эбби лежала в полной темноте. Гремели ступени под ногами ее похитителей. Они поднимались на палубу. Потом захлопнулся лестничный люк. Стало почти тихо, если не считать шума ветра и стона канатов, удерживавших корабль.

«Представьте».

Эбби закрыла глаза и постаралась не думать о Пите. Но брат стоял перед нею, красуясь в своей форме бойскаутов-волчат. Когда Питу было всего пять лет, он заявил, что Эбби — единственная девочка, на которой он хочет жениться. А как он потом горевал, узнав, что невозможно жениться на родной сестре…

«На что бы я пошла ради твоего спасения? На что угодно. На все».

Из темноты донесся шорох.

Эбби похолодела. Шорох повторился, едва слышимый. Крысы!

Она отползла подальше от источника звука и даже сумела встать на колени. Воображение рисовало громадных грызунов, снующих по полу. Кое-как Эбби поднялась на ноги.

Потом что-то негромко щелкнуло, и в помещении вспыхнул свет. Ее глазам он показался нестерпимо ярким. Эбби попятилась. Под потолком висела обыкновенная лампочка. Она чуть покачивалась, ударяясь о цепочку патронного выключателя.

Никаких крыс в помещении не было. Звуки, принятые Эбби за крысиный шорох, исходили от… мальчишки.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Мальчишка стоял не шевелясь. Глаза настороженные. Худенькие босые ножки напряжены, готовые дать деру. Вот только бежать было некуда.

Сколько ему? На вид — около десяти. Бледный, светловолосый. В свете качающейся лампочки его волосы казались серебристыми. У него на щеке Эбби заметила пятно и только потом, внутренне содрогнувшись, поняла: это не грязь, а синяк. Глубоко посаженные глаза мальчишки тоже показались ей синяками.

Эбби шагнула к нему. Мальчишка попятился.

— Я не сделаю тебе больно, — сказала она. — Я просто хочу с тобой поговорить.

Он почему-то наморщил лоб и покачал головой.

— Честное слово, я не сделаю тебе больно.

Мальчишка что-то буркнул, но Эбби ничего не разобрала. Теперь уже она досадливо наморщила лоб и покачала головой.

Оба в каком-то недоумении смотрели друг на друга.