Сильвандир - Александр Дюма

— Это правда, сущая правда! — пробормотал Афгано.

— В таком случае, — проговорила Сильвандир, — выходит, я должна согласиться…

— …на то, чего требует господин де Кретте, моя дорогая, — подхватил Индиец. — Поверьте мне, так будет благоразумнее.

— А если я напишу это письмо, поклянетесь ли вы, что позволите нам спокойно уехать из Франции, захватив с собою все наши деньги, и не станете чинить нам никаких помех?

— Я, маркиз Альфонс де Кретте, клянусь вам в этом своей честью.

— Я готова, сударь, — сказала Сильвандир, присаживаясь к столу, где лежали бумага и перья и стояла чернильница. — Диктуйте, я пишу.

«Из Туниса, 11 октября 1713 года.

Господин д'Ангилем!

До меня дошли слухи, что Вы все еще убиваетесь и горько оплакиваете мою гибель. Не стоит: я жива; когда я упала в море, то притворилась, будто тону, чтобы таким способом освободиться от власти супруга, которого, несмотря на все внимание с его стороны, я так и не смогла полюбить, и оказаться наконец в объятиях человека, которого боготворила. Теперь, милостивый государь, я стала его женой; наш союз освящен совсем иными божескими и человеческими законами, и Вы меня никогда больше не увидите. Я умерла для всех, и прежде всего для Вас. А потому считайте себя с этой минуты вдовцом, человеком, совершенно свободным от брачных уз.

Будьте же счастливы, как счастлива я сама, — вот чего желает Вам на прощание та, что звалась некогда

Сильвандир дАнгилем.

P.S. Письмо это вручит Вам надежный человек, которого мой муж посылает во Францию».

— Какую службу сослужит вам это письмо? — спросила Сильвандир, надписав и запечатав конверт и протягивая его маркизу.

— Вы это узнаете, сударыня, если когда-либо нарушите свое обещание и тем самым принудите нас прибегнуть к нему.

Поклонившись Афгано и Сильвандир, маркиз направился к двери, отворил ее и с порога громко возгласил, чтобы его слышали слуги:

— Ваше превосходительство, соблаговолите принять мои уверения в совершенном почтении!

Афгано даже не пошевелился: он все еще не в силах был прийти в себя после того, что произошло. Но Сильвандир последовала за Кретте.

— Маркиз, — едва слышно спросила она, проходя вместе с ним через приемную, — скажите мне чистосердечно: его жена хороша собой?

— Не так хороша, как вы, сударыня, — отвечал Кретте, — но любит она его гораздо больше.

— Что поделаешь! — воскликнула Сильвандир. — Мне так хотелось стать принцессой.

— Еще одно такое замужество, сударыня, — откликнулся маркиз, — и вы достигнете своей цели: ведь вы уже супруга посла.

Сильвандир испустила глубокий вздох и медленно возвратилась во внутренние покои особняка.

Маркиз де Кретте сел в свою карету, пустил лошадей вскачь и поспешил в особняк д'Ангилема.

Он застал Констанс в маленькой гостиной: она сидела там одна и горько плакала оттого, что муж ее так озабочен и угрюм.

— Роже полагал долгом чести, — шептала она, — сдержать данное мне слово, но, без сомнения, он больше не любит меня.

Когда Кретте отворил дверь, она подумала, что это пришел за нею Роже, быстро поднялась и поспешила ему навстречу, но, увидев, что это маркиз, снова упала в кресло.

Кретте понял, что происходит в душе несчастной молодой женщины; он подошел ближе и принялся утешать ее.

— Полно, полно, — сказал он, — вытрите свои прелестные глазки, дорогая Констанс, и вернемся в гостиную. Вот увидите: через четверть часа Роже преобразится, и в будущем он вас никогда больше не огорчит.

Он подал ей руку, и они направились в большую гостиную.

Послушный приказу, у двери стоял Бретон.

Маркиз де Кретте сделал ему знак подойти, слуга подчинился.

— Друг мой, — сказал маркиз, — распахни настежь двери и самым торжественным голосом доложи о приходе госпожи д'Ангилем.

У Бретона не было никаких оснований мешать жене и ближайшему другу своего хозяина войти в гостиную, он послушался, распахнул дверь и, набрав побольше воздуха в легкие, громогласно возгласил столь грозное для шевалье имя:

— Госпожа д'Ангилем!

Роже в это время с трудом поддерживал беседу с д'Эрбиньи и виконтом де Безри в самом укромном уголке гостиной; при этих словах он почувствовал, что у него подкашиваются ноги, упал в кресло и закрыл лицо руками.

В гостиную, сияя улыбкой, вошла Констанс: маркиз де Кретте вел ее под руку.

Они подошли вплотную к шевалье; он слышал звук их шагов, но не решался поднять глаза, ему хотелось бы провалиться сквозь землю, и как можно глубже.

— Что с тобою, друг мой? — спросил Кретте, ударяя Роже по плечу, отчего тот задрожал всем телом. — Что с тобой? Ведь это же Констанс.

Шевалье поднял голову и с испугом посмотрел на маркиза.

— Кретте! Констанс! Это вы?! — вскричал он. — А я-то подумал… Простите меня!

— О чем ты подумал? Видишь, за тобой пришла госпожа д'Ангилем, а ты чего-то испугался, — проговорил Кретте, пожимая руку Роже и незаметно передавая ему при этом письмо Сильвандир. — Уже одиннадцать часов, шевалье, твоя жена устала, вам пора идти…

— Да, да! — воскликнул Роже. — Хоть на край света, если понадобится.

— Нет, зачем же так далеко, — возразил маркиз. — Теперь это уже ни к чему.

Пока молодожены шли через гостиную, направляясь в свои покои, Кретте сказал, обращаясь к гостям:

— Да, вы еще не знаете последние новости: персидский посол уезжает завтра утром со своею свитой. Господа и дамы, я приглашаю вас посмотреть на этот отъезд — кортеж тронется в путь из Шайо.

— Нет, мы не пойдем, — сказала Констанс, отворяя дверь в спальню.

— Мы не пойдем, — подхватил Роже, затворяя за собой дверь.

На следующий день маркиз де Кретте сообщил своему другу о двух обещаниях, которые он дал от его имени мадемуазель Пуссет, причем первое из них он уже скрупулезно выполнил накануне, вручив актрисе двадцать тысяч ливров.

Шевалье был человеком чести и не мог допустить, чтобы его друг прослыл лжецом, а потому мы не сомневаемся, что в подходящее время и в подходящем месте второе обещание было выполнено с такой же обязательностью.

Излишне говорить, что еще до сих пор на Констанс и на Роже указывают как на образцовую супружескую чету, — разумеется, не в Париже, где назидательные примеры быстро забываются, а в Лоше и его окрестностях.

«Сильвандир» («Sylvandire») — одно из ранних произведений А.Дюма, написанных во время становления его как романиста. Книга охватывает период 1708-1715 гг., включая последние годы жизни французского короля Людовика XIV, когда тот полностью находился под влиянием своей фаворитки госпожи де Ментенон. Сюжетные линии, вероятно, во многом позаимствованы автором у французского писателя Гатьена де Куртиля де Сандра из его книг: «Мемуары графа де Рошфора» («Memoires du comte de Rochefort») и «Мемуары маркизы де Френ» («Memoires de madame la marquise de Fresne»). Роман впервые напечатан в парижской газете «Le Slecle» («Век») в 1843 г. В течение 1843 г. в Брюсселе вышло семь его изданий на французском языке. Первое французское книжное издание: Paris, Dumont, 1844, 8vo., 3 v.