Заклинательницы ветров - Робин Хобб

Кое-как разыскав без посторонней подмоги дорогу наружу, Ки прошла зябкими голыми коридорами и, моргая и щурясь, выбралась на яркий солнечный свет. И с изумлением убедилась, что Глазки-Бусинки говорила правду. На грузовой платформе фургона действительно красовалось семь ящиков. На всякий случай Ки пересчитала их. Все они были различных размеров, все – сколочены из неоструганных желтых досок. Что же до печатей, о которых столько говорилось, то они представляли собой всего лишь свинцовые блямбы, соединявшие завязанные узлами концы грубых веревок, охватывавших каждый ящик. Ки невольно подумала о том, что так пристало паковать соленую рыбу, а не фамильные редкости. Ки окинула двор довольно-таки злым взглядом, но никого, в том числе грузчиков, по-прежнему не было видно. Лишь черные стены, с которых свисали стебли и плети давным-давно засохшего плюща.

Ки взобралась на платформу и полезла на ящики, стараясь найти изъян в том, как они были погружены и закреплены. Тщетно. Груз был распределен по платформе равномерно и с умом, нигде ничего не ерзало и не шаталось. Что же до веревок, крепивших ящики к фургону, – Ки могла бы поклясться, что узлы были завязаны словно ее собственными руками. Ну дела. Да еще то малоприятное обстоятельство, что кто-то распоряжался ее фургоном как хотел, а бесстыжие кони не издали ни звука, чтобы предупредить хозяйку. Безобразие. Ки постояла на самом верхнем ящике, хмуро глядя себе под ноги. Потом пожала плечами, слезла вниз и уселась на передок. В конце концов, у нее было тридцать дрю – и время, чтобы их потратить.

…К вечеру из тридцати монет осталось всего две. Зато все рундучки в кабинке фургона счастливо наполнились. Ки глубоко и с удовольствием вздохнула, вбирая запахи изобилия. С потолочной балки свисали целые связки сушеных корней кара и пряных колбасок. В деревянных ларях покоились розовые глыбки соли, буровато-желтая мука и целые россыпи коричневых бобов. На полочке, завернутые в чистую мешковину, красовались полоски вяленого мяса и рыбы. Глиняный горшочек с медом и оплетенная бутылочка розового цинмесского вина были, конечно, уже роскошью, но Ки успокоила саднившую совесть, купив себе вместо новых башмаков два куска кожи и, соответственно, сэкономив: башмаки она уж как-нибудь стачает сама.

Но вот чему уже совершенно не было оправдания, так это крохотному пузырьку с ароматическим маслом. Ки завернула его в тряпочку и убрала в выдвижной ящик.

Выпрямившись, она оглядела кабинку. Кабинка была невелика, но очень опрятна, и надо ли говорить, что ни ноготка свободного места даром здесь не пропадало. Под спальной лавкой и то были устроены шкафчики. Повсюду были полки, ящички, лари и крючки; единственное окошко было забрано ставнями, чтобы спастись от пыли. Поверх одеял на постели лежало покрывало из мохнатой шкуры оленя… Из угла, точно подмигивая, мерцала потертая рукоять Вандиеновой рапиры.

Наверное, Вандиен уже добрался в Горькухи. Интересно, подумала Ки, удалось ли ему нанять там упряжку. И если да, то сколько с него за это слупили. Вообще-то она не особенно сомневалась, что упряжку он раздобыл. Язык у него без костей: он, пожалуй, и дина уговорит мясо есть. А не сумеет обольстить и улестить, тоже ничего: продаст какие-нибудь из своих побрякушек, и дело в шляпе. Если же и это не поможет… Ки решительно направила свои мысли в иное русло. Уж Вандиен как-нибудь о себе позаботится. Он появлялся в ее жизни и вновь исчезал с удивительным постоянством, но всякий раз как бы случайно. И не то чтобы он боялся накрепко связывать с нею свою судьбу: просто не видел в том необходимости. Он был бесстрашен и безрассуден, сумасброден и невероятно верен в дружбе. Еще не хватало беспокоиться о нем. Никуда не денется, рано или поздно явится снова. И снова учинит кавардак в ее размеренной, обустроенной жизни. Проклятье, до чего все понятней и проще, когда этот тип не сшивается поблизости. И самое скверное, что она ко всему этому безобразию успела привыкнуть.

Ки выбралась из кабинки наружу и плотно задвинула за собой скользящую дверь. Усевшись на сиденье, она взяла в руки вожжи и пинком ноги сняла фургон с тормоза. Тряхнула вожжами – и кони тронулись с места. Сгущались сумерки, принося с собой некое подобие прохлады. Луна все ярче разгоралась в небесах, когда Ки миновала городские ворота и стражников, проявивших поразительное безразличие к ее грузу. Сегодня ночью она наконец-то будет спать на зеленой траве подле фургона, а кони смогут как следует попастись на свободе. За то время, что она провела в Дайяле, ей успели до смерти надоесть ночевки в тесной духоте кабинки, под тяжкие вздохи переминающихся снаружи коней. То ли дело опять катить вдаль по дороге!

Торг в Горькухах мало чем отличался от дайяльского. Кажется, единственная разница заключалась в неистребимом запахе рыбы. Вандиену трудно было поверить, что рыба, выловленная в Обманной Гавани, после двухдневного путешествия на возах еще годна в пищу, – однако народ ее так и расхватывал. Да еще и улыбался торговцу, который заворачивал осклизлые вонючие тушки в мешковину и передавал покупателям. Из чистого любопытства Вандиен просунулся вперед какого-то покупателя и ткнул жестким пальцем серебристую рыбину. На тушке осталось ясно видимое углубление. Вандиен натянуто улыбнулся торговцу и выбрался из толчеи у прилавка, вытирая палец о штаны.

Запах свежей выпечки, внезапно достигший его ноздрей, перебил рыбную вонь. Сглотнув, Вандиен начал протискиваться к лотку, с которого какой-то ко всему безразличный дин торговал хлебом и пирожками. Пышные поджаристые ковриги соседствовали с глянцевито поблескивавшими зеленоватыми плюшками, которые особенно нравились т'черья. Рука Вандиена сама собой потянулась к плоскому кошелю на ремне. Там лежали две мелкие монетки и несколько небольших самоцветов. Сюда, в Горькухи, Вандиен добрался на телеге какого-то кожемяки; кожевник не только вез его и кормил, но и деньги заплатил за то, что Вандиен помогал ему разгружать привезенные кожи. Плата была не ахти какая, но ведь и Вандиен, в общем, не перетрудился. Он серьезно подозревал, что заплатили ему не столько за работу, сколько за неистощимые россказни, которыми он с помощью своего шнурка помогал коротать поездку.

Все-таки он решительно миновал лоток булочника. Ему хотелось есть, но с этим можно было и обождать. Сперва – дело. Вандиен миновал ряды, где торговали курами, поросятами и верещащими глибами, миновал т'черийские лавочки, украшенные кисточками и флажками всех оттенков блестяще-зеленого цвета. Чуть в сторонке грозно насупленный брориан распоряжался палаткой, где подавали «горячее мясо». Подавалось и поедалось это самое мясо в особой пристройке. Внезапно оборванный предсмертный визг глиба, донесшийся из пристройки, поведал Вандиену, что там как раз кто-то обедал. «Горячим мясом» брорианы называли плоть только что убитого животного, еще не растратившую жизненный жар.

Достигнув лавочек ремесленников, Вандиен невольно замедлил шаги. Чего только здесь не было! Бусы и дорожные сапоги, латы, оружие и приворотные снадобья – все лежало одно подле другого и все притягивало взгляд. Спустя некоторое время т'черийский купец, хозяин лавочки, вежливо поинтересовался, не может ли он быть чем-то полезен уважаемому человеку, столь долго рассматривающему его товары. Вандиен с улыбкой указал ему на бледно-желтый кристалл.