Московит - Борис Давыдов

Вишневецкий, немного подумав, решительно хлопнул ладонью по подлокотнику кресла:

– Что же, я выслушаю этого странного пана. Может, у него и впрямь важные сведения. А если он наврал… – Губы князя скривились в недоброй усмешке.

Подопригоре-Пшекшивильскому хорошо было известно, что предвещает такая усмешка, и потому по телу его пробежал холодок. А ну как гнев князя обрушится не только на странного незнакомца, попавшегося его отряду в степи, но и на незадачливого ротмистра? Великие – они в раздражении не особо разбирают, кто прав, а кто виноват.

– Проше ясновельможного князя, этот человек может быть очень опасным! – заторопился он, облизнув пересохшие от волнения губы. – Трех крымчаков голыми руками…

– Ничего, я не из пугливых, – снисходительно отмахнулся Вишневецкий. – И вполне полагаюсь на своих людей. Если что – пану Дышкевичу будет забава!

…Князь, нарушив затянувшуюся тишину, заговорил спокойным, размеренным голосом, в котором, однако, явственно слышалась угроза:

– Ты хотел видеть меня, чтобы сообщить нечто важное? Сначала назови себя, поскольку кто я – ты знаешь, а ни имени твоего, ни звания я пока не ведаю. А потом изложи сведения, с которыми шел ко мне. Искренне надеюсь, для твоего же блага, что они и впрямь важные! Поскольку я не тот человек, с кем можно шутки шутить.

Все присутствующие – ротмистр Подопригора-Пшекшивильский, два советника князя, его духовник ксендз Микульский, начальник личной княжеской охраны пан Леопольд Дышкевич – беспредельно преданный господину своему широкоплечий гигант, не только сильный, как пантера, но и столь же проворный, несмотря на рост и грузность, и даже четверо стражников, – не сговариваясь, инстинктивно кивнули. Действительно, с сиятельным князем шутки плохи! Пан Дышкевич также буквально прожег взглядом человека в странной одежде, прикидывая, может ли исходить от него какая-то опасность, и заодно безмолвно предупреждая: всякие худые мысли лучше оставить.

– Меня зовут Андреем, прославленный князь! – отозвался незнакомец. Почтительно, но без тени робости или раболепия. – Звание же мое, увы, ничего не скажет ни тебе, ни прочим почтенным господам. – Он обвел взглядом людей, стоявших по обе стороны кресла. – Но, по вашим понятиям, оно примерно соответствует полковнику. Что же касается сведений, которые я должен сообщить тебе… Клянусь, они и впрямь очень важны. Настолько важны, что оценить их в полной мере может только твое княжеское сиятельство… – Он на мгновение запнулся. – Или светлость… Поэтому почтительно прошу пресветлого князя выслушать меня наедине. Я также прошу прощения, если неверно называю титул или допускаю другие ошибки! – торопливо уточнил странный человек, видя, как брови Иеремии недовольно сдвинулись. – Видит Бог, не умышленно, не из желания обидеть, а только по незнанию.

– Это я охотно прощаю, – кивнул князь. – А вот твоя просьба о приватной аудиенции уже граничит с непозволительной дерзостью! Я и так оказал тебе немалую честь, впустив сюда. Говори и ничего не опасайся, тут лишних ушей нет. Всем этим людям я много раз доверял свою жизнь, я им верю как самому себе… Говори же!

Видя, что незнакомец колеблется, Вишневецкий повысил голос:

– Не испытывай ни судьбу, ни мое терпение! Я не привык повторять!

Человек, называвший себя Андреем, вдруг улыбнулся:

– Уж не боишься ли ты, пресветлый князь? Даю слово: если бы я хотел причинить тебе зло, никто из присутствующих не смог бы помешать мне.

Пан Дышкевич, яростно раздувая ноздри, повернулся к Иеремии:

– Проше ясновельможного князя, этот наглец смеется и над твоею княжеской милостью, и над всеми нами!

У пана ротмистра нехорошо засосало под ложечкой. Вот это влип, Матка Боска! Теперь, вместо похвалы и протекции, будет нечто совсем иное… А про желанное полковничье звание, равно как про панну Агнешку Краливскую, лучше даже не вспоминать.

Стражники, словно по команде, напряглись, инстинктивно потянулись в сторону незнакомца, готовые наброситься на него.

Вишневецкий, слегка приподнявшись, угрожающе произнес:

– В последний раз говорю: или ты немедленно…

Докончить фразу князь не успел. По залу будто прошел вихрь.

…Впоследствии, вспоминая страшные эти мгновения, все присутствующие (только в приватных разговорах меж собою, чтобы, упаси боже, не нарушить строжайший запрет Иеремии, а заодно не выставить самих себя на посмешище) клялись всеми святыми: никто не успел ничего толком ни разглядеть, ни понять. Незнакомец перемещался со скоростью почти немыслимой; движения же стражников, пана ротмистра Подопригоры-Пшекшивильского и даже пана Дышкевича на его фоне казались судорожным дерганьем мух, увязших в густом сиропе.

Точнее, это сравнение пришло на ум уже после, когда миновали первый испуг и потрясение. А поначалу остолбеневшим панам и ксендзу показалось, что они видят кошмарный сон. Два стражника, первыми метнувшиеся навстречу странному человеку, назвавшемуся Андреем, каким-то образом пребольно врезались друг в друга. Третий с утробным воем согнулся пополам, прижав ладони к низу живота, а четвертый брякнулся на спину, смешно дрыгнув ногами в воздухе. И точно так же рядом с ним на полу оказался пан Дышкевич. Уланский ротмистр успел выдернуть саблю из ножен… но она тут же с жалобным звоном отлетела далеко в сторону, а за нею последовал ее владелец, только чудом не расквасивший нос о дубовый наборный паркет зала. А сам ясновельможный князь Иеремия…

Он не посрамил свое имя и титул, сохранив внешнюю невозмутимость и достоинство. Насколько это возможно для человека, оказавшегося в подобном положении. Ни один мускул не дрогнул на лице Вишневецкого, лишь его глаза, горевшие беспредельной яростью, но в которых вместе с тем отчетливо была видна растерянность, говорили о многом!

Странный и страшный незнакомец, молнией скользнувший за спинку кресла князя, левой рукой цепко обхватил его лоб, запрокинув голову, а правой приставил к княжескому горлу лезвие кинжала, несколько мгновений назад покоящегося в ножнах на поясе пана Дышкевича.

– Всем стоять на месте! Не двигаться! – прозвучал его голос. Холодный и твердый, как сталь того самого оружия…

Я почуял погоню еще до того, как до моих ушей донесся дробный перестук копыт, изрядно приглушенный расстоянием и травой: снова сработал внутренний голос. Точнее, те навыки, которые накрепко вколотили в меня за долгие годы (и в переносном, и в самом буквальном смысле слова).

Молниеносно обернувшись, увидел небольшой отряд конников. С невыразимым облегчением убедился: явно не крымчаки. Чуть погодя пришел к выводу, что и на казаков не слишком-то похожи… Ладно, была не была! В любом случае убегать бессмысленно, догонят.

Я слегка хлопнул ладонью Анжелу по плечу:

– Поворачивай коня! И не пугайся…

– А что такое… Ой! – инстинктивно вскрикнула она, увидев приближающихся всадников.