Царица без трона - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варлаам с тревогой всматривался в молодое,горящее от жара лицо. За несколько месяцев, что они провели вместе послебегства из Чудова монастыря, он немало привык к своему спутнику. Сначала егомолчаливость и замкнутость раздражали, а потом Варлаам, большой говорун, оценилбрата Григория как великолепного слушателя. Он безропотно внималразглагольствованиям толстого монаха о том, какую книгу тот напишет опутешествии в Святую землю и отдаст лучшим переписчикам. А может быть, ее даженапечатают на особом стане, который установлен в царских палатах. На этом станеИван Федоров при Грозном отпечатал свой «Апостол», а с тех пор друкарский [7] станок, можно сказать, почти простаивал без дела. Даведь и печатать на Руси нечего, кроме святых книг. А тут впервые появитсяописание паломничества…
– Глядишь, и тебя упомяну в книжицесвоей, – любил подшучивать Варлаам. – Так и пропишу: ушли мы,дескать, из Чудова монастыря с молодым братом Григорием, коему захотелось светабелого повидать, а монашеское платье ему до того обрыдло, что он и не чаял, когдаего снимет и под колоду запрячет!
При этих словах Варлаам разражался хохотом, абрат Григорий только слегка улыбался. Да, мысль сменить монашеское платье намирское принадлежала именно юноше. Сначала-то они шли в иночьей одежде, в нейпочти до Киева добрались Божьим попечением, но тут небеса от них отвернулись.Не иначе враг искусил Варлаама ввязаться в богословский спор с двумя торговымилюдьми… Началось все с того, что смиренный брат потребовал на постоялом дворе,чтобы странникам отдали петушиную наваристую лапшу, приготовленную для купцов,уверяя, что служители Божии гораздо больше нуждаются в животной пище, дабыгромким голосом славить Господа. Хозяин ничего не имел против, однакопотребовал деньги вперед. Брат Григорий не отказывался заплатить. Денежки унего водились, Варлаам пытался вызнать, откуда, но брат Григорий не отвечал, ивскоре Варлаам отстал, справедливо рассудив, что коли этот молодой молчун готовна всех постоялых дворах оплачивать стол и кров для своего сотоварища, то пустьсебе отмалчивается! Однако Варлаам имел неосторожность ответствовать, чтоплатить не станет, а хозяину зачтется на том свете, пусть даже только горячимиугольками. Это было любимое присловье толстого монаха, и Бог его ведает, отчеготак разобиделся хозяин, однако на монахов накинулись все втроем: и он, иторговые люди, попечением Варлаама едва не оставшиеся голодными.
Толстый брат сначала пытался стращать ихименем Господним, потом начал ругаться нечестивыми словесами, ну а потомподобрал полы рясы и дал деру, оставив брата Григория расхлебывать эту крутозаваренную кашу. Тот предлагал деньги в отступное, но потом, когда троицасварщиков потянулась к его пазухе, в которой лежал кошель, желая забрать все,начал драться и какое-то время споро махал кулаками, но один против троих не выстоял,был крепко побит, обобран до нитки (благодарение Богу, рясу не сняли да несорвали мешочек со святыми мощами, висевший в мешочке на шее молодого монаха!)и выкинут за порог избы. Однако на этом драчуны не успокоились и, вооружасьоглоблями, долго еще гнали бегущих монахов по озимому полю, выкрикивая словесапоносные. Варлаам с Григорием были слишком заняты спасением живота своего,чтобы не то что отвечать ударом на удар, но хотя бы просто отругиваться.
Потом насилу отдышались и сочли свои потери. Вышло,что лишились всех припасов и денег. Варлаам не мог успокоиться, все тешилдиавола извивами словесными, ну а брат Григорий отчего-то хохотал, то и делоповторяя: «Ох, знали б они, кого отмутузили, кого с теткой Дубиной подружили…Ох, знали бы!» Слова эти остались Варлааму непонятными, да он в них особо и невдумывался. Было о чем побеспокоиться и без того.
Как дальше идти? Чем питаться? Святым духом?
Брат Григорий, потирая ушибленные бока,пораскинул мозгами и сказал, что придется им либо попрошайничать, либозарабатывать себе на жизнь, нанимаясь на работы в панских имениях, которые всечаще начали попадаться на пути по Украйне. Брат Варлаам готов был лучше проситьмилостыню, но Григорий возроптал: зазорно-де попрошайничать! – и такрассердился, что спутники едва не разругались насмерть – впервые за всю дорогу.Нравом оба были как порох: быстро вспыхивали, но так же скоро и остывали.
– Здесь, в Южной Руси, небосьправославных не больно жалуют, – справедливо подметил Григорий. –Здесь униаты да католики кругом, так что не больно жди, что в твою торбу кускипосыплются. Придется потрудиться, чтобы с голоду не помереть.
– Кто ж нас наймет – в иночьей-тоодежде? – не менее справедливо возразил Варлаам. – И много ли мы стобой наработаем? Я человек книжный, ученый, к грубому труду не приучен.
– Зато я приучен, – успокоил егоГригорий. – Покуда в монастырь не пришел, в добрых людях жил, у них многочему научился, да и в обители на конюшне не в сене спал. Не бойся, и сампрокормлюсь, и тебя прокормлю, а ты пойдешь ко мне в помощники. Но что касаемоиночьей одежды, тут ты прав. А потому нам надо исхитриться платьишко раздобыть.
Прибарахлились они прямым разбоем: на первомже постоялом дворе обобрали двух перепившихся до беспамятства мужиков,переоделись – и ушли тайно, оставив только свои рясы в уплату за стол и кров.Невесть почему, Варлаама это событие привело в отменное расположение духа,Григорий же огорчился. Когда уходили в предрассветную мглу, все оглядывался,словно пытался запомнить расположение деревни и избы на ее окраине, всебормотал что-то себе под нос.
Варлаам прислушался – и не поверил ушам!
– Я вам все верну, – бормоталГригорий. – Даю вам в том мое царское слово!
«Спятил! – решил Варлаам. – Не иначеему мозги в той драке отшибли! Эх, вот незадача! Молодой, крепкий, здоровый, аумом тронулся…»
С тех пор он поглядывал на молодого своеготоварища не без опаски, однако ничего такого безумного больше в его поведениине подмечал.