Небо в алмазах - Анатолий Галкин

– Ты, Малыш, не в помощь идешь к Аркадию. Он тупица, а ты, хоть и бывший, но капитан. Значит ты старший… Пять дней вам даю на все. Найти актрису и любыми методами заставить подписать документы. Я столько в эту квартиру вложил, что заднего пути уже нет… Вся ответственность на тебе, Аркадий. Малыш, он – охранник. Ему бы только зубы дробить и взятки сшибать…

Сразу после выхода из офиса в соседнем скверике компаньоны провели первое совещание.

– Послушайте, Малыш. Я так и не понял, кто из нас главный?

– Ты, Аркаша.

– Но Чуркин сказал, что вы капитан, старший по званию и все такое…

– Значит я главный.

– Но Чуркин еще сказал, что вся ответственность на мне.

– Значит ты главный… Не волнуйся, Аркаша. Это у нашего шефа манера такая. Он хочет нас обоих поиметь. Чуркин – барин. И любит, чтоб вокруг были виноватые холопы, которых можно за чубы оттаскать. Он при этом в экстаз входит… А еще он не верит, что мы актрисулю найдем.

– Но мы ее найдем?

– Не таких находили… Вот что, Аркадий, ты на машине?

– Естественно.

– Едем в театр и начнем первые допросы. Работаем на пару – ты добрый следователь, а я злой.

– Поясните, Малыш, что мне делать конкретно.

– Не выкать мне и не называть на людях Малышом. Ты мне приятное сделай, обращайся просто: «Товарищ майор».

* * *

Верочке попалась деревня со смешным названием Раково. Смех был в том, что, по словам рыжего местного риэлтора, раньше, при царизме это было село под названием Дураково. Большевики убрали две первые буквы, и народ стал разбегаться. Постепенно, прямо как раки начали пятиться и расползаться из этой глуши.

Именно эта деревня была выбрана не из-за хитрого названия. Рыжий парень сообщил Вере, Что изба в Раково сдается со всем скарбом. Все вещи были не в идеальном состоянии, но они были. Все, от иконы, мебели и посуды до лампочки и пачки старых газет.

Но и не это самое главное. Рыжий сказал, что в соседнем доме недавно поселилась москвичка с грустными глазами:

– Вот вы актриса. На Арбате живете. И все у вас должно быть в порядке. А она в такую передрягу попала: квартиру жулики отняли, с работы выгнали и еще муж ушел к другой…

Верочка сразу поняла, что в Раково у нее будет настоящая подруга по несчастью. Даже по трем…

Так оно и случилось. У Наташи Горенко были действительно большие и грустные глаза. Но не всегда.

Пока они суетились, устраивая Верочку, взгляд у Наташи был заботливый и грустный. Когда за ужином она коротко сообщила о своих бедах, то глаза стали взволнованными, колючими, но все равно грустными. И даже одинокая слеза покатилась по щеке.

Но поздним вечером растопилась банька и они азартно вениками сметали с распаренных тел все далекие московские заморочки. И все смыли… Глаза у Наташи стали игривые, томные и уж совсем не грустные. Она в медленном танце кругами прошлась по просторной баньке и засмеялась:

– Да гори оно все синим пламенем… Ты посмотри на нас, Верунчик. Хороши бабы? В самом соку! И что, не сможем мы себе жизнь устроить? Да вся Москва у наших ног будет. Вот только отдохнем немного, перезимуем здесь и по весне – в столицу… А давай сейчас сбегаем на Оку. Прямо вот так, как русалки.

– Светло еще.

– А кто увидит? Здесь из аборигенов один дед и две старухи. Они за забор носа не кажут. У них на троих всего пять зубов… Побежали!

И Наташа выскочила из бани, уверенная, что Верочка последует за ней. А у той просто не было другого выхода…

До Оки было всего метров двести. Сначала по тропинке вдоль покосившихся заборов и безлюдных домов. Потом с обрывчика вниз и по заливному лугу к прибрежным камышам.

Догнать Наталью так и не удалось. Она бежала свободно и красиво. А Вера чувствовала, что стесняется, что старается пригнуться, сгорбиться. И руками она не размахивала, а прикрывала ими все что можно…

* * *

До начала спектакля оставались минуты, но в кассе аншлага не было. Билеты продавались, и даже можно было выбрать.

Малыш взял два самых дешевых. Смотреть на режиссерский шедевр Семена Турищева они не собирались. Им был нужен он сам…

Семен Маркович хорошо понимал, что сегодняшняя пьеска идет на публике уже в двадцатый раз и ничего изменить нельзя. Артисты видят, что с каждым разом народа в зале не прибавляется, а потому не стоит выкладываться… Все это он знал, но по инерции перед открытием занавеса разыгрывал творческий экстаз. Он собрал почти всех исполнителей и рассыпал упреки за вялость отсутствие полета души.

Малыш ввалился в кабинет со вторым звонком. Аркадий тоже был при нем, но где-то сзади, робко выглядывая из-за плеча.

Бывший опер протиснулся в центр, вытащил красную книжицу, помахал ею и заорал:

– Спокойно, граждане. Уголовный розыск. Всем, кроме гражданина режиссера, покинуть помещение… Быстренько все вон! Вам на сцену пора. И пока будете там лицедействовать, подумайте, куда вы дели актрису Заботину…

Артисты послушно потащились на выход. Тем более что подоспел третий звонок, и главным героям пора было входить в образ.

Семен Маркович на минуту оцепенел. У него, как и у любого нормального человека было много грехов, но этот громила из уголовки намекнул, что дело связано со стервой Заботиной. Если она заявила об изнасиловании, то дудки! Он ничегошеньки сделать не успел, да еще получил за это в глаз… Но если она самоубилась и записку против него оставила…

Режиссер покрылся холодным потом. Он понимал, что сейчас не то время, и Верка не кисейная барышня, но голову корежила мысль о записке со словами: «… в смерти моей прошу винить Семена…»

Первый вопрос громилы только подтвердил его опасения:

– Когда вы в последний раз общались с Заботиной?

– Я с ней не общался. Я только намекнул ей на возможность общения… А почему вы у нее об этом не спросите? Где она?

– Вопросы здесь задаю я! Вы ее обидели?

– Ни в коем случае! Это она мне глаз подбила. Вот тут, посмотрите, сквозь грим синяк светится. Я совершенно не виноват.

– Вину не я определяю, а суд… Если быстро найдем Заботину, то суда можно избежать. У кого она может скрываться?

– Я не знаю, товарищ…

– Майор! Майор Колпаков… А кто может знать о ее личной жизни? Кто ее подруги?

– Это театр, товарищ майор. Здесь подруг не бывает. Они все соперницы.

– А приятельница какая-нибудь. Не из актрис, а так.

– Есть! Гримерша наша. Оксана, не помню фамилию…

Семен Маркович даже подпрыгнул от радости, как будто мысль о тихой одинокой гримерше решала все проблемы. Вот сейчас этот грозный грузный майор возьмется за Оксану и отпустит бедного режиссера на все стороны… Телефон в гримерке не отвечал. И тогда на ноги были подняты все, находящиеся в театре. Все, кроме зрителей и играющих актеров… Испуганную гримершу Бабину притащили через две минуты.