На острие проблем - Николай Рыжков

Мы знаем, в 2008 году, когда лопнул финансовый мыльный пузырь, – он лопнул потому, что в течение долгого времени вместо того, чтобы развивать реальную экономику, «надували» финансовый рынок. То есть и на Западе такое отношение себя не оправдало.

Многие ведущие предприятия страны были уничтожены. Возьмите мой родной «Уралмаш». При мне на головном заводе работало 43 тысячи человек. Когда я уезжал, в целом в объединении трудилось 52 тысячи. Сегодня завода нет. Каха Бендукидзе по образованию биолог, никакого отношения к машиностроению не имевший, там такого натворил! Завод – это единый организм: голова, кровеносные сосуды, руки, ноги, мозг. Он все расчленил, конструкторов передал в Череповец, металлургическое производство закрыли… От завода практически ничего не осталось. Только ордена. Я считаю это недопустимым. «Уралмаш» был флагманом нашей тяжелой промышленности, придет время, все равно он будет возрождаться. Но сколько потребуется сил! А ведь там были кадры, были традиции, опыт – все было.

И если бы только один «Уралмаш»! К сожалению, таких примеров много. Промышленностью толком никто не занимался. Когда господин Чубайс объявил приватизацию, то, конечно, стали хватать самые жирные куски. И не потому, что собирались поднять производство, выпускать продукцию. Основная цель была купить, а потом перепродать. Не получалось перепродать завод – продавали станки, снимали с фундамента, резали.

Я считаю, что было совершено серьезнейшее преступление перед промышленностью. И оно дорого обойдется. Рано или поздно мы будем все восстанавливать, потому что страна не может жить без промышленности.

– Оправдана ли ставка на военно-промышленный комплекс как на «локомотив» экономики? Ведь есть мнение, что даже Советский Союз, с его гораздо более мощным потенциалом, не выдержал гонку вооружений.

– В советское время военно-промышленный комплекс был главной мобилизующей силой промышленности. Там были самые лучшие кадры, самые лучшие технологии, самая лучшая наука. Мы прекрасно знаем наших оружейников: и Петрова, и Грабина, и Шпагина, и Дегтярева, знаем Курчатова, Королева. Это те люди, которые создали мощь нашего государства.

Одно из наших упущений – надо было передать опыт военно-промышленного комплекса, технологии, организацию на гражданское производство. К сожалению, плановая система не позволяла более творчески брать какие-то наработки с одного завода и переносить на другой завод. Мы надеялись, что, когда начнутся рыночные отношения, конкуренция заставит искать новые решения. Но, к сожалению, мы ошиблись, ничего подобного сегодня тоже нет.

Удар в 1990-х годах по военно-промышленному комплексу был очень сильный. Я считаю, что это был сознательный удар. Кому – Америке надо, чтобы у нас был сильный ВПК? Или Европе? Они что, будут ничего не делать, смотреть и даже помогать? Им не нужен был наш ВПК, и ясно, что им надо было в первую очередь уничтожить его.

Мы знаем, что наши зарубежные «доброжелатели» в первую очередь бьют не по отраслям типа легкой промышленности, а именно по таким принципиальным вещам.

Вот как получилось: мы – необъятная страна, где нет нормальных дорог, и, может, еще через сто лет не будет, на Крайнем Севере и т. д. Раньше летали на самолетах, это был основной вид транспорта. А сегодня этот транспорт на 65 % не наш – мы покупаем подержанные «боинги» и «аэробусы», 95 % пассажиров перевозим иностранной авиацией. Своих самолетов выпускаются единицы. Вы посмотрите, «Суперджет», который сейчас начал летать, – сколько лет мы его делали? Лет десять?

Сегодня у ВПК, на мой взгляд, появилось второе дыхание. Мы знаем, что многие предприятия военно-промышленного комплекса, которые несколько лет назад просто погибали, сейчас работают, у них имеются заказы. Там обновляются технологии, формируются кадры. Видимо, высшее руководство сделало вывод, что дальнейшее ослабление обороноспособности – речь не только о состоянии ВПК, но и об управлении, мы знаем деяния бывшего министра Сердюкова и его команды – приведет к потере политической независимости.

Надо приветствовать это второе дыхание. Речь идет не только об обороне, а о нашем экономическом потенциале.

Я не могу согласиться с утверждением, что мы, мол, проиграли по вооружениям, – ничего мы не проигрывали. Благодаря тому, что есть ядерное вооружение, мы 70 лет живем без войны. Если говорить откровенно, гонка вооружений нужна была Западу. Разве можно считать нормальным, что не прошло и года после Великой Отечественной войны, как в Фултоне Черчилль объявил холодную войну? Зачем это было сделано? Что, эти люди не понимали, что Советский Союз не в состоянии думать о третьей мировой войне, что страна лежит в руинах, что мы потеряли 27 миллионов трудоспособного населения? И тем не менее началась холодная война. Зачем? Чтобы нас вымотать, измотать нашу экономику, чтобы мы в максимальной степени направляли свои усилия на создание вооружений, военно-промышленного комплекса. Раз усилия направляются туда, то в гражданском производстве, в социальной сфере мы теряем – по принципу сообщающихся сосудов. А им как раз это и нужно было. Пусть мы делаем танки, зато не хватит сил на дороги, на жилье. Это была огромнейшая целенаправленная работа, которая с 1945 года по 1980-е годы велась. Лет 30–40 нас мотали. И все эти годы мы вынуждены были держать руку на пульсе ВПК.

– Способны ли дать стимул экономике мегапроекты, такие, как Сколково, прошедшая Олимпиада в Сочи, строительство Керченского моста?

– Если говорить о мегапроектах, у меня есть личное мнение. В свое время, несколько десятков лет назад, Китай создавал особые экономические зоны. Их назначение было – стать инкубаторами тех идей и решений, которые необходимы для всей страны. Учитывая высокую организацию китайского общества, эти проекты сыграли на развитие экономики. Были и у нас попытки сделать особые экономические зоны, но, по-моему, из этого практически ничего не получилось, как правило, это были коррумпированные территории, где прятались от налогов, где были всевозможные ухищрения. Эти зоны не стали генераторами новых идей, технических и организационных решений нашей промышленности. Поэтому надеяться, что появятся специальные города, территории, которые покажут, как надо работать, – думаю, бессмысленно. У нас было огромнейшее количество институтов, особенно в сфере ВПК. Ведь надо было не разрушать их, не выгонять кадры, чтобы они с клетчатыми сумками ездили в тот же Китай зарабатывать на кусок хлеба. Надо было сохранить этот потенциал, который был движущей силой развития страны. Но мы этот потенциал угробили.

Я не понимаю, почему Сколково должно дать стране больше, чем, допустим, Пущинский научный центр РАН, другие научные центры, которые еще есть. Зачем нам создавать в чистом поле институты, жилье и т. д.? Мне кажется, это не очень продуманное решение. «Давайте создадим инкубатор самых великих свершений, и вся страна пойдет по этому пути, щелкнув каблуками». Я не верю в это дело. Но есть огромное количество других, как их называли раньше, «маяков».

В отношении Керченского моста: я бы не относил этот проект к «маякам» развития экономики. Это социальный проект, геополитический. Если Крым – наш, и туда по другому пути не добраться, значит, надо строить пути, чтобы ходили поезда, автотранспорт, возможно, чтобы обеспечить подачу воды. Мы не можем оставлять проблемы, которые связаны с приобретением Крыма, нерешенными. Когда Крым был в составе Советского Союза, такой мост не был нужен. А сейчас, учитывая ситуацию с Украиной, это вынужденная мера.