Шумное семейство - Кэролайн Андерсон

Что это? Предчувствие? Голод?

Распутница, обругала она себя. Неспроста ее пугает та сила, что притягивает их друг к другу.

Она протерла стол и подала кофе, себе — слабый и с молоком, ему — черный и крепкий. Инь и ян, день и ночь, свет и тень.

Он приподнялся, пригубил кофе; она опустилась на другой диванчик и судорожно вцепилась в кружку.

— Ужин был превосходный, — услышала она свой голос в напряженной тишине. — Спасибо.

— На здоровье. Спасибо, что посидела с Никой.

Она через силу засмеялась.

— Ты мог отвести ее в детский сад, сэкономил бы целое состояние.

— Тогда не было бы и вполовину так хорошо и весело.

— Это верно. — Рука ее дрогнула, кофе пролился, и она поморщилась. — Черт, — буркнула она и встала за тряпкой одновременно с Джеком. Она протянула руку и случайно ткнула ему в ребра; он поморщился. — Извини! — воскликнула она. — Там как раз царапина?

Криво криво усмехнулся.

— Точное попадание. Ничего страшного.

— Дай посмотрю. — Молли выдернула его рубашку из брюк и задрала ее.

Кожа была содрана, и по телу тянулась широкая царапина длиной с ее руку. Рана выглядела глубокой, и Молли, не раздумывая, наклонилась и приложилась к ней губами.

Он замер, и она отпрянула.

— Извини, — пробормотала она. — Я не подумала. Просто привычка, я всегда так делаю с детьми.

Его глаза смеялись.

— У меня все болит, — нежно сказал Джек, — целуй меня лучше, Молли.

Сдержаться она не могла — со сдавленным вздохом она отдалась в его руки, стараясь не задевать рану. Он осторожно держал ее в объятиях, его губы скользнули по ее губам, сбежали на нежную кожу шеи, проверили пульс, бьющийся под подбородком как птица в клетке. Язык ласкал ее, вызывая дрожь во всем теле, и из позабытого уголка сердца вырвался слабый стон желания.

— Молли, — простонал он, и его дыхание обожгло ей шею, и губы, на этот раз требовательные, опять нашли ее губы, и язык пронзил их. Она дала ему то, чего он хотел, ее руки скользнули вверх и обхватили его голову, пальцы вплелись в мягкие, шелковистые волосы.

От него пахло кофе и мятной жвачкой, рот его был искусный и порочный, он вызывал в ней желание, с которым она, казалось, давно простилась. Молли прогнулась, его руки скользнули по ее телу, накрыли холмики грудей, и он со сдавленным стоном оборвал поцелуй.

— Я хочу тебя. — Его горячее дыхание касалось ее рта, грудь вздымалась от сдерживаемой страсти. — Останови меня, Молли, — взмолился он. — Это безумие.

— Нет, — прошептала она и снова притянула к себе его голову; губы стыли без его губ. — Люби меня, Джек. Пожалуйста.

Он застонал и отпрянул.

— Нет, Молли. Мы не можем.

— Пожалуйста…

— Молли, ты забеременеешь.

Это отрезвило ее, как ничто другое.

— О Господи, — содрогнулась она; ноги подкосились, и она плюхнулась на диван.

Он сел рядом, одной рукой обнял ее за плечи, другой сжал обе ее руки.

— Все о'кей, — буркнул он.

Она чувствовала, что ресницы слиплись от слез, и зажмурилась.

— Извини, — прошептала она. — Господи, что ты должен обо мне думать!

Он прижал ее к груди.

— Перестань, Молли. Я безумно хочу тебя. В этом нет ничего плохого. Просто мы не должны этого допустить.

— Но я хочу, — причитала она, уткнувшись лицом в его плечо.

Голос его был очень нежен.

— Я понимаю, — вздохнул он. — Поверь мне, я все понимаю.

Он высвободился, встал, вышел на кухню и включил чайник.

— Думаю, нам нужно выпить кофе.

Она тупо сидела, ошеломленная силой вызванного им желания. Никогда в жизни у нее не было ничего подобного!

— Прошу.

Он поставил перед ней свежий кофе, безопасности ради пересел на другой диванчик и поглядывал на нее поверх кружки с дымящимся кофе, дожидаясь, когда она придет в себя.

— Извини, — наконец сказала она. — Я круглая дура.

— Нет. Ты одинокая, и я тоже. А еще ты очень, очень красивая…

— О, Джек, не говори глупостей.

— Красивая. Даже если муж никогда тебе этого не говорил.

Она вгляделась в его глаза и поверила, впервые в жизни действительно почувствовала, что она красива.

— Спасибо, — прошептала она, и слезы покатились по щекам.

— О Боже, Молли, не плачь, ты меня доконаешь, — простонал он. — И без того тяжко.

— Извини. Никто еще… о черт.

Молли шмыгнула носом, вытерла его тыльной стороной руки, потом взяла кружку с кофе и заставила себя выпить.

Поставив пустую кружку, она посмотрела на часы.

— Почти одиннадцать.

— Я знаю. Нам пора идти.

Она встала, взяла ключи и сумку, надела жакет — ночная прохлада давала о себе знать. Возле двери обернулась.

— Джек, спасибо за этот вечер. За все. Он сгреб ее в объятия.

— Не благодари меня. Ты сама не знаешь, как много мне сегодня дала. Дай мне еще чуть-чуть тебя подержать.

Она положила голову ему на грудь, прислушиваясь к биению сердца и легкому дыханию. Хорошо, когда тебя обнимают; хорошо, если это человек, которому можно доверять, на которого можно положиться — хотя бы сейчас, в эту минуту.

Джек легонько поцеловал ее в макушку, в последний раз сжал в объятиях и мягко отпустил.

— Пойдем посмотрим, какой они устроили тарарам, — сказал он и открыл дверь.

Остаток недели прошел в приступе активности и организованного беспорядка. Дети беспрерывно занимались спортом, кидались с одного места сбора на другое, и контакты Молли с Джеком сводились к коротким приветствиям.

Он больше не просил ее посидеть с Никой, и она не предлагала. Ей не хотелось, чтобы это выглядело так, будто она напрашивается опять в ресторан. Оба все время куда-то спешили, не оставляя себе времени побыть наедине и не позволяя себе подвергать испытанию силу воли перед лицом вспыхнувшей страсти.

Вот и хорошо, думала Молли, полагая при этом, что ее сила воли не прочнее мокрой туалетной бумаги.

В последнее утро, когда они уже все сложили и отнесли в машину и она уже издали помахала Джеку, который ходил туда-сюда, загружая багажник, Касси вдруг сказала:

— Можно мы пойдем с ними попрощаться? Пожалуйста, мамуля, ведь мы теперь их сто лет не увидим!

— Да, мы должны обменяться адресами и телефонами, — вставил Филип. — Том по выходным дням ходит в прикольный клуб, я хочу про него разузнать.