Заговор мерлина - Диана Уинн Джонс

— Типа того, — кивнул Арнольд. — Ну, живо!

И я побежал дальше, тряся солонкой и спотыкаясь, оттого что все время приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на эту чертову линию, мимо Чика, который стоял с мечом, как статуя, мимо солдат, расставленных через каждые пятьдесят футов, — я был слишком поглощен своим занятием, чтобы обращать на них внимание, — мимо Пьера, тоже застывшего На манер истукана. Когда я поравнялся с Пьером, откуда-то снаружи донеслись рев летательного аппарата и приветственные вопли. Пьер бросил в мою сторону гневный, нетерпеливый взгляд. Очевидно, этот их принц уже практически приземлился. Я рванул дальше быстрее прежнего, яростно тряся солонкой, — теперь я уже более или менее приноровился. Но все равно мне показалось, что миновала целая вечность, прежде чем я добрался до Дэйва, и еще одна вечность, прежде чем я снова вернулся к Арнольду. К тому времени приветственные крики снаружи уже гремели как гром.

— Едва успел! — сказал Арнольд. Он к тому времени тоже был с мечом и стоял как статуя, с отсутствующим видом. — Замкни соляную черту у меня за спиной, потом положи солонку обратно в сумку и отправляйся в дозор.

— Э-э… — промямлил я. — Боюсь, я не в курсе…

— Да чему тебя вообще учили в этой вашей академии? — взревел Арнольд. — Я подам жалобу!

Потом он вроде как взял себя в руки и принялся объяснять — таким тоном, как вы объясняли бы полному идиоту, что при пожаре нужно позвонить «01»:

— Выбери себе подходящую позицию, войди в легкий транс, выйди в иное место, возьми свое тотемное животное и отправляйся вместе с ним в дозор. Если заметишь что-нибудь необычное — что угодно, понял? — придешь и сообщишь мне. Приступай!

— Понял, — сказал я. — Спасибо.

Я бросил солонку в сумку и побрел прочь. «Ну и что теперь?» — думал я. Для меня было совершенно очевидно, что действия, которые мы совершали в такой спешке, предназначались для того, чтобы обвести французский крикетный стадион кольцом магической защиты. Но эта магия показалась мне довольно скучной, безликой и бездушной. Я не понимал, как это все может работать, однако, по всей видимости, здесь это всех устраивало — и принца, и остальных. Самое обидное заключалось в том, что мне-то как раз до смерти хотелось учиться магии. Я отчасти затем так и старался проникнуть в иные миры, чтобы воплотить свою мечту, чтобы стать настоящим волшебником, постичь магию и научиться использовать ее. А в этом сне магия казалась сплошной скукой. Да еще и бесполезной, по всей вероятности.

«Домечтался!» — думал я, бредя по коридору под трибунами. Поскольку я понятия не имел, как сделать то, что поручил мне Арнольд, единственное, что я мог, — это держаться так, чтобы не попадаться на глаза ни ему, ни Чику, который стоял за поворотом, на востоке. Я миновал первого из солдат, стоявших на страже, и, как только он скрылся за поворотом, просто сел на пол, прислонившись спиной к бетонной стенке.

Место было довольно унылое, наполненное зловещим, скрипящим на зубах эхом и зловещим, скрипящим на зубах запахом бетона. Кроме того, периодически здесь мочились — это тоже радости не добавляло. Было сыро. Я весь вспотел после этой пробежки, и меня тут же затрясло от холода. Но, по крайней мере, тут было сравнительно светло. Под потолком висели оранжевые трубчатые лампы, а в бетонной стене были отверстия. Отверстия находились под самым потолком и были заделаны решетками, однако они все же впускали внутрь косые лучи яркого утреннего солнца, которые рассекали скрипящий на зубах воздух на ровные белые ломти.

«И посмотреть-то тут не на что, кроме как на соляную черту», — подумал я. Ну что ж, мне хоть лучше, чем Арнольду и прочим. Не приходится стоять и пялиться на меч. И я только теперь задумался о том, сколько ж нам тут торчать. Все время, что принц будет играть в матче? Да ведь крикетные матчи могут тянуться целыми днями! «И что самое обидное в этом сне, — подумал я, когда где-то над головой послышались аплодисменты, — что самого этого принца, из-за которого столько шума, я и в глаза не видел!»

Наверное, я все-таки уснул. В конце концов, это логично. Я отправился в путь перед ужином, прибыл на место на рассвете и совершил долгий перелет на юг Франции, а потом еще три раза обежал вокруг стадиона.

Но это совсем не было похоже на сон. Мне казалось, будто я встал, при этом оставшись сидеть на месте, и пошел вперед по заманчивой синеватой тенистой тропке, которую только что заметил. Тропка вела вверх и как бы в сторону от бетонного коридора, прочь от вони и сырости, в прохладный шелестящий лес. Я испытал такое облегчение, что даже об усталости забыл. Я потягивался и принюхивался к прохладным лесным запахам — пахло сосной; резким клейким ароматом тянуло от высоких, с меня ростом, папоротников; пахло корой, листвой и какими-то кустарниками — почти как благовонием, — и я шел все дальше и дальше, забираясь в глубь чащи, вверх по склону холма.

В душистых кустах передо мной что-то зашуршало. Потом заколыхались папоротники.

Я остановился. Я застыл совершенно неподвижно. Я чувствовал, как колотится у меня сердце. Что-то явно двигалось в мою сторону. И все же, когда оно появилось, я не был к этому готов.

Папоротники раздвинулись, оттуда выскользнула гладкая черная голова и уставилась на меня огромными желтыми глазами. На миг — один-единственный миг — я очутился нос к носу с громадной черной пантерой.

А потом я очутился на дереве — на самом высоком дереве, которое оказалось поблизости.

Все, что было между этими двумя мгновениями, осталось пятном слепого ужаса. Если подумать — если хорошенько подумать, — зверь вроде бы сказал мне: «А, привет!» — на своем, пантерьем языке, без слов. И я почти наверняка заорал. Еще я помню — смутно, — что с невероятной скоростью огляделся вокруг, выбрал самое подходящее дерево и стремительно вскарабкался на него, повизгивая на каждом выдохе. Я даже помню, как взвыл: «Уй-я!», когда сорвал ноготь о кору.

А потом все прекратилось, и я обнаружил, что сижу верхом на ветке и весь трясусь, а пантера лезет следом за мной.

— Вот черт! — сказал я. — Совсем забыл, что пантеры умеют лазить по деревьям.

«Естественно, умеем, — откликнулась пантера. Она удобно устроилась на ветке напротив меня, свесив огромную лапу и помахивая хвостом. — А что мы тут делаем? — осведомилась она. — Охотимся?»

Зверь, несомненно, обращался ко мне. «Нет, — подумал я, — все-таки это сон». Поэтому я сдался и ответил:

— Нет. Мне полагается стоять на страже, на случай, если что-нибудь сверхъестественное вздумает напасть на принца.

Зверь зевнул. Выглядело это так, как будто голова у него разломилась пополам и открылась ярко-розовая пасть, окаймленная длинными острыми клыками. «Скукотища, — сказала пантера. — А я-то думаю — вдруг ты решишь поохотиться?»

— Ну давай, только попозже, — согласился я. У меня все еще руки тряслись от ужаса.

— Вообще-то я согласен, стоять на страже ужасно скучно, — сказал я, надеясь, что зверюга уйдет. — Возможно, мне придется пробыть тут несколько часов.