Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

Все это Луну ничуть не удивляло. Изорванные, поношенные, одежды Хамфри Тейлора отличались предельной простотой ткани, расцветки и кроя – явный протест против тщеславной пышности королевского двора. Сие обстоятельство указывало на его убеждения столь же ясно, сколь и истовость взгляда.

Хотелось бы Луне вынуть из его рта кляп и расспросить самой… Но, если бы даже удалось обманом напоить его вином дивных и тем удержать от набожных речей, зачем обрекать человека на пожизненные муки, на неизбывную тоску по утраченному волшебному царству?

Хотя нет. Тосковать этакий малый не станет. Скорее, лишит себя жизни, приняв на душу меньший грех, дабы избежать большего, а то и отыщет способ умереть смертью мученика в попытке уничтожить ее двор.

Тем более, одну попытку он уже совершил.

– Так ты говоришь, он пытался поджечь нашу ольху, – сказала она, огибая пленника кругом, да так близко, что едва не задела его юбками.

Явно недовольный тем, что королева подошла к смертному вплотную, Пригурд переступил с ноги на ногу, однако препятствовать ей не стал.

– А как же он узнал о ней? Понимал ли он, что хочет сжечь?

Гипли вернул духу бумагу и согнал его с плеча.

– По меньшей мере, он знает, что ольха как-то связана с дивными. Что ему известно еще, с уверенностью сказать не могу. Но он узнал об этом из сновидений.

– Из сновидений? – Луна остановилась, как вкопанная. – Кем насланы?

Смертный глава тайной службы виновато пожал плечами.

– Что у человека в голове – за тем, к великому сожалению, не уследить. Но я порасспросил соседей – семьи в Лондоне у него нет – и выяснил, что его сны начались зимой, после визита какого-то шотландского пресвитерианина.

– Настоящего?

– Чтобы ответить, нужно найти этого шотландца, – сказал Гипли. – Но Тейлор твердо уверен, что да.

Луна ущипнула себя за переносицу, но тут же поспешила опустить руку. Был этот пресвитерианин укрытым чарами дивным, или нет, его след вел в Шотландию – то есть, ко двору Никневен, Гир-Карлин Файфской.

Протестовать, убеждать Никневен, что ее ненависть направлена не на ту цель, не имело смысла. Да, в интригах, погубивших смертную королеву скоттов полвека назад, Луна участия не принимала, но это не значило ровным счетом ничего: главное – к казни Марии Стюарт приложил руку Халцедоновый двор. Большинство шотландских дивных об этом забыли (дела человеческие стираются из памяти быстро), однако Никневен лелеяла вражду до сих пор.

Правда, до последнего времени вражда Гир-Карлин была не столь откровенной. Довольно многочисленная партия при дворе Луны, поощряемая агентами и союзниками Никневен, полагала дивных выше смертных. Люди для них были, в лучшем случае, игрушками, в худшем же – ослабляли, оскверняли дивных, из-за чего те и выродились, утратили величие былых времен, столь давних, что ныне никто их толком не помнил. Сотрудничество со смертными – согласие, за которое ратовала Луна – по их мнению, шло дивным только во вред.

А Халцедоновый Чертог был орудием этого сотрудничества, убежищем, позволявшим смертным и дивным сосуществовать. Похоже, Никневен, утратив терпение, решила ускорить ход событий и нанести прямой удар.

Пусть Тейлор и остановлен, успокаиваться было рано. Очнувшись от раздумий, Луна вновь обратилась к Гипли:

– Что он говорил соседям?

Глава тайной службы мигом уловил суть вопроса.

– Соседи считают его помешанным. Возможно, воспаление мозга… хотя человек, снимающий жилье с ним на паях, думает, что все это – какой-то завуалированный протест против разложения двора. Справлялся, не агент ли я Тайного Совета. Думаю, в надежде на награду.

Тогда Халцедоновому Двору больше ничто не грозило – до поры. В те времена, когда смертные появлялись в Халцедоновом Чертоге лишь в качестве ручных зверушек или пешек в руках придворных, а после их вышвыривали, точно сломанных кукол, хранить тайну было куда как проще. Теперь, на волне пуританской веры, придется блюсти сугубую осторожность. Если хоть кто-нибудь – хоть кто-нибудь враждебный – поверит, что в недрах Лондона обитают дивные…

– Выследи этого шотландца, – велела Луна. – Имя тебе известно? Узнай, кем он послан – одной из шотландских сил, или другими, действующими через вторые руки.

После неких запутанных дел прошлого французский Двор Лилий уж точно не питал к Луне ни малейшей любви. Между тем, связи французов с шотландцами до сих пор сохраняли такую прочность, что первые вполне могли счесть вторых подходящим прикрытием для собственных замыслов.

Внезапно Тейлор вскочил на ноги и рванулся к лестнице, ведущей в таверну наверху. Прежде, чем кто-либо успел шевельнуться, дух метнулся ему наперерез. Подножка – и пленный с разбегу рухнул на земляной пол. Пригурд вновь швырнул беглеца на колени и опустил на его плечо тяжелую руку. Гипли проследовал к лестнице – взглянуть, не привлек ли шум нежеланного внимания, и, обнаружив, что все спокойно, вновь повернулся к Луне.

– Как вам угодно поступить с ним, государыня?

Хамфри Тейлор знал об одном из входов в Халцедоновый Чертог. Располагающего сими сведениями, его нельзя было отпустить назад, в свой приход, а уж тем более – позволить ему связаться с теми, кто дергал его за ниточки. Даже если помутить его память, риск все равно остается велик: слишком он тверд в вере.

– Он – в воле лорда Энтони, – напомнила Луна Гипли (все, относившееся к смертным, требовало согласия Принца). – Можешь сказать ему, что мы рекомендуем оставить где-нибудь на видном месте куклу, зачарованную так, чтоб ее приняли за мертвое тело и погребли. Ну, а самого человека…

Луна бросила взгляд на Хамфри Тейлора. Глаза его пылали все той же жгучей ненавистью. Проще всего было бы прикончить его. Да, проще… но не правильнее. Халцедоновый Двор более так не поступал. Однако уготованное ему Луной вполне могло закончиться точно тем же.

– Помести его на корабль, отправляющийся в колонии, – велела она. – Пусть строит себе новую жизнь там, где ничем не сможет нам угрожать.

Ратуша, Лондон, 14 апреля 1640 г.

Невзирая на боль в голове и изжогу в желудке – память о вчерашнем празднестве – Энтони от души улыбнулся закопченному фасаду Лондонской Ратуши. Вчера у него был за ужином Соам и другие друзья, и все они пили за открытие четвертого парламента, созванного королем Карлом. Правда, дело, вопреки ожиданиям Энтони, изрядно затянулось, но вот Палата лордов и Палата общин, наконец, вновь встретились в залах Вестминстерского дворца.

Мало этого, Палата общин заседала там прямо сейчас, и Энтони очень жалел о своем отсутствии. Уговорившись с Луной добиться одного из четырех мест, отведенных представителям Лондона, он и не сознавал, сколько все это займет времени. Сколь глупый недосмотр с его стороны! Теперь он не на шутку опасался совершенно выбиться из сил, жонглируя делами городского управления и обязанностями парламентария, и в то же время стараясь блюсти свои торговые интересы.